* * *
Салех даже не помышлял о такой возможности. Он видел страдания других и даже причинял их сам, когда был одним из сотрудников службы безопасности своей страны, но не такие мучительные. Ему казалось, что теперь он расплачивается за каждое прегрешение, совершенное в течение жизни, только за все одновременно. Страшная боль непрерывно пронзала все его тело. Салех был сильным мужчиной, физически крепким и умел переносить боль. Но не такую. Сейчас страдала каждая его клетка, и когда он чуть поворачивался в надежде уменьшить нестерпимую боль, добивался лишь того, что боль перемещалась. Страдания были такими невыносимыми, что даже заглушили страх, который должен был сопровождать их.
Но страх не покидал врача. Иан Макгрегор был в защитном костюме хирурга с маской на лице и в перчатках. Только предельная сосредоточенность позволяла ему сдерживать дрожь в руках. Он только что с особой осторожностью, большей, чем при общении с пациентами, больными СПИДом, взял у больного пробу крови. Два санитара помогали ему при этом, удерживая руку Салеха. Макгрегору ещё не приходилось иметь дело с геморрагической лихорадкой. Эта болезнь была для него всего лишь страницей учебника или статьёй в медицинском журнале «Ланцет». Нечто интересное и отдалённо пугающее, вроде рака, вроде многих африканских заболеваний, но сейчас это происходило перед его глазами.
— Салех? — обратился к мужчине врач.
— … да. — Едва слышное слово, похожее на стон.
— Как ты оказался здесь? Мне нужно знать это, чтобы помочь тебе.
Салех не колебался, не задумывался о соображениях безопасности или сохранения секретов. Он сделал паузу, чтобы вздохнуть и собраться с силами.
— Прилетел из Багдада, — наконец ответил он и добавил:
— На самолёте…
— Тебе приходилось недавно бывать в Африке?
— Нет, никогда. — Пациент едва качнул головой в подтверждение своих слов. Глаза у него были закрыты. Он старался сохранять самообладание и почти справлялся с этим. — Первый раз в Африке.
— У тебя были недавно половые сношения? Скажем, последнюю неделю, — пояснил Макгрегор. Он понимал, что задаёт жестокий вопрос. Теоретически такой болезнью можно заразиться при сексуальном контакте — может быть, от местной проститутки? А вдруг в какой-нибудь другой больнице Хартума произошёл аналогичный случай и его стараются замять..?
Салеху понадобилось несколько мгновений, чтобы понять вопрос. Он снова качнул головой.
— Нет, не было женщины, давно… — Макгрегор прочитал на его лице: и не будет теперь никогда.
— Ты не сдавал за последнее время кровь?
— Нет.
— У тебя были контакты с кем-нибудь, кто куда-то уезжал?
— Нет, только Багдад, только Багдад, я охранник у своего генерала, всё время рядом с ним.
— Спасибо. Сейчас мы дадим тебе лекарство, чтобы снять боль. Сделаем переливание крови и попытаемся снизить температуру, обложив тебя льдом. Я скоро вернусь. — Пациент едва заметно кивнул, и врач вышел из палаты, бережно сжимая руками в перчатках пробирки с кровью. — Проклятье, — выдохнул Макгрегор.
Пока медсёстры и санитары занимались пациентом, Макгрегор взялся за работу. Кровь одной из пробирок он разделил надвое и с величайшей осторожностью упаковал оба образца. Один образец он отправит в институт Пастера в Париж, а другой в Центр инфекционных заболеваний в Атланте. Оба образца будут посланы авиапочтой. Вторую пробирку Макгрегор передал своему старшему лаборанту, опытному и хорошо подготовленному суданцу, и сел за составление факса. Вероятный случай заболевания геморрагической лихорадкой, будет написано в тексте, он укажет также страну, город и больницу, но прежде… Он поднял трубку и позвонил в департамент здравоохранения Судана.
— Здесь? — недоуменно спросил сотрудник департамента. — В Хартуме? Вы уверены? Откуда приехал пациент?
— Уверен, — ответил Макгрегор. — По словам пациента, он приехал из Ирака.
— Из Ирака? Но как эта болезнь может попасть к нам оттуда? Вы провели анализ на соответствующие антитела? — резко бросил чиновник.
— Анализ проводится в данный момент, — сказал шотландец африканскому врачу.
— Сколько времени потребуется для анализа?
— Примерно час.
— Прежде чем уведомлять кого-нибудь, подождите моего приезда, — распорядился чиновник.
Это значило: хочу увидеть сам. Макгрегор закрыл глаза и до боли в руке сжал телефонную трубку. Этот мнимый врач был назначен правительством в департамент здравоохранения потому, что был сыном министра. Его единственным профессиональным достоинством было то, что, сидя обычно в своём комфортабельном кабинете, он не подвергал опасности живых пациентов. Макгрегор всеми силами старался сохранить самообладание. И так по всей Африке. Создавалось впечатление, что правительства африканских стран стремились прежде всего не скомпрометировать себя в глазах иностранных туристов. Но в Судан туристы не приезжали, и единственное, зачем сюда прибывали иностранцы, так это для проведения раскопок в поисках следов жизни первобытного человека на юге страны, недалеко от границы с Эфиопией. Ситуация была одинаковой на всём континенте. Департаменты здравоохранения отрицали все. Именно по этой причине СПИД так широко распространился в Центральной Африке. Они все отрицают и отрицают и будут отрицать до тех пор, пока не вымрет… Сколько? Десять процентов населения? Тридцать? Пятьдесят? Однако все боялись критиковать африканские правительства и засевших в них чиновников, опасаясь обвинений в расизме. Так что лучше молчать… и пусть люди умирают.
— Доктор, — настоятельно произнёс Макгрегор, — я уверен в поставленном диагнозе, и мой профессиональный долг…
— Он подождёт, пока я не приеду к вам, — прозвучал небрежный ответ. Макгрегор знал, что это типичный ответ африканского чиновника и бороться с этим нет смысла. Все равно не одержишь верх. В конце концов правительство Судана в считанные минуты может лишить его визы, и кто тогда будет заботиться о пациентах?
— Хорошо, доктор. Прошу вас приехать поскорее.
— У меня есть кое-какие неотложные дела, а затем я приеду. — Это означало, что может пройти целый день, и даже не один. Оба понимали это. — Вы уже изолировали этого пациента?
— Мы приняли все меры предосторожности, — заверил его Макгрегор.
— Вы отличный врач, Иан. Я знаю, что могу положиться на вас. — Связь прервалась. Макгрегор едва успел положить трубку, как телефон зазвонил снова.
— Доктор, зайдите в палату двадцать четыре, — услышал он голос медсёстры.
Макгрегор вошёл в палату через три минуты. Там лежала Сохайла. Санитар выносил таз. Среди рвотных масс врач увидел кровь. Он знал, что девочка тоже приехала из Ирака. Господи, взмолился про себя Макгрегор.
* * *
— У вас нет оснований чего-либо опасаться.
Целью этих слов было успокоить присутствующих, хотя членам Революционного Совета хотелось бы большего. Иранские имамы говорили, наверно, правду, однако полковники и генералы, сидевшие вокруг стола, были капитанами и майорами во время войны с их страной, а никто не забывает врагов, с которыми воевал на поле боя.
— Нам нужно, чтобы вы взяли в свои руки командование армией Ирака, — продолжал старший из иранских священнослужителей. — В качестве награды за сотрудничество с нами вы сохраните свои звания и должности. Мы требуем лишь одного — чтобы вы дали на Коране клятву верности новому правительству.
Разумеется, этим все не ограничится. За ними будут постоянно следить. Офицеры знали это. Стоит совершить малейшую ошибку, как их ждёт расстрел. Но выбора не было, разве что отказаться принести присягу, и тогда их расстреляют уже сегодня же вечером. Расстрел без суда не был чем-то необычным как в Ираке, так и в Иране, и являлся весьма действенным средством борьбы с диссидентами — настоящими или воображаемыми — в обеих странах.
Справедливость такого решения проблемы зависела от того, на какой стороне вы находитесь. Если вы стоите с винтовкой в руках, это быстрый, эффективный и окончательный способ решения проблемы в свою пользу. Оказавшись под дулами винтовок, вы испытываете внезапный ужас авиакатастрофы, и ваша душа успевает только с ужасом и отчаянием крикнуть: «НЕТ!», прежде чем тело упадёт на землю. Вот только в этом случае у них был выбор. Немедленная смерть сейчас или возможная позже. Старшие офицеры, уцелевшие при чистке, украдкой переглянулись. Командование армией было не в их руках. Личный состав армии — солдаты — были на стороне народа или подчинялись своим ротным командирам. Первые были довольны тем, что впервые за почти десятилетие у них достаточно пищи. А ротные командиры испытывали удовлетворение от того, что перед их страной открывалось новое будущее. Ирак полностью порвал с прежним режимом. Он остался в прошлом, стал всего лишь кошмарным воспоминанием, и никто не хотел его возвращения. Полковники и генералы, сидевшие за столом, могли снова взять в руки командование вооружёнными силами только с помощью своих прежних врагов, которые стояли у торца стола с безмятежными улыбками на лицах — ещё бы, они победили и теперь держали в руках их жизни, будто разменную монету, — легко отданные и так же легко взятые обратно. Так что выбора по сути дела не было.