Тут вскочил корреспондент газеты «Бостон глоуб».

— Господин президент, как относительно ситуации, когда роды угрожают жизни матери? Католическая церковь…

— Ответ на этот вопрос очевиден. Прежде всего нужно принять во внимание жизнь матери.

— Но церковь заявляет…

— Я не могу говорить за католическую церковь. Как я уже сказал раньше, президент не может нарушать закон.

— Но вам хотелось бы его пересмотреть, — напомнил корреспондент «Бостон глоуб».

— Да, я считаю, что для всех было бы лучше, если бы эту проблему вернули в законодательные собрания штатов. Тогда выбранные народом представители могли бы принять законы, соответствующие воле избирателей.

— Но в этом случае, — заметил репортёр «Сан-Франциско экзаминер», — у нас возникнет мешанина законов в стране, и в некоторых штатах аборты будут запрещены.

— Только в том случае, если избиратели требуют этого. Таковы принципы демократии.

— Но как поступать женщинам, не располагающим достаточными средствами?

— Этого я не решаю, — ответил Райан, начиная чувствовать раздражение и пытаясь понять, как он оказался втянутым в этот диспут.

— Таким образом, вы поддерживаете поправку к Конституции, запрещающую аборты?! — выкрикнул корреспондент «Атланта конститьюшен».

— Нет, я не считаю это конституционным вопросом. Это относится к сфере законодательства.

— Таким образом, — подвёл итог представитель «Нью-Йорк тайме», — лично вы против абортов по моральным и религиозным соображениям, но не будете вмешиваться в права женщин; вы предполагаете назначить консервативных судей в Верховный суд, и они скорее всего пересмотрят решение по делу «Роу против Уэйда», но вы не поддерживаете принятие поправки к Конституции, запрещающей свободу выбора. — Репортёр улыбнулся. — А теперь скажите нам, сэр, какова всё-таки ваша точка зрения по этому вопросу?

Райан покачал головой, поджал губы и дал первую же версию ответа на столь дерзкий вопрос, которая пришла ему в голову.

— Мне казалось, что я ответил достаточно ясно. Может быть, перейдём к другой теме?

— Спасибо, господин президент! — громко произнёс глава корпуса журналистов, отреагировав на отчаянные жесты Арни ван Дамма. Райан, озадаченный, отошёл от трибуны, завернул за угол и скрылся с глаз репортёров. Глава администрации схватил президента за руку и едва не оттолкнул его к стене, но на этот раз агенты Секретной службы даже не шевельнулись.

— Знаешь что, Джек? Ты только что восстановил против себя всю страну!

— Что ты имеешь в виду? — удивлённо спросил президент.

— Я имею в виду, что нельзя заправлять машину и курить одновременно, черт побери! Боже милосердный! Неужели ты не понимаешь, что наделал? — Арни посмотрел на Райана и увидел, что тот ничего не понимает. — Те, кто выступают за свободу выбора, считают теперь, что ты лишил их этого права. Люди, защищающие жизнь зародышей, думают, что тебе наплевать на эту проблему. Ну просто идеально, Джек. Ты сумел за пять минут лишить себя всех союзников! — Ван Дамм повернулся и ушёл, не скрывая гнева, боясь окончательно потерять самообладание.

— Что он имел в виду? — недоуменно спросил Райан. Агенты Секретной службы молчали. Политика не входила в круг их обязанностей, к тому же они придерживались разных точек зрения по этому вопросу, подобно всей стране.

Это было так же легко, как отнять конфетку у младенца. И после первоначального испуга, ребёнок поднял отчаянный крик.

— «Буйвол-шесть», это «Флажок-шесть». Приём. — Подполковник Герберт Мастерман — для друзей Дюк — стоял на башне «Сумасшедшего Макса-2», своего командного танка М1А2 «Эйбрамс», держа в одной руке микрофон, а в другой бинокль. Перед ним на десяти квадратных милях учебного полигона пустыни Негев стояли танки «меркава» и боевые машины пехоты Седьмой бригады израильской армии. На всех мигали жёлтые огни, а из башен поднимался пурпурный дым, что означало, что танк подбит. Дым был изобретением израильтян. Когда специальные устройства MILES регистрировали попадание лазерного луча, вверх поднимался дым. Но израильтяне надеялись, что это они будут считать подбитые «вражеские» танки из американской оперативной группы. Получилось наоборот. Только четыре танка Мастермана и шесть его бронетранспортёров М3 «брэдли скаут» были «подбиты» таким же образом.

— «Олень», это «Буйвол», — послышался ответный голос полковника Шона Магрудера, командира Десятого бронетанкового полка «Буйволы».

— Думаю, всё кончено, полковник. «Огневой мешок» полон.

— Понял тебя, Дюк. Приезжай для разбора учений. Через несколько минут здесь появится один очень недовольный израильтянин. — Хорошо, что радиопередачи шли по шифрованному каналу.

— Выезжаю, сэр. — Мастерман спустился с башни в тот момент, когда подъехал его «хаммер». Экипаж танка направился обратно, в расположение танковой роты.

Лучшего не придумаешь. Мастерман чувствовал себя, как футболист, которому разрешили играть каждый день. Он командовал Первой ротой Десятого бронетанкового полка. Его роту вообще-то называли бы батальоном, но Десятый полк не был обычной бронетанковой частью, от жёлтой окантовки на наплечных ремнях до красно-белых полковых флажков, и если вы не принадлежали к Десятому бронетанковому, то были никем.

— Снова напинали им в задницу, сэр? — спросил водитель, когда его босс закурил кубинскую сигару.

— Расправились, как с ягнятами на бойне, Перкинс. — Мастерман отхлебнул воды из пластмассовой фляжки. В сотне футов над ними промчались израильские истребители F-16, демонстрируя тем самым свою ярость из-за того, что произошло на земле. Не исключено, что в некоторые из них попали учебные ракеты «земля-воздух». Мастерман особенно тщательно расставлял сегодня свои зенитные установки «стингер-авенджер», и они прибыли в зону огня, как предполагалось.

Местный «зал звёздных войн» фактически ничем не отличался от своего оригинала в Форт-Ирвине. Чуть поменьше главный экран, более удобные кресла, и здесь разрешалось курить. Подполковник вошёл в здание, не стряхивая пыли с сапог, словно Паттон в Бастонь[43]. Израильтяне уже ждали. С интеллектуальной точки зрения они понимали, насколько важными для них были эти учения. А вот с эмоциональной — их мнение было совершенно иным. Седьмая бронетанковая бригада гордилась своими достижениями, и её танкисты считали себя одними из лучших в мире. В 1973 году на Голанских высотах они практически в одиночку отразили атаку целого сирийского танкового корпуса, и генерал, который теперь командовал бригадой, тогда был лейтенантом и блестяще проявил себя, приняв командование ротой, когда погиб её командир. Он не привык к неудачам и вот сейчас увидел, как бригада, в которой он практически вырос, была полностью уничтожена за тридцать жестоких минут.

— Здравствуйте, генерал. — Мастерман протянул руку униженному генералу. Израильтянин заколебался, прежде чем протянуть свою.

— В этом нет ничего личного, сэр, всего лишь дело, — заметил подполковник Рик Сарто, командир Второй роты «Лосей», который играл роль молота, сокрушившего израильскую бригаду на наковальне Мастермана.

— Не пора ли начать, джентльмены? — объявил старший офицер-наблюдатель. В качестве подачки израильской армии группа наблюдателей состояла поровну из опытных американских и израильских офицеров, и трудно было определить, кто из них чувствовал себя более смущённым.

Начали с того, что вкратце повторили ход сражения. Израильские танки, окрашенные в синий цвет, вошли в неглубокую долину и натолкнулись на разведывательную завесу «Оленей», которая тут же стремительно отступила, но не к заранее подготовленной оборонительной позиции танковой роты, а отвела израильтян чуть в сторону. Решив, что это ловушка, израильская Седьмая бригада переместилась на запад, чтобы обойти и окружить противника, и тут натолкнулась на прочную стену вкопанных в землю танков. И сразу на них обрушились с востока «Лоси», причём гораздо быстрее, чем этого ожидали, — настолько быстро, что Третья рота «Дакота» Дага Миллза, полковой резерв, даже не успела включиться в сражение на этапе преследования. Все случилось, как бывало в прошлом. Командир израильской бригады попытался разгадать расположение позиций противника, вместо того чтобы выслать вперёд группу разведки и убедиться в этом.