Обычно Стриткорна заканчивал работу часов в восемь-девять вечера, когда видеосалон чуть дальше по улице уже сдавал на прокат все, что хотели посетители, аптека и книжный магазин закрывались, а движение транспорта стихало. После этого он возвращался к машине, выезжал на боковую улицу или на стоянку возле закусочной и читал при свете фонарей или свечки.

В последний день своей жизни Стриткорна занял свой пост в семь часов десять минут. За последующие два часа он продал одну кассету за десять долларов. В четверть десятого он прикурил очередной “косяк” и снова принялся исполнять свой рэп: “Я брожу по кварталу, здесь знакомых немало…"

Он так и продолжал танцевать с закрытыми глазами, когда двое молодых белых пересекли Лорел-Кэньон. Высокие блондины неспешно шли по улице, жуя свернутую в сэндвичи пиццу. На них были белые футболки, каждый нес по спортивной сумке. Приблизившись к Стриткорне один из молодых людей встал чуть слева, а другой – чуть справа от танцора. Проходившие мимо пешеходы ускорили шаг, стараясь успеть под зеленый сигнал светофора. В это время мужчины спокойно достали из сумок по монтировке и наотмашь ударили ими по коленным чашечкам чернокожего.

Стриткорна со стоном рухнул лицом на мостовую, его очки, дребезжа, отлетели в сторону. Люди замедлили шаг, глядя, как юноша, снова застонав, свернулся калачиком от боли. Прежде чем ему удалось повернуть голову и посмотреть на нападавших, оба белых мужчины подняли монтировки и обрушили два безжалостных удара на голову раненого. Череп лопнул после первого же удара, и бетон залило кровью, однако мужчины ударили еще по два раза.

– Господи! – заголосила молодая женщина, когда ужасающая реальность происходящего стала словно по цепочке доходить до толпы.

– Господи! – снова выкрикнула она с совершенно побелевшим лицом. – Что вы наделали?!

Один мужчина так и остался стоять, а второй присел на корточки рядом с жертвой.

– Заткни свой поток дерьма, – огрызнулся стоявший.

– Кто-нибудь, позовите полицию! Помогите же, кто-нибудь! – закричала пожилая негритянка, опиравшаяся на изрядно потертую палку.

Посмотрев на нее, белый направился в ее сторону, к аптеке, рядом с которой она стояла. Прохожие слегка попятились, освобождая ему дорогу. Пожилая негритянка тоже подалась назад, но с ее лица не сходило возмущение.

– Эй! – гаркнул белый мужчина средних лет, заслоняя собой негритянку. – Давай-ка, вали отсюда…

Нападавший с силой ударил каблуком по стопе мужчины. Заступившийся скрючился от боли. Негритянка прижалась спиной к окну аптеки.

Разъяренный головорез приблизил к ней лицо.

– Заткни свою вонючую пасть! – приказал он.

– Нет, я буду говорить, пока дышу американским воздухом! – успела крикнуть негритянка.

Оскалившись, мужчина вогнал ей в рот конец монтировки. Негритянка согнулась пополам, и он, толкнув ее, сбил с ног. А потом, подпрыгнув, обеими ногами приземлился на тело женщины.

– Вот они, – сообщил в это время второй мужчина, доставая из кармана Стриткорны ключи от машины.

Сваливший негритянку подошел к нему небрежной походкой, словно возвращался на линию подачи, после того как угодил мячом в сетку. Насильники встали плечом к плечу, когда вокруг них собралась угрожающая толпа.

– Им со всеми нами не справиться! – крикнул кто-то. Тот, что взял ключи от машины, сунул руку в сумку и достал оттуда “кольт” сорок пятого калибра.

– Да уж куда нам, – усмехнулся он.

Толпа не то что подалась назад, а сразу же раздвинулась в стороны. Мужчины прошли через нее, как по коридору, и последовали вдоль Лорел-Кэньон, не обращая внимания на прохожих и на крики тех, кто остались позади. Они отыскали машину Стриткорны, которую знали после нескольких дней наблюдения за танцором, и забрались внутрь. Вырулив на Лорел-Кэньон, они поехали в сторону Голливудских холмов. Никем не преследуемая, машина быстро растворилась в потоке, направлявшемся в сторону Голливуда. Полиция прибыла к месту происшествия минут через семь. Были организованы поиски с воздуха. Вертолет засек автомобиль на обочине у пересечения Колдуотер-Кэньон и Малхолланд-драйв. Он оказался брошенным и совершенно чистым. Служащие пожарного депо на вершине холма рассказали, что заметили машину, бесцельно стоявшую у обочины дороги, но какой она была модели и как выглядел водитель они так и не вспомнили. Никто не обратил внимания ни на то, как подъехал “фольксваген”, ни на то, как отъехала ожидавшая его машина.

Когда полиция конфисковала сумку Стриткорны, никаких кассет в ней не оказалось, а на дне лежали четыреста долларов с мелочью.

Пол Худ вошел в офис Хаузена, в нескольких шагах за ним следовала Нэнси. У нее был настороженный вид, как если бы она сомневалась, кого здесь встретит – друзей или врагов. Однако на данный момент она обнаружила людей, целиком погруженных в собственные проблемы.

Хаузен говорил в приемной по сотовому телефону. Видимо, он сомневался в своих офисных аппаратах. Мобильный телефон тоже не давал гарантий, но по крайней мере не надо было беспокоиться, что враг услышит каждое слово.

Ланг сидел тут же на краю стола, поджав губы, и смотрел сверху вниз на заместителя министра. Мэтт Столл, как и прежде, прирос к компьютеру Хаузена в кабинете.

Заместитель министра повелительным тоном говорил по-немецки с кем-то по имени Эрвин. Немцы всегда казались Худу излишне жесткими, но эта беседа выглядела особенно грубой, а сам Хаузен весьма недовольным.

Ланг подошел к американцам, и Худ представил ему Нэнси.

– Знакомьтесь, Нэнси-Джо Босуорт. Она является сотрудницей “Демэн”. – Даже после того, как он уже произнес эти слова, Худ никак не мог поверить, что они слетели с его губ. Должно быть, он сошел с ума, решив заехать к ней в гостиницу. Полностью и бесповоротно.

– Понятно, – кивнул Ланг с вежливой официальной улыбкой.

– Я не отношусь к друзьям Доминика, – пояснила ему Нэнси. – Я его плохо знаю.

– Похоже, не вы одна, – сказал Ланг, по-прежнему сдержанно улыбаясь.

Худ извинился, сказав, что должен представить Нэнси Столлу. Затем он оставил компьютерщиков вдвоем, а сам возвратился в приемную.

– Чем занимается герр Хаузен? – спросил он у Ланга.

– Ведет переговоры с французским послом в Берлине и пытается организовать скорейшую поездку во Францию, чтобы разобраться в случае с этой игрой и ее создателем. Герр Хаузен хочет встретиться лицом к лицу с Домиником в присутствии французских представителей власти. – Ланг наклонился ближе. – Он попытался связаться непосредственно с Домиником, но не сумел дозвониться. Кажется, замминистра необычайно взволнован всем случившимся. Уж больно близко к сердцу он принимает всякое преступление, связанное с нацизмом.

– И как продвигается дело с послом? – поинтересовался Худ.

– А практически никак, – ответил Ланг. – Похоже, Доминик обладает там огромным влиянием. Он контролирует банки, ряд промышленных отраслей и ужасающее число политиков.

Бросив на Хаузена короткий ободряющий взгляд, Пол вернулся обратно в кабинет. Он знал по Вашингтону, как трудно иметь дело с системой. Полу все труднее представлялось то доброжелательное сотрудничество между нациями, какое по идее должно бы было существовать. Особенно между нациями с долгим опытом взаимной нетерпимости, как у этих двух.

Худ встал рядом с Нэнси, которая наблюдала, как Столл управляет мультиплицированными собаками, несущимися через болото. Пол обнаружил, что самому ему трудно сосредоточиться на игре.

– Как успехи, Мэтт? – поинтересовался он. Ткнув пальцем в клавишу “пауза”, Столл развернулся в кресле и поднял глаза на Худа.

– Шеф, ну и гнусная же это игра. В то, что персонажи творят с людьми с помощью веревок, ножей и собак трудно поверить. Там дальше сами сможете увидеть, – пообещал он Худу. – Я подключил видеомагнитофон и хочу прокрутить всю игру. Позже я просмотрю всю запись в замедленном режиме, чтобы посмотреть, нет ли там чего-то, что действует на подсознание, каких-то ключей или того, что я мог упустить в обычном режиме.