Собаки–гости делились на две категории: гости желанные и гости нежеланные… Чужих собак, заглянувших к нам, мне сначала хотелось разделить на покорных и непокорных, но, наблюдая ритуал встреч, я раз от разу приходил к выводу, что отношение к пришельцу складывается не только в зависимости от умения гостя продемонстрировать свое уважение к хозяевам.
Еще весной на краю нашей деревни появился настырный кобелек. Пришелец сумел учтиво объясниться с хозяевами, но ни в первый, ни во второй раз это не помогло ему получить разрешение на вход в чужой дом. Всякий раз гость робко подбирался к забору и покорно ждал, когда хозяева явятся к нему для таможенной проверки. Подобные проверки иногда затягивались. Первыми к гостю устремлялись псы–юноши. Каждому из них пришелец, наверное, мог бы доказать, что он вовсе не робкого десятка, но хозяева есть хозяева, и их поначалу всегда надо уважать. Гость в знак мира и дружбы высоко поднимал виляющий хвост и терпеливо проходил проверку на лояльность. Молодые хозяева деревни приближались к пришельцу неторопливо, скорее всего, они сами немного побаивались напористого кобелька. Но вот гость и хозяева сближаются на кругах. Пришелец продолжает вертеть хвостом, хвостами покручивают и хозяева… Круг, еще круг друг за другом, тщательное обнюхивание, круги расходятся, те же дружелюбные помахивания хвостами, молодые хозяева возвращаются в деревню, укладываются в настороженной позе у входа в свои владения, гость делал было шаг вперед, но тут же останавливался: к нему медленно и горделиво движутся главные силы…
В главные силы нашего четвероногого общества входили: флегматичный Дозор, шкодливый Шарик и грозный, неуемный в охоте и драках Моряк.
Дальнейшая судьба Моряка кажется загадочной, и эта загадка по сей день не разрешена до конца… Год спустя после описываемых событий Моряк отправился в лес с людьми и не вернулся. Люди видели волчьи следы, видели, как эти следы встретились со следом собаки, но не нашли на месте этой встречи ни «протокола» схватки, ни извещения о гибели пса… Что произошло тогда в лесу? Я долго искал ответ и только в конце второго года жизни в лесу услышал скупой рассказ рабочего экспедиции. Рабочий возвращался из тайги и почти столкнулся с двумя волками и большой рыжей собакой. Этот человек был новым в наших местах, он только что пришел на берег Домашнего озера, конечно, никогда не слышал о Моряке, но его описание собаки, бредущей по лесу вместе с волками, меня поразило. Собака среди волков! Конечно, это была только догадка, но догадка, на мой взгляд, не очень бестактная по отношению к Моряку… Сумрачный, внушительный взгляд, бесконечные пинки людей в ответ на приветливое помахивание хвостом и неуемная сила, которой, видимо, трудно было ужиться рядом с унижениями и редкими подвигами на арене… Ведь был же когда‑то среди рабов Спартак…
А пока наш «Спартак», еще далекий от своего таинственного исчезновения, предводительствовал во всех походах и громких баталиях. И при встрече гостей он тоже двигался впереди главных сил четвероногого общества. Остальные представители второго воинственного класса лишь на несколько метров переходили ту линию обороны, которую заняли псы помоложе, и тоже укладывались перед входом в деревню, предоставив Моряку право единолично проводить переговоры.
Первый раз гость, несмотря на внешнюю добропорядочность, был признан нежелательным. «Персона нон грата» после недолгого обнюхивания с Моряком и его предупреждающего рыка поджала хвост и поспешно ретировалась. Во время второго визита пришельца переговоры прошли мягче, но и на этот раз гость не получил желанной визы. И только после третьего визита сопровождаемый любопытной толпой щенков пришелец беспрепятственно прошагал по деревенской улице.
Гость шествовал по деревне спокойно, но достаточно осмотрительно, не забывая чуть–чуть приспущенным хвостом заявлять о своей готовности в любой момент признать безоговорочную капитуляцию. Приспущенный хвост и не слишком воинственно поднятая голова были непременными условиями мирного визита. И эта поза своеобразного уважения чужих стен и дала мне повод вначале поделить гостей на покорных и непокорных.
Непокорный гость туг же изгонялся под общий воинственный клич всех взрослых членов собачьего общества. За ним могла быть срочно организована погоня. Тогда все способные держать оружие срывались с места и гнались за пришельцем, чтобы заставить его признать себя побежденным… Гостя обычно догоняли, окружали, и тут‑то и начинался многоголосый собачий хрип. Этот жуткий хрип был не только сигналом угрозы и средством вырвать из пришельца чистосердечное признание — хрип служил в то же время подбадривающим воинственным кличем, который взводил самих нападающих… Казалось, вот–вот должно заговорить самое грозное оружие собак — клыки, но и здесь незнакомцу отводилось право почетно завершить инцидент. Попавший в окружение пользовался, как правило, именно этим путем — он подставлял свою шею по очереди каждому хрипящему псу, и хрип начинал умолкать. Но упаси бог оказаться гостю строптивым, упаси бог показать свои клыки и разразиться ответным ворчанием. Здесь путь к мирным переговорам закрывался, и нерасчетливому забияке приходилось, теряя боевое достоинство и клочья шерсти, спасаться постыдным бегством…
Описывая детально встречу чужой собаки, я отмечал и примирительное повиливание хвостом, и его смиренное приспущенное положение, упоминались и подставленная под клыки нападающего шея, и мирный исход, казалось бы, неминуемой свалки. Эти и многие другие «молчаливые фразы» и составляют тот самый язык жестов собак, который наряду со звуковыми сигналами дает животным возможность передавать и получать ту или иную информацию. Животное не только может, но и должно выражать себя, свое состояние, настроение, а то и желание… Животное чем‑то напугано. За испугом может следовать реальная неприятность. Если бы испуг не вызвал неприятного чувства, то животное никогда не смогло бы заранее приготовиться к неприятности. А если бы голод не вызывал неприятных ощущений, смогло бы животное отправиться на поиски пищи?
И вот первая, еще совсем неполная информация об опасности, но собака уже приспустила хвост и на всякий случай приподняла над клыком левую губу… Дальше события могут развиваться в двух направлениях: или побег, или грозный рык и встречная атака. Но до рыка или побега собака уже выразила себя, уже приготовилась встретить опасность. И мы видим поджатый хвост, вздыбленную холку, мы еще не знаем, кто и что явится сейчас за поворотом лесной тропы, но ружье уже снято с плеча… Мы поняли собаку, разобрались в ее эмоциях, поняли их по внешнему выражению состояние собаки, как разбираемся по выражению лица даже совсем незнакомого человека, с чем он подходит к нам.
К сожалению для себя, мы умеем отмечать у собаки лишь несколько «фраз», и прежде всего предупредительный рык, которым пес, находящийся при исполнении сторожевых обязанностей, останавливает человека, заглянувшего в чужой дом. Не зная досконально языка жестов и сигналов собак, мы теряем не только пути к многообещающему контакту с животным миром, мы теряем в лице пса верного и внимательного друга, «душевные» способности которого нами далеко еще не оценены. Мы теряем многообразный и сложный мир поведения животных, которые живут рядом с нами, за которыми не надо идти по глухим таежным тропам, втайне сожалея порой, что не прихватил с собой ружье. И, не умея подчас объяснить себе роль собак–разведчиков, собак–осведомителей, не зная до конца иерархии этих животных, мы уходим порой от истины или в глубокое очеловечивание собак, или в ту область, о которой писала Лоис Крайслер, в область, где у собак не принято признавать «душу».
А пока люди раздумывают, что можно, а что нельзя допустить у собак, наши деревенские псы, только что прогнавшие неугодного гостя, победителями возвращаются обратно, и притихшее было хозяйство тут же начинает оживать. Откуда‑то появляются щенки и крутятся около походной колонны. Победители довольны, они укладываются под забором или у стены дома, вытягивают перед собой лапы, расстилают сзади уставшие от «разговоров» хвосты и высоко поднимают гордые головы. Победители требуют почестей, и почести им оказывают щенки. Щенки крутятся около бойцов, поднимаются на задние лапки, чтобы дотянуться до гордого носа взрослой собаки, — и на это время забыты все уважительные расстояния, все запреты. Мелькают щенячьи хвостики, трясутся лапки, вот один, другой щенок начинает забывать, зачем допустили их к лику героя, вот щенки уже затеяли возню между собой — и тогда легкий оскал зубов старшего собрата и его осторожный рык моментально восстанавливают заведенный порядок, по которому каждой собаке, а тем более щенку надо знать свое место.
