– Это ужасно!

– У меня есть основания так думать.

– Что же мне делать, Жермена? Посоветуйте!

– У вас имеется только одно средство, и надо проявить решительность и использовать его.

– Какое же?

– Похитить Сюзанну!

: – Боже, что вы говорите, Жермена?!

– Может быть, вас удерживают глупые предрассудки, существующие в так называемом свете?

– Нет, конечно.

– Я знаю, что это наделает много шуму в стоячем болоте, называемом светским обществом: дочь графа Мондье похищена художником!

– Это – пускай! Лишь бы Сюзанна осталась жива! Но согласится ли она?

– Надеюсь, Морис, иначе она оказалась бы недостойна вас.

– Но вы же сами сказали: свет… с его предрассудками…

– Если Сюзанна любит вас так, как вы того заслуживаете, – она пойдет на это. Послушайте моего совета, Морис, и действуйте решительно, ведь только от вашей предприимчивости, энергии, отваги зависит счастье вас обоих.

– Принимаю ваш совет, Жермена.

– Я предоставлю убежище для похищенной, она будет в полной безопасности, и никакой враг ее не найдет; там она встретит людей, что защитят беглянку от всех и от всего.

– Дорогая Жермена, как мы будем в очередной раз вам признательны, ведь вы уже и так много для нас сделали!

– Не благодарите меня и действуйте немедля. А ваши враги пусть распутывают дело со смертью Мальтаверна. Они отыщут способ придать естественный вид этой кончине, и вас из-за нее никто не потревожит. Вот увидите. Когда въедем в Париж, я высажу вас на бульваре. Мне надо остаться одной и вам тоже, чтобы обдумать, каким образом спасти невесту. А если вдобавок… Если она действительно дочь Мондье, это станет началом моего возмездия… Но если граф не является ее родителем, то все равно его гордость и денежные интересы получат жестокий удар.

Едва закончив завтрак, Мондье, озабоченный, нервный, встревоженный, покинул дом и, чтобы убить время, пошел к Жермене пешком.

Страстное желание обладать ею дошло до предела, и граф неотступно думал о новом насилии.

Почему бы и нет? Теперь Жермена богатая, живущая на широкую ногу, привыкшая к светской жизни, сдастся ему скорее, чем когда была простушкой-швеей.

Но сначала надо узнать тайну источника ее богатства, его размеры, определить новое общественное положение Жермены, с помощью интриг проникнуть в тайну, какой она себя окутала. Для этого надо окружить ее самыми ловкими шпионами и р первую очередь обеспечить себе союзников из числа ее прислуги.

Все элементарно, и Мондье удивлялся тому, что до сих пор об этом не задумался.

Впервые Жермена приняла его не в гостиной, а в будуаре и проявила что-то вроде дружеского расположения, но это не обрадовало, а почему-то насторожило гостя, хотя на первый взгляд в поведении женщины не замечалось никакой неестественности, ничто не давало поводов к подозрениям или надеждам.

Очень спокойная, с ясными глазами, как будто хорошо отдохнувшая, хозяйка дома занималась разборкой бумаг, разложенных на столике. Когда граф вошел, Жермена собирала листки в стопку и уже при посетителе, извинившись, быстро распределила документы (или письма?) по аккуратным папкам, на каждой стояли номера и заголовки; она тщательно перевязала кипу тесьмой.

После обмена обычными любезностями граф высказал вежливое удивление тем, что Жермена занималась делом необычным для светской женщины.

– Вероятно, – как бы вскользь спросил он, – приводила в порядок какие-то деловые бумаги, полученные из государственных учреждений?

– Права на собственность, – небрежно сказала Жермена, – закладные, описи имущества… Надо содержать денежные дела в порядке.

– Вам очень идет это занятие, – сказал рассеянно Мондье, искоса поглядывая на одну папку и стараясь прочесть написанное на обложке. Продолжая болтать, он все-таки исхитрился разобрать заглавное «Б» вначале и два «т» в конце и почти сразу вспомнил – возможно, некстати, – что старуха Башю прежде звалась Бабеттой. Догадка, похоже, оказалась правильной: в том же тексте заголовка отчетливо проглядывалось имя Башю. Следовало предположить, что в папке содержались какие-то бумаги об этой гнусной даже на взгляд графа личности.

Но что это были за документы? Может быть, копии полицейских донесений, что иногда выдаются заинтересованным в деле частным лицам?

Встревоженный Мондье сделал ничем пока не обоснованный вывод: похоже, что женщина, выспрашивавшая сегодня утром мамашу Башю, убившая Мальтаверна и спасшая Мориса Вандоля, была Жермена?! Проклятье!.. Просто невероятно! И у нее в руках, возможно, находились какие-то опасные для него документы!

Продолжая спокойно беседовать, граф сосредоточился и насторожился. Жермена не догадывалась о его мыслях и не понимала, какую неосторожность проявила, вовремя не убрав со стола папки.

Девушка слушала и старалась сопоставить интонации Мондье с речью того, кого называли дядюшкой, и упорно думала, действительно ли это одно лицо.

Как соперники на поединке, они изучали друг друга, прежде чем броситься в решительный бои.

– Значит, вы теперь богаты, дорогая Жермена, – сказал граф, словно заметив это впервые.

– Не столь, как предполагают некоторые. Просто живу в достатке при полной независимости.

– Это уже кое-что! Судя по тому, в каком порядке содержатся у вас бумаги, вы не бросаете деньги на ветер. Но скажите, пожалуйста, Жермена, ведь вы владеете состоянием недавно… От кого вы его получили? Если это, конечно, не секрет.

– А как бы вы считали? Разумеется, секрет. Вы-то разве болтаете всюду об источниках своих доходов?..

– Извините, я допустил бестактность. К этому секрету я отношусь с уважением, как ко всему, что касается вас.

Жермена встала, взяла наконец связку бумаг, положила в сейф, заперла его и опустила ключ в карман.

– Вы не боитесь воров? – спросил, улыбаясь, граф.

– Нисколько! Во-первых, это не ценные бумаги, а во-вторых, как вы понимаете, сейф запирается так, что ни один вор его не вскроет.

– Пфэ! По рекламе: несгораемый, неразрушаемый.

И Мондье подумал: «Мне позарез нужны эти папки, в них почти наверняка материал о мамаше Башю, и если Жермене известно о Маркизетте и в бумагах содержатся сведения о ней… Тогда горе Жермене! Я ею пожертвую!..»

Вслух он сказал:

– Вы сегодня прекрасны как никогда!

– Опять мадригал! [123]– сказала девушка, и прозвенел тот очаровательный смех, что всегда приводил графа в замешательство.

– А о чем я могу говорить в присутствии такой прелестной женщины, как вы, если не о том, как она великолепна? Но я хотел бы побеседовать с вами, Жермена, и я буду искренен!

– Значит, станете лгать.

– Я никогда не лгу! – сказал граф с прекрасно разыгранной честностью в голосе и на лице.

– Лгать женщинам не идет в счет, так ведь полагают мужчины?

– Простите, не могу понять, как вы сумели стать законченной светской дамой за такое короткое время?

– Вы высоко меня цените! Спасибо. Но… это тоже секрет!

– Скажите, по крайней мере, вы замужем или у вас появился друг! Свободны ли вы в своих действиях, и свободно ли ваше сердце?

– Все это, более чем что-либо другое, – мой секрет!

– Откроется ли он для меня когда-нибудь позже?

– Может быть, если вам будет еще интересно.

– Вы приводите меня в отчаяние, Жермена!

– А вы очень нескромны, граф!

– Я вас люблю!

– Опять за свое!

– Всегда буду повторять! Увижу ли я вас завтра?

– Нет.

– Почему?

– Просто я завтра не принимаю. Не хочу.

– Вы, должно быть, очень скучаете в одиночестве…

– Почему вы думаете, что я живу одна?

– Не знаю… по всем признакам…

– Признаки бывают иногда обманчивы, – сказала она и, посмотрев на часы, добавила: – Время поторапливает, придется просить вас покинуть меня… Дела после полудня… До свиданья, граф!

– До свиданья, Жермена!

Когда Мондье вышел во двор, он увидел готовый к отъезду экипаж. Что ж, вполне возможно для начала проследить за Жерменой самому, прежде чем поручать это наемному шпику. Граф сел в первую попавшуюся карету и велел кучеру ждать, пока ландо не выедет из ворот особняка, а потом держаться не отставая.