– Нет. Не лучше. Она еще… болеет, – ее голос был пустым и глухим, а глаза уставились в участок земли прямо за правым плечом Бонни. Бонни почувствовала, как волоски на руках и на шее сзади встают дыбом.

– Спасибо, миссис Форбс, – даже голос Мередит стал пустым и ненатуральным.

– А с вами-то все в порядке? – неожиданно сказал кто-то, и Бонни поняла, что это ее собственный голос.

– Кэролайн… плохо себя чувствует. Ей сейчас… не до гостей, – шепотом сказала женщина.

По позвоночнику Бонни прополз айсберг. Ей захотелось развернуться и бежать, бежать от этого дома с его жуткой аурой. Но в эту секунду миссис Форбс упала. Мередит едва успела ее подхватить.

– Обморок, – коротко сказала она.

«Давай, положи ее на коврик у двери, и бежим отсюда!» – хотела сказать Бонни. Но нет, нельзя.

– Надо занести ее в дом, – сухо сказала Мередит. – Бонни, ты в порядке? Сможешь идти?

– Нет, – так же сухо отозвалась Бонни, – но у меня, похоже, нет выбора.

Несмотря на свой миниатюрный рост, миссис Форбс оказалась тяжелой. Бонни держала ее ноги и неуверенными шагами зашла в дом вслед за Мередит.

– Мы просто положим ее на кровать, – сказала Мередит. Ее голос дрожал. В этом доме было что-то чудовищно тревожное – словно волны напряжения давили на них.

И тут, в тот момент, когда они заходили в гостиную, взгляд Бонни наткнулася на это. Оно было в коридоре и могло быть просто игрой теней, но выглядело как человек. Человек, торопливо ползущий, как ящерица, но только не по полу. По потолку.

Мэтт стучал в дверь дома Брюсов, а рядом с ним стояла Елена. Она замаскировалась – спрятала свою шевелюру под бейсболку с логотипом команды «Виргиния Кавальерс» и надела огромные темные очки, которые нашла на одной из полок в шкафу Стефана. Кроме того, на ней была полученная от Мэтта рубашка-пендлтон, бордовая с синим (которая была велика ей на несколько размеров), и джинсы, из которых выросла Мередит. Она не сомневалась, что никто из знавших прежнюю Елену Гилберт не узнает ее в этом наряде.

Дверь медленно открылась, и они увидели – нет, не мистера и не миссис Брюс и не Джима. Тамру. На ней было… На ней не было практически ничего. Были тоненькие трусики-бикини, но они казались самодельными – словно она порезала обычные трусики ножницами, и они уже были готовы разорваться. На груди – два кружочка, вырезанных из картона с наклеенными блестками и несколько ниточек разноцветного «дождя». На голове – бумажная корона, с которой и был обрезан «дождик». Она пыталась приклеить такие же нитки и к трусикам. Получилось то, что и должно было получиться: ребенок, пытающийся сделать наряд, который подошел бы лас-вегасской танцовщице или стриптизерше.

Мэтт быстро отвернулся и стал смотреть в другую сторону, но Тами крепко прижалась к его спине.

– Мэтт Хани-батт, сладенький, – проворковала она. – Ты вернулся. А я знала, что ты придешь. Но зачем ты прихватил эту уродливую старую шлюху? Как бы нас с тобой…

Елена сделала шаг вперед, потому что Мэтт развернулся и предостерегающе поднял руку. Она не сомневалась, что он ни за что в жизни не поднимет руку на женщину, тем более – на ребенка, но, с другой стороны, она знала, что существует пара тем, насчет которых он чрезвычайно чувствителен. Одна из этих тем – Елена Гилберт.

Елене удалось встать между Мэттом и Тамрой, оказавшейся на удивление сильной. Ей пришлось скрыть улыбку, когда она рассмотрела костюм Тами. Всего несколько дней назад она сама не понимала, почему люди решили, что обнаженное тело – это неприлично. Теперь она все поняла, но это уже не казалось ей таким важным, как раньше. Люди получают при рождении безупречную одежду – золотую кожу. И она не видела убедительной причины для того, чтобы носить поверх нее кожу искусственную – за исключением тех случаев, когда без нее холодно или по каким-то другим причинам неудобно. Но общество сказало: быть голым – непристойно. Тами и пыталась вести себя непристойно – по-своему, по-детски.

– Убери руки, старая шлюха, – рявкнула Тами, когда Елена попыталась оттеснить ее от Мэтта, после чего добавила еще несколько довольно длинных ругательств.

– Где твои родители, Тами? Где твой брат? – спросила Елена. Она не обратила внимания на бранные слова – в конце концов, это просто слова, – но увидела, что у Мэтта побелели губы.

– Немедленно извинись перед Еленой! Извинись за то, что ты сейчас сказала! – рявкнул он.

– Елена – провонявший труп, а в глазницах у нее червяки, – бодро пропела Тами. – Но одна моя подружка сказала, что при жизни она была шлюха. Просто-таки (тут было несколько раз произнесено другое слово из пяти букв, от которого Мэтт охнул). Дешевой. Понимаешь, да? Бесплатно – значит, дешевле уже некуда.

– Мэтт, не обращай внимания, – тихо сказала Елена и повторила вопрос: – Где твои родители и Джим?

Ответ был щедро снабжен новыми ругательствами, но из него по крайней мере сложилась история: мистер и миссис Брюс уехали отдохнуть на несколько дней, а Джим – у своей девушки, Изабель.

– Ну тогда, думаю, я помогу тебе переодеться во что-нибудь поприличнее, – сказала Елена. – Для начала надо принять душ, чтобы смыть с себя эти рождественские побрякушки…

– А ты па-па-па-папробуй! А ты па-па-па-папробуй! – Это было что-то среднее между человеческим голосом и лошадиным ржанием. – Я приклеила их на «пермастик», – добавила Тами и захихикала на высоких, истерических нотах.

– О господи! Тамра, ты хоть понимаешь, что он ничем не растворяется? Тебе может понадобиться операция.

Ответ Тами опять был неприличным. Одновременно послышался неприличный запах. Да нет, не запах, подумала Елена – отвратительная удушливая вонь.

– Ой! – Тами снова издала свой высокий дребезжащий смешок. – Ой, извините. Ничего, что естественно, то не безобразно.

Мэтт откашлялся.

– Елена… думаю, мы должны уйти отсюда. Ее домашних нет, и…

– Они меня боятся, – хихикнула Тамра. – А ты? – Ее голос неожиданно упал на несколько октав.

Елена посмотрела Тамре прямо в глаза.

– Нет, не боюсь. Мне искренне жаль маленькую девочку, которая оказалась не в том месте не в то время. Но думаю, что Мэтт прав. Нам пора идти.

Вся манера поведения Тами, казалось, изменилась.

– Ох, простите-простите… Я не поняла, что у меня та-а-кие важные гости. Не уходи, Мэтт, прошу тебя. – После чего она доверительным шепотом спросила у Елены: – Он как, ничего?

– Что?

Тами кивнула в сторону Мэтта, который тут же повернулся к ней спиной. Казалось, глядя на то, что вытворяет Тами, он чувствует чудовищное влечение пополам с отвращением.

– Ну он. Как он в койке – ничего?

– Посмотри сюда, Мэтт, – Елена держала в руках маленький тюбик клея. – Боюсь, она действительно приклеила это все «пермастиком». Думаю, нам надо доставить ее в службу защиты детства или куда-нибудь еще, раз уж никто не отвез ее в больницу немедленно. Знали родители о том, что она отчудила, или нет – нельзя было оставлять ее одну.

– Дай бог, чтобы они оказались целы. Ее родные, – мрачно сказал Мэтт, когда они вышли из дверей, а Тами как ни в чем не бывало следовала за ними к машине, громко выкрикивая сочные подробности о том, как они «весело провели время». Ну, «втроем».

Елена бросила тревожный взгляд на Мэтта, сидящего на месте водителя. Естественно, без документов и водительской лицензии она не могла сесть за руль.

– Может, лучше сначала заехать в полицию? Господи, бедная семья.

Мэтт долго не отвечал. Его подбородок был выпячен, губы крепко сжаты.

– Тут моя вина, – сказал он наконец. – Я знал, что с ней происходит что-то не то. Я должен был предупредить ее родителей.

– Теперь ты говоришь как Стефан. Нельзя считать себя виноватым во всем, что происходит вокруг тебя.

Мэтт бросил на нее благодарный взгляд, и Елена продолжала:

– Попрошу-ка я Бонни и Мередит сделать кое-что, чтобы доказать тебе, что ты тут ни при чем. Пусть зайдут к Изабель Сайту, девушке Джима. Ты с ней никак не общался, а вот Тами – могла.