– Я уже поняла, что отговаривать вас бесполезно, – говорила Мередит миссис Флауэрс. – Но там… много всякой дряни…

– Я знаю, моя милая. И солнце садится. Неудачное время для прогулок. Но, как говорила моя мама, одна ведьма хорошо, а две – лучше, – она рассеянно улыбнулась Бонни. – Кроме того, хотя вы из деликатности и не произнесли этого вслух, я очень стара. Господи, я же помню те времена, когда не было ни автомобилей, ни аэропланов. Может быть, что-то из того, что я знаю, поможет вам в поисках друзей – а с другой стороны, в случае чего мною можно и пожертвовать.

– Что вы такое говорите! – возмутилась Бонни.

Они возились с кучей вещей, которые вытряхнули из шкафа Елены. Мередит вывалила на кровать всю одежду Стефана, взяла одну из его рубашек и тут же положила ее обратно.

– Бонни, может, перед выходом возьмешь с собой что-нибудь из вещей Стефана? – сказала она. – Глядишь, это поможет тебе получить какой-нибудь… образ. И вы тоже, кхм, миссис Флауэрс? – добавила она. Бонни поняла, в чем дело. Одно дело – слышать, как кто-то называет себя ведьмой, и совсем другое – самой произнести это слово, причем по отношению к человеку намного старше тебя.

Гардероб Бонни завершила рубашка Стефана. Миссис Флауэрс сунула в карман один из его носков.

– Через переднюю дверь я не пойду, – твердо заявила Бонни. Она знала, что не перенесет, когда увидит, что там творится.

– Значит, идем через заднюю дверь, – сказала Мередит, выключая лампу Стефана. – Пошли.

Они уже выходили, как у парадной двери зазвенел звонок.

Все трое переглянулись. Потом Мередит резко развернулась:

– Может быть, это они!

Она помчалась обратно, к тускло освещенному холлу. Бонни и миссис Флауэрс последовали за ней, хотя и не так резво.

При звуке открывающейся двери Бонни закрыла глаза. Не услышав воплей, она чуть-чуть приоткрыла их.

За дверью не было никаких следов недавнего кошмара. Ни раздавленных тел насекомых, ни дохлых или полудохлых жуков на крыльце.

Волоски на шее у Бонни встали торчком. Не то чтобы ей очень хотелось увидеть малахов. Просто ей хотелось знать, что с ними случилось. Одной рукой она невольно провела по волосам, чтобы проверить, не застряло ли там щупальце. Нет, не застряло.

– Я ищу Мэттью Ханикатта, – голос врезался в мысли Бонни, как горячий нож в масло, и она широко раскрыла глаза.

Да, это был шериф Рич Моссберг собственной персоной, от сверкающих ботинок до накрахмаленного воротничка. Бонни открыла рот, но Мередит опередила ее:

– Это не дом Мэтта, – сказала она спокойным, ровным голосом.

– Видите ли, я уже побывал в доме Ханикаттов. И в доме Сулезов, и в доме Маккалогов. И все, с кем я разговаривал, предположили, что, если Мэтта нет ни в одном из этих домов, он наверняка находится здесь, у вас.

Бонни захотелось пнуть его по ляжке.

– Мэтт не крал знаки «Стоп»! Он никогда не стал бы делать ничего подобного. И я сама больше всего на свете хотела бы знать, где он сейчас, но я не знаю. И никто из нас не знает! – Она остановилась, почувствовав, что, может быть, сболтнула лишнего.

– А ваши имена…

Слово взяла миссис Флауэрс:

– Это Бонни Маккалог и Мередит Сулез. А я миссис Флауэрс, хозяйка этого общежития, и могу лишь повторить то, что сказала Бонни о дорожных знаках…

– Видите ли, мэм, тут дело посерьезнее, чем хищение дорожных знаков. Мэтью Ханикатт подозревается в нападении на молодую женщину. И ее показания подтверждаются серьезными медицинскими данными. Кроме того, она утверждает, что они с Мэтью знакомы с детства, так ошибиться при его опознании она не могла.

Секунду стояла ошеломленная тишина, а потом Бонни выкрикнула:

– Она? Кто эта «она»?

– Обвинение выдвинула мисс Кэролайн Форбс. И если кто-то из вас случайно увидит мистера Ханикатта, передайте ему мой совет: пусть он придет к нам сам. Иначе его доставят силой. – Он угрожающе шагнул вперед, явно намереваясь зайти в дом, но миссис Флауэрс молча преградила ему путь.

– Видите ли, – сказала Мередит, снова овладевая собой. – Чтобы войти в это помещение, вам нужен ордер. Не сомневаюсь, что вы это понимаете. У вас есть ордер?

Шериф Моссберг ничего не ответил. Он повернулся вправо, прошел по дорожке к своему автомобилю и исчез.

Мэтт ринулся на Дамона со скоростью, которая наглядно демонстрировала навыки, позволившие ему получить стипендию в колледже как футбольному игроку. Он мгновенно разогнался от полной неподвижности до состояния размытого пятна. Он хотел налететь на Дамона с разбегу и повалить его на землю.

– Беги! – проорал он на бегу. – Беги!

Но Елена стояла неподвижно, пытаясь сообразить, что она будет делать после предстоящей катастрофы. Да, перед этим она была вынуждена наблюдать, как Дамон унижает Стефана у стен общежития, но она сомневалась, что сможет перенести то, что произойдет сейчас.

Но когда она посмотрела на них снова, то увидела, что Мэтт стоит в дюжине ярдов от Дамона, мрачный, с побелевшим лицом, но живой и на ногах. Он собирался опять налететь на Дамона.

А Елена… не могла бежать. Она понимала, что этот вариант, может быть, самый лучший: да, на какое-то время Дамон отвлечется на Мэтта, но очень скоро его внимание переключится на нее, и он за ней погонится.

Но она не была уверена. Она не была уверена, что, отвлекшись на Мэтта, пусть и ненадолго, Дамон не убьет его; не была уверена, что сумеет убежать на достаточно большое расстояние, чтобы Дамон не сумел быстро ее поймать, а потом, не торопясь, заняться Мэттом снова.

Тем более что речь идет об этом Дамоне, жестоком и беспощадном.

Должен же быть хоть какой-то выход… она чуть ли не физически ощущала, как в ее голове крутятся мысли.

А потом она увидела.

Да, так ничего не выйдет…

А как выйдет?

Мэтт действительно ринулся на Дамона еще раз, и теперь, когда он несся на него, гибкий и сильный, неудержимый и быстрый, как атакующая змея, – она увидела, что сделал Дамон. Дамон просто отступил на шаг точно в тот момент, когда Мэтт собирался врезаться в него плечом. Мэтт по инерции пробежал дальше, а Дамон развернулся и снова стоял лицом к нему. Потом он поднял эту чертову сосновую ветку. У ветки был обломан конец – там, где Мэтт наступил на нее.

Дамон, нахмурившись, посмотрел на палку, потом, пожав плечами, поднял ее вверх… и тут оба застыли. Нечто, брошенное откуда-то сбоку, проплыло в воздухе и упало на землю между ними. Это «нечто» лежало там, ерошась на ветру.

Это была бордовая с синим рубашка.

Оба парня медленно повернулись к Елене, которая стояла в белой кружевной блузке. Она немного подрагивала и обнимала себя за плечи. Было необычно холодно для этого времени суток.

Дамон очень медленно опустил сосновую ветку.

– Твоя inamorata спасла тебя, – сказал он Мэтту.

– Я знаю, что это значит, и это неправда, – сказал Мэтт. – Она мой друг, а не любовница.

Дамон улыбнулся отсутствующей улыбкой. Елена чувствовала его взгляд на своих обнаженных руках.

– Что ж… двинемся дальше, – сказал он.

Елена не удивилась. Ей было тошно, но она не удивилась. Точно так же не удивилась она, увидев красную вспышку в глазах Дамона, переводившего взгляд с нее на Мэтта и обратно. Эта вспышка, казалось, отразилась на внутренней поверхности его темных очков.

– Значит, так, – сказал он Елене. – Думаю, мы положим тебя на этот камень, чтобы ты полулежала на нем. Но перед этим… еще один поцелуй, – он снова посмотрел на Мэтта. – Делай, что тебе говорят, Мэтт; ты просто зря тратишь время. Пожалуй, сделаем так: сначала ты целуешь ее волосы, потом она запрокидывает голову, и ты целуешь ее шею, а она обнимает тебя за плечи…

«Мэтт, – подумала Елена. – Дамон сказал „Мэтт“». Слово проскользнуло так легко, так невинно. И внезапно весь ее разум словно завибрировал в унисон какой-то одной музыкальной ноте. И то, о чем пела эта нота, не было шокирующим, потому что, непонятно откуда, на подсознательном уровне, она и так это знала…