Путь только один. Канава.

Выбора у Мэтта не было. Он поехал прямо на канаву, надеясь, что она не слишком глубокая, и что дерево ничего не сделает с шинами.

Машина резко нырнула, отчего зубы Мэтта лязгнули, прикусив губу. Потом под машиной захрустели листья и ветки, и на мгновение она замерла, но Мэтт продолжал изо всех сил давить ногой на акселератор, и вот его стало болтать из стороны в сторону – это машина поворачивалась в канаве. Он сумел овладеть управлением и вернулся на дорогу как раз вовремя, чтобы успеть резко вильнуть влево в том месте, где дорога неожиданно изгибалась, и канава заканчивалась.

Мэтт учащенно и глубоко дышал. Он петлял по дороге со скоростью около 50 миль в час, уделяя половину своего внимания Старому лесу, пока наконец – о, счастье, – перед ним не возник одинокий красный свет, сияющий как маяк во тьме.

Угол Мэллори. Мэтт нажал на тормоза, и с визгом и запахом горящей резины машина остановилась. Крутой поворот направо, и лес остался далеко позади. До дома еще дюжина кварталов, но, по крайней мере, там не будет больших скоплений деревьев.

Крюк, который он сделал, был большим, и теперь, когда непосредственная опасность миновала, израненная рука начала болеть. А к тому моменту, когда он подъезжал на «ягуаре» к своему дому, у него вдобавок закружилась голова. Он остановился под уличным фонарем, а потом плавно съехал вниз, во тьму. Ему не хотелось, чтобы его кто-нибудь видел в таком состоянии.

Может быть, теперь надо позвонить девушкам? Предупредить их, чтобы они не выходили сегодня ночью, потому что приближаться к деревьям опасно. Впрочем, это они и сами знали. Теперь, когда Елена опять стала человеком, Мередит ни за что не отпустит ее в Старый лес. А Бонни от одного предложения отправиться в темноту поднимет страшный шум – тем более что Елена уже показала ей это.

Малах. Уродливое название для поистине жуткой твари.

Вот что действительно необходимо – так это чтобы городские власти послали туда кого-нибудь расчистить дорогу. Но только не ночью. Вряд ли кто-нибудь поедет по этой заброшенной дороге в темное время суток, а отправлять туда людей – ну, это значит сервировать их малаху на тарелочке. Утром Мэтт проснется и первым делом позвонит в полицию. А полиция вызовет кого надо, и дерево уберут.

Мэтта окружала темнота; времени было больше, чем ему казалось. Может быть, все-таки стоит позвонить девушкам. Только надо сначала немного привести в порядок мысли. Зудели и горели раны. Думать было трудно. Может быть, если он всего минутку отдохнет, переведет дух…

Мэтт уткнулся головой в руль. Через секунду его окутала тьма.

Когда Мэтт проснулся, не понимая, что к чему, то обнаружил, что по-прежнему сидит за рулем машины Елены. Он кое-как добрел до дома, едва не забыв запереть машину, и долго не мог найти ключи от черного хода. Свет в доме был выключен – родители спали. Мэтт добрался до своей спальни и рухнул на кровать, даже не сняв ботинки.

Когда он опять проснулся, то с удивлением обнаружил, что уже девять утра, а в кармане его джинсов надрывается мобильник.

– Мер…дит?

– Мы ждали тебя рано утром.

– Я так и собирался, только сначала надо понять, как, – сказал, или, вернее, прохрипел в ответ Мэтт. У него было ощущение, что голова распухла вдвое, а рука – как минимум вчетверо. Но несмотря на это, где-то в глубине сознания он прикидывал, как ему доехать до общежития, не проезжая мимо Старого леса. Наконец в мозгу ожило несколько нейронов, которые подсказали ему ответ.

– Мэтт. Ты еще здесь?

– Не уверен. Ночью… О, черт, я даже толком не помню, что произошло ночью. Я ехал домой, и… Знаешь, я приеду и все расскажу. Сначала мне надо позвонить в полицию.

– В полицию?

– Да… Слушай, подождите час, ладно? Через час я буду у вас.

Однако до общежития он добрался ближе к одиннадцати, чем к десяти. В голове после душа немного прояснилось, хотя ноющей руке душ почти не помог. Когда Мэтт возник на пороге, его буквально поглотила волна женской заботы.

– Мэтт, что случилось?

Он рассказал им все, что смог вспомнить. Когда Елена, сжав губы, сняла с его руки элестичную повязку, лица у девушек перекосились. Длинные раны были явно заражены.

– Похоже, что эти малахи ядовитые.

– Да, – коротко сказала Елена. – Ядовитые для тела и разума.

– И ты думаешь, что такая штука может забраться внутрь человека? – спросила Мередит. Она уткнулась в ноутбук, пытаясь найти что-то хоть отдаленно похожее на существо, что описал Мэтт.

– Да.

На одну секунду взгляды Елены и Мередит встретились – и обе тут же опустили глаза. Наконец Мередит сказала:

– А как узнать… сидит он в человеке… или не сидит?

– Это может узнать Бонни, если войдет в транс, – ровным голосом ответила Елена. – Могу определить и я, но я не буду для этого пускать в ход белую магию. Мы идем вниз искать миссис Флауэрс.

Она произнесла это особым голосом, который Мэтт научился распознавать уже давно. Этот голос означал, что споры не принесут ничего хорошего. Она просто сообщала, как все будет, и все.

Впрочем, Мэтт был не в том состоянии, чтобы спорить. Он терпеть не мог жаловаться – ему приходилось играть в футбол со сломанной ключицей, растянутым коленом и вывихнутой лодыжкой, но сейчас было другое дело. Сейчас ему казалось, что его рука вот-вот взорвется.

Миссис Флауэрс была на кухне, но на столе в гостиной стояло четыре стакана холодного чая.

– Сейчас я к вам приду, – крикнула она из-за двери, отделявшей их от кухни. – Пока выпейте чай – особенно молодой человек с ранами. Чай поможет ему расслабиться.

– Травяной чай, – шепнула остальным Бонни, словно сообщала о каком-то профессиональном секрете.

Чай оказался неплох, хотя Мэтт предпочел бы кока-колу. Он попытался отнестись к нему как к лекарству; поскольку девушки наблюдали за ним, словно ястребы, на тот момент, когда к ним вышла хозяйка, он сумел выпить больше половины.

На голове у пожилой дамы была садовая соломенная шляпа – по крайней мере на ней были искусственные цветы, отчего и складывалось ощущение, что шляпа садовая. Но на подносе, который она держала в руках, лежали медицинские инструменты – сияющие, словно их только что прокипятили.

– Да, милая, ты права, – сказала она Бонни, которая встала перед Мэттом, словно защищая его. – Когда-то я работала медсестрой, совсем как твоя сестра. В те времена женщины-врачи не очень-то приветствовались. Но всю свою жизнь я была ведьмой. А ведьмы всегда одиноки, согласна?

– Если бы вы жили ближе к городу, – сказала Мередит, которая явно была озадачена происходящим, – вам было бы не так одиноко.

– Ну да, только люди постоянно пялились бы на мой дом, а дети спорили бы, у кого хватит смелости подбежать к нему и дотронуться рукой до стены, или бросали бы камни в окно, а взрослые не сводили бы с меня глаз каждый раз, когда я выйду в магазин. И как я смогла бы поддерживать в порядке свой сад?

Никто из присутствующих никогда не слышал от нее такого длинного монолога. Они не были к этому готовы, и лишь после секундной паузы Елена проговорила:

– Не понимаю, как вам удается поддерживать его в порядке здесь. А как же олени, кролики и прочая живность?

– Видишь ли, по большей части для этой живности он и предназначен, – миссис Флауэрс улыбнулась счастливой улыбкой, и ее лицо как будто осветилось изнутри. – Естественно, они в нем пасутся. А растения, которые я выращиваю, чтобы лечить раны, порезы, вывихи и так далее, они не трогают. Может быть, они тоже знают, что я ведьма, потому что всегда оставляют кусочек сада для меня самой – ну, может быть, еще для пары гостей.

– А почему вы рассказываете мне об этом именно сейчас? – строго спросила Елена. – Много раз, когда я искала вас или Стефана, у меня мелькала мысль, что… Ладно, неважно, какая мысль. Просто я не всегда была уверена, что вы наш друг.