Действительно, согласись на эту роль Василий Меркурьев — прекрасный артист — его отношения с названой дочерью складывались бы совершенно не так, как у Юрия Никулина, и играл бы он по-другому, а значит, были бы другие мизансцены, другой диалог. Появление в картине Никулина, как это сразу поняли и сценарист Николай Фигуровский, и Лев Кулиджанов, обязывало пересмотреть сценарий и во многом переписать его под этого актера. Фигуровский, человек чрезвычайно одаренный и чуткий, тут же включился в работу: менял сценарий в процессе съемок, на которых он присутствовал неукоснительно. После съемочной смены он шел в дом, где поселился в Мамонтове, и стучал на машинке, переписывая под актеров и сцену, которую предстояло снимать на следующий день, и диалог. Предлагал по нескольку вариантов одной и той же реплики.

Инна Гулая… По уровню своей одаренности она тоже была абсолютно уникальной актрисой. Но в отличие от Никулина Инна была нелюдимой и неконтактной. Ее талант был для нее тяжелым бременем, мучил как ее саму, так и ее близких. Она распространяла вокруг себя беспокойство и дискомфорт, что потом в самой крайней степени проявилось в ее семейной драме с Геннадием Шпаликовым. Была в ней какая-то бездонная пропасть, которую сразу и не увидишь за ее глубокими выразительными глазами [ 64].

Из воспоминаний Натальи Фокиной: «После Никулина и Инны Гулая третьим центром притяжения был, конечно, Василий Макарович Шукшин. Он жил в одном доме с Леонидом Куравлевым, там-то и сложился их творческий альянс. Они не только подружились, но были очень нужны друг другу. Первый успех режиссера Шукшина, связанный с фильмом "Живет такой парень", был заложен именно тогда, в их совместном общении в Мамонтово и жгучем интересе, возникшем у каждого к одаренности другого».

Лев Кулиджанов, режиссер, который всегда ювелирно точно создавал характеры и выстраивал на экране тончайшие психологические вязи, сделал это и в картине «Когда деревья были большими». Если Ромм смотрел на жизнь в телескоп, то Кулиджанов — в микроскоп. Этого он требовал и от актеров. В Мамонтове снимали эпизод на пароме — один из ключевых в фильме. Кузьма Иорданов продолжает выпивать, обманывает дочку. Его ругает за тунеядство председатель колхоза (Василий Шукшин). Кузьма спорит с председателем, а Наташа защищает своего отца. Здесь Кузьма впервые начинает понимать, что Наташа его по-настоящему любит. Он чувствует, что нужен ей, и особенно остро ощущает свою вину перед ней — он же соврал, когда назвался ее отцом.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Когда снимали крупный план Инны Гулая, я ей подыгрывал, подавая за кадром реплики. Мы стояли на пароме, заставленном машинами, телегами, скотом. Инна долго стояла молча, как бы собираясь с мыслями, и потом тихо проговорила:

— Можно снимать.

Начали съемку. Инна плакала по-настоящему. Когда по ее лицу потекли слезы, она стала кричать председателю колхоза:

— Да что вы выдумываете?! Ничего он не обижает меня. Что вы к нему придираетесь! Я люблю его. Он хороший.

Она так это сказала, что я совершенно забыл слова, которые должен ей говорить по ходу действия.

Сняли первый дубль. На несколько минут воцарилось молчание в группе. Потом Кулиджанов сказал актрисе:

— Отдохните, а когда будете готовы, снимем еще один дубль.

Инна постояла молча, с отсутствующим взглядом, а потом, кивнув головой, шепнула:

— Можно.

И всё началось снова. Она плакала. Я смотрел ей в глаза, и У меня тоже едва не текли слезы. Инна заражала своей игрой. С ней удивительно легко работалось. Она отличалась от многих актрис, с которыми мне приходилось встречаться. Как правило, все они были озабочены тем, как получатся на экране.

Инна Гулая об этом не думала. Ей было все равно — красивым или некрасивым выйдет ее лицо на экране. Ее волновала лишь правда внутреннего состояния. Она жила своей ролью.

Вот одна из ее первых сцен в фильме. Перрон станции. Подошел поезд, на котором Кузьма приехал в деревню. В конце платформы стоит Наташа и смотрит на сошедшего с поезда Кузьму. И у нее то ли от волнения, то ли еще по какой причине вдруг странно начинают кривиться ноги. Косолапя, она бежит по перрону навстречу отцу. В этой походке какое-то скрытое стремление и нерешительность, волнение и радость — всё одновременно. Другая актриса постаралась бы пробежать красиво. Инна играла так, как ей было надо по состоянию, и всем становилось ясно, о чем думает, чем обеспокоена ее Наташа».

Инна Гулая, действительно, в работе была абсолютно беспощадна к себе, не боялась быть некрасивой, морщила нос, волочила ноги… Но и Никулин в роли Кузьмы Иорданова потряс всех своим совершенно неожиданно открывшимся большим драматическим талантом. После Балбеса никто не думал, что он может сыграть кого-нибудь, кроме пьяницы или вора. Ро-лан Быков говорил: «Увидав Никулина в фильме "Когда деревья были большими", я вспомнил слова Эрнеста Хемингуэя: "Такие глаза бывают у спаниелей и у некоторых женщин…" И мысленно добавил: и — у Никулина».

18 декабря 1961 года Юрий Никулин перешел свой сорокалетний рубеж, а на следующий день фильм «Когда деревья были большими» сдавали худсовету. Кулиджанов так волновался, что ушел из зала и все время, пока шел просмотр в кинозале, просидел в комнате съемочной группы. Картину смотрели хорошо, многие были захвачены ею и приняли ее безоговорочно, но некоторых членов худсовета она раздражала. В числе ярых противников фильма оказались драматург Георгий Мдивани и Марк Семенович Донской. Мдивани в очень категоричной форме высказал свое отрицательное мнение и демонстративно ушел. А Донской очень долго и громко возмущался и, обращаясь к Кулиджанову, кричал: «Ты меня обмануть хочешь, но не удастся! Ты меня не обманешь! Человек неисправим, как рак неизлечим».

Почему главный герой картины вызывал такое возмущение и у худсовета студии, и в кинематографическом главке? Видимо, потому, что он противоречил привычным установкам. Сложные вопросы нравственности, раскаяния, перерождения на деклассированные элементы общества не распространялись. А тут герой — жулик-неудачник, самозванец, в конце картины пробудившийся к новой жизни. А ведь именно тогда, после XX съезда партии, когда шла реабилитация многих и многих тысяч невинно отбывавших свой срок в сталинских лагерях, появилось огромное число людей с изломанной, неудавшейся жизнью, которым неимоверно трудно было обрести какой-то статус в советской действительности. Кулиджанов знал это очень хорошо. Он не раз провожал свою репрессированную мать, лишенную тбилисской прописки, на поселение — то в Сталинири, то в Каспи. Его дядя Сурен, отбыв десятилетний срок в Магадане, тоже был выслан из родного Тбилиси и скитался по захолустным грузинским райцентрам. Отчаявшись, он покончил с собой. Как им всем, людям с искалеченной судьбой, да и всем остальным, пережившим репрессии, не хватало доброты! Смысл фильма «Когда деревья были большими» и Кулиджанов, и Фигуровский, и Никулин видели именно в доброте, в надежде на лучшее в жизни и в людях.

Через несколько дней после просмотра для худсовета на студии Кулиджанову позвонил С. Герасимов и сказал, что посмотрел «Деревья» вместе с министром культуры Фурцевой, и Екатерине Алексеевне картина очень понравилась, она просила всех поздравить. Фильм вышел на экраны страны 26 марта 1962 года и прошел с большим успехом. На премьере в Доме кино отец Никулина, Владимир Андреевич, памятуя о том, что Кулиджанов снял уже такие фильмы, как «Дом, в котором я живу» и «Отчий дом», сказал: «Почему же вы не назвали свой новый фильм "Дом, который он нашел"?» Кулиджанов схватился за голову — точно! Но было уже поздно что-либо менять…

Юрий Владимирович всегда знал и говорил, что именно кино сделало его популярным. Но цирк он бросать не собирался. Наоборот, всю жизнь именно цирк был для Юрия Никулина не только главным делом, но и родным домом. Ведь кино — это всего лишь пленка, а цирк — это жизнь, где нет ничего придуманного. Цирк — сложный мир. Здесь система взаимоотношений немного другая, нежели в других искусствах. Здесь каждый день люди держат в своих руках чью-то жизнь. В руках. На плечах. На кончике лонжи. На перше. В цирке у людей развивается острое чувство товарищества, оно органично входит в профессию. Завидуют ли артисты цирка друг другу? Не без этого, конечно. Но в цирке и зависть особая — она, как говорил Никулин, «подзаводит», заставляя думать, как лучше сделать свой номер. Здесь радуются успеху других. Эта традиция идет с давних пор: ведь в свое время жизнь артистов зависела от сборов. Будут сборы — хозяин жалованье выплатит, пусто в кассе — никто денег не получит. Поэтому каждый болел не только за свой номер, но и за всю программу. Покажет артист новый номер, и каждый постарается подойти и сказать ему: «С дебютом!», «С началом!» А сколько полезных советов от клоунов получил Юрий Никулин, спотыкаясь во время репетиций своих реприз… В цирке работают не ради карьеры, а из-за любви к нему. Здесь нельзя беречь себя, нельзя подвести, когда на тебя рассчитывает партнер. Да, цирк — это дом, он — простая мера великих вещей, изначальных свойств порядочного человека, и Никулин и цирк обрели друг друга по родству душ…