А вот мимическая сценка «Перш». Ее Никулин и Шуйдин показывали после номера артистов, балансирующих на лбу большим першем — шестом, на котором исполняются сложные акробатические трюки. Клоуны появлялись на манеже, неся на плечах длинный шест, и своими приготовлениями настраивали публику на то, что сейчас повторят немыслимый трюк только что выступавших артистов. Не спеша, они снимали пиджаки, пробовали крепость шеста, после чего Никулин устанавливал его себе на лоб. Прежде чем начать влезать на перш, Шуйдин, надев на себя страховочный пояс с лонжей, подходил к униформистам. Смахнув слезу, он печально пожимал всем руки, как бы прощаясь перед, возможно, смертельным трюком. Потом подходил к Никулину. В оркестре звучала барабанная дробь. А Никулин неожиданно ложился на ковер вместе с шестом, и Шуйдин старательно по нему полз. Реприза примитивная, но в зале смеялись.
Еще была реприза с гирей. После очередного силового номера клоуны с трудом выволакивали на манеж большую гирю. Никулин снимал с себя пиджак и рубашку и оставался в жилетке и брюках, закатанных до колен. Он жестом предлагал партнеру поднять гирю. Шуйдин с огромным напряжением выжимал ее один раз, затем другой. Никулин важно раскланивался — мол, смотрите, какие чудеса творим. Шуйдину это не нравилось, и он предлагал Никулину самому поднять гирю. Тому гиря явно была не по силам. С гирей его «бросало» из стороны в сторону, казалось, он вот-вот упадет. Наконец вес взят!.. И вдруг совершенно неожиданно Никулин изо всех сил ударял своего партнера этой громадной гирей по голове. Зал изумленно ахал — оказывается, гиря-то бутафорская!
Репризу «Водка» многие считали лучшим номером Никулина и Шуйдина. Сценка пантомимическая, слов в ней нет, в ней просто очень много смешных поворотов и трюков, поддерживающих историю, когда клоуны, изображающие двух пьянчуг, никак не могут выпить. А в репризе «Стрельба из лука» Шуйдин на весь зал громко заявляет, что и в темноте попадет в центр мишени. Гаснет свет, а когда он снова вспыхивает, стрела действительно торчит из самого «яблочка» мишени. Никулин без энтузиазма, хотя и покорно, помогает своему энергичному товарищу, но сам он ведет себя, как очень усталый человек — молчит, вяло бродит по манежу. В результате, когда в очередной раз после выстрела Шуйдина зажигается свет, все видят, как Никулин втыкает стрелу в мишень. Из-за своей медлительности он не успел это сделать вовремя. Такое ротозейство, разоблачающее трюк, должно быть наказано. Шуйдин заявляет, что теперь он будет стрелять в яблоко, которое положит на голову Никулину. «Я вам покажу, что метко стреляю!»
Гаснут и вновь загораются прожекторы… И что видит зритель? Никулин стоит и жует яблоко, а стрела… торчит в его груди. «Мимо!» — апатично говорит Никулин и, дожевывая яблоко, уходит с отсутствующим выражением лица, унося стрелу в груди.
А как зрители любили репризу с яйцом! В ней Никулин, усевшись на табурет, читает журнал. Шуйдин хочет подшутить над ним и «подбивает» на это и инспектора манежа. Когда инспектор на секунду отзывает Никулина в сторону, Шуйдин кладет на табуретку яйцо. Ничего не подозревающий Никулин, не глядя, спокойно опускается на табурет с лежащим на нем яйцом и продолжает читать журнальчик. Шуйдин удивлен: а как же яйцо? Никулина снова подзывает инспектор манежа, и все видят, что и табурет, и штаны Никулина абсолютно чистые, а яйцо непонятно как исчезло. Шуйдин снова незаметно кладет на табурет яйцо. Никулин опять на него садится. Но розыгрыша снова не получается: яйцо куда-то бесследно исчезает. Так повторяется несколько раз, причем Никулин настолько погружен в чтение, что совершенно не замечает проделок своего партнера. Вконец озадаченный Шуйдин не выдерживает и уже сам садится на стул… и, естественно, раздавливает яйцо. Как же это было смешно!
Однажды клоуны работали, будучи особенно в ударе, как казалось всем зрителям, сидящим в цирке. Публика хохотала и над «Насосом», и над «Стрельбой бантиками», «Лошадки» вызывали неудержимый смех, не говоря уже о репризе с исчезающими яйцами. Никулин и Шуйдин веселили публику так, что некоторые визжали. И никто в зрительном зале не догадывался, что в это самое время у Юрия Никулина тяжело болеет маленький сын и что дома они не спят уже которую ночь, потому что положение очень серьезное. Что в перерывах представления Никулин звонит своей семье и задает один и тот же вопрос: «Ну как он? Ему легче?»… Всё правильно: люди пришли отдохнуть, посмеяться, им не нужно знать, какие кошки скребут на душе у клоуна…
* * *
Мастерство, которое наработали Никулин и Шуйдин к концу 1950-х годов, позволило им выступать в самом трудном жанре клоунады — лирико-романтических репризах. Когда комический сюжет — там есть и гротеск, и буффонада — замешен на настоящей драме. Юмор в таких репризах всегда пронизан грустью, смех и печаль в них соседствуют, их не разорвать. Всё, как в жизни — смех и слезы в ней всегда рядом, всегда идут рука об руку. Клоунада «Розы и шипы», которую Никулин и Шуйдин исполнили в 1959 году, — классика жанра лирико-романтических реприз.
Клоун (Никулин) хочет подарить любимой девушке цветы, а их нигде нет. Тогда клоун берет у спекулянта (Шуйдина) букет роз, расплачивается и торопится преподнести цветы своей любимой. Но спекулянт хватает его за рукав: мало денег. Никулин выворачивает карманы — ни копейки. Тогда он снимает с себя галстук и отдает спекулянту. Но торговец все равно недоволен, он выхватывает у девушки из рук цветы и, сердитый, уходит. Шуйдин, кстати, был великолепен в образе спекулянта. Девушка (ее играла Татьяна Никулина), естественно, огорчена. Влюбленный бежит вслед за спекулянтом и вскоре возвращается с цветами в руках… но без брюк. Их он отдал в уплату за цветы. И вот что интересно: многие клоуны в разные времена и каждый по-разному снимали и теряли штаны на манеже. Это стало уже штампом. Когда то же самое проделывал в «Розах и шипах» Никулин, то, что обычно выглядело вульгарной проделкой, у него приобретало особый смысл. Это был не просто человек без штанов. Поступок никулинского героя — это и готовность на всё ради любимой, и осуждение скупости, и вызов, брошенный жадному до наживы спекулянту. Долговязый влюбленный по-детски радовался, что все же смог преподнести цветы, и зрители проникались уважением к его чувствам. Зрители смеялись, но в то же время сочувствовали ему, были растроганы и взволнованы тем, что увидели на манеже. Смущенный персонаж Никулина прятался за скамейку, как за ширму. Девушка благодарно ему улыбалась, и, взявшись за руки, влюбленные покидали манеж. Артисты не успевали уйти за кулисы, как в зале раздавались аплодисменты, и зрители сидели потом некоторое время, немного потрясенные, задумчивые [ 50].
ИНТЕРЕСНАЯ ЖИЗНЬ
В конце 1959 года Никулину снова позвонили с «Мосфильма». Эльдар Рязанов после успеха «Карнавальной ночи» и «Девушки без адреса» собирался снимать свой третий художественный фильм и предложил Никулину попробоваться в нём уже не на эпизодическую, а на главную роль. Фильм назывался «Человек ниоткуда». По сюжету молодой талантливый ученый Владимир Поражаев, веселый, азартный, немного наивный и бесхитростный, мечтает найти некое дикое племя «тапи». Поражаев давно работает в составе антропологической экспедиции и считает, что такое племя есть. Но его начальник не верит в его существование и считает теорию Поражаева выдумкой, бессмысленной и даже в известном смысле вредной. Спор двух ученых разрешается самым неожиданным образом: во время очередной экспедиции Владимир случайно попадает в плен к каким-то дикарям и оказывается, что они и есть то самое племя «тапи». Поражаев решает доказать и начальнику, и всему научному сообществу, что его гипотеза — не вымысел. Используя свое интеллектуальное превосходство, он освобождается от дикарей и с одним из них — он прозвал его Чудаком — возвращается в Москву. Далее сюжет фильма развивается в духе комедии положений с элементами эксцентриады.