— Выходит, у меня просто нет выбора? — пробормотал Калавун, отбрасывая в сторону смятый свиток.

— Да, мой повелитель, — ответил Назир, не сводя глаз с усталого лица султана. — Я думаю, у тебя нет выбора.

Синайская пустыня, Египет 31 декабря 1288 года от Р.Х.

Уилл застонал, зажатый стенами. Не хватало воздуха. Он попытался крикнуть, но из горла вырвался лишь слабенький писк. Вдобавок по нему ползали какие-то гнусные твари и больно кусали. А сверху за ним следил пристальный глаз, становившийся все ярче и ярче. Скорей бы снова наступила тьма и пришел холод. Он молился, чтобы это случилось. Терпеть этот взгляд не было сил. Он молился и молился, но свет становился ярче и горячее. Лицо и руки уже покрылись волдырями, еще чуть-чуть, и в нем закипит кровь.

Уилл проснулся, судорожно переводя дух. Долго смотрел в потолок шатра. Затем полы раздвинулись, и вошел человек. Уилл так и не узнал его имени и называл его, как все остальные, шейх, что означало — учитель.

Шейх кивнул Уиллу:

— Как ты?

— Лучше, — ответил Уилл и бросил взгляд на свою правую ногу, обложенную деревяшками, обвязанными веревкой. Одна деревяшка, шире и толще остальных, была подложена под икру, две другие стояли по бокам. — Сегодня я хочу попробовать встать.

— Рано, — отозвался шейх.

— Но мне очень нужно добраться до Каира, — расстроенно проговорил Уилл.

— Еще семь дней, — спокойно заключил шейх, — и ты окрепнешь.

Уилл снял с шеи цепочку с золотым кольцом и Святым Георгием:

— Возьми.

Шейх покачал головой:

— Нет.

— Но ты спас мне жизнь.

Шейх вздохнул и опустился на циновку рядом с Уиллом, скрестив длинные ноги.

— Ты бы оставил раненого умирать в пустыне?

— Нет, но…

— Ты бы спас его за деньги?

— Нет.

— Тогда почему ты ожидаешь это от меня? Я тоже за спасение жизни плату не беру, христианин. Мы кочевники, а не купцы. И уж конечно, не воры. — Шейх усмехнулся. — Мертвец отравил бы колодец. Поэтому и для нас хорошо, что ты выжил. Тебе повезло, сейчас сухой сезон и мои люди услышали крики.

— Прости, я не хочу тебя обидеть, — сказал Уилл, продолжая протягивать цепочку. — Но мне нужен верблюд, чтобы добраться до Каира. Возьми.

— У тебя только прошла горячка. Ты еще слабый, нога не зажила, — возразил шейх.

Уилл посмотрел в угол, где на песке были аккуратно сложены его вещи. Фальчион в ножнах и одежда. Когда его вытащил из колодца бедуин, он был весь покрыт коркой грязи, смешанной с кровью и насекомыми. Нога оказалась сломана в двух местах. Уилл бредил и не помнил, как его вытаскивали, как везли в становище, как шейх выправлял ногу, ставил кости на место. Сколько времени он провел в становище, Уилл тоже не знал, но догадывался, что не меньше месяца.

Рядом с его одеждой лежал и кинжал с серебряной рукояткой, который Анджело уронил в колодец. И его серебряная маска. Уилл заметил, что бедуины опасливо косятся на маску. Может быть, они чувствовали зло человека, который ее носил.

— Мне нужно в Каир, — сказал Уилл, — чтобы предупредить об опасности. Человек, толкнувший меня в колодец, сделал это не только из мести. Он замыслил большое злодейство, а я мог ему помешать. Наверное, это злодейство уже случилось, но все равно я должен идти в Каир.

Шейх посидел молча, потом поднялся. В его руке был кинжал. Он склонился над Уиллом и ловко перерезал крепления деревяшек.

— А это убери. — Он показал на цепочку и встал. — Тебя проводит до Каира один из моих людей. — Шейх вскинул руку. — Ну что ж, давай посмотрим, сумеешь ли ты ходить.

Венецианский квартал, Акра 5 января 1289 года от Р.Х.

Гарин долго слонялся под дождем в переулке у Шелковой улицы. Откинув капюшон промокшего плаща, он внимательно рассматривал спешивших домой после трудового дня прохожих. И наконец дождался. Вот и Элвин. Она прошла мимо, опустив голову, сторонясь льющихся с крыш потоков воды. Гарин собирался ее окликнуть, но не мог себя заставить. И просто пошел за ней.

Он следил за Элвин уже много недель. Изучил все переулки вокруг Шелковой улицы. Подходил к ее дому, наблюдал исподтишка на базаре, когда она приходила покупать продукты. Это превратилось у него в манию, которая с каждой неделей становилась все острее. После той встречи в первый день в Акре он побывал в прицептории, где ему сказали, что коммандор Кемпбелл отбыл по делам, а когда вернется — неизвестно. Гарин обосновался в портовом постоялом дворе и проводил время в тавернах и борделях. Не переставая думать об Элвин и о ее словах.

Однажды во время соития с очередной унылой шлюхой в сознании Гарина вдруг возник образ Элвин. Она лежала под ним с закрытыми глазами. С этого все и началось. На следующий день он начал следить за ее домом. Она пошла с дочкой на базар, и Гарин последовал за ними. Роуз шла вприпрыжку рядом с матерью, время от времени махая рукой знакомым, которых у нее, похоже, здесь было много. В тот вечер, сидя с кружкой, Гарин впервые серьезно задумался. Золотоволосая девочка походила на Элвин, но в ней совсем не присутствовала темная масть Уилла. Он прикинул, что девочка не старше двенадцати, и значит… Он вспомнил, как вела себя Элвин, когда увидела его, как начала торопить дочку в дом, как сказала в конце: «Оставь ее в покое, Гарин. Мы не хотим иметь с тобой ничего общего». Кто они, эти «мы»? Вряд ли она имела в виду Уилла. Значит, только себя и Роуз. Такая возможность казалась ему вначале призрачной, но с каждым днем после слежки за Элвин и ее дочерью она прояснялась все сильнее, пока наконец не превратилась в твердую уверенность.

Гарин шлепал за ней по грязи, ежась под дождем. Сегодня он был трезвый, в первый раз за много недель. Даже побывал у цирюльника, подстриг волосы и бороду. Он больше не выглядел нищим, но в душе чувствовал себя таким. Заготовленные слова казались ему просительными и раболепными, и теперь, недалеко от дома Элвин, он пожалел, что не пропустил рюмочку или две для храбрости. Вот уже и голубая дверь. Еще миг, и она исчезнет за ней. А у него в голове все крутились и крутились вопросы.

— Элвин!

Она быстро повернула забрызганное дождем лицо. Увидела его и чуть расширила глаза. В них не было особого удивления, а какая-то странная тревожная покорность. Будто она знала, что этот момент наступит, и страшилась его.

— Погоди, — крикнул Гарин, когда она потянулась к двери. Он подбежал и схватил ее за руку.

— Я же сказала тебе, оставь меня в покое. — Элвин стряхнула с облепившего голову чепца капли дождя. Сквозь ставшую прозрачной ткань он видел ее дивные волосы. — Нам не о чем говорить.

— Есть. В тот день, Элвин, когда ты пришла ко мне во дворец, когда мы…

Элвин опустила глаза.

— Не надо, Гарин, прошу тебя! Я этого не перенесу. — Она попыталась вырвать руку. — Пожалуйста, уйди.

— Ты ведь не рассказала Уиллу? — Его тон стал тверже. Ее страдание неожиданно стало Гарина раздражать. — Не рассказала, как лежала со мной? — Он сдавил пальцами ее запястье. Злость взяла верх. — Ничего не сказала о Роуз? Он ведь не знает, правда?

Когда Гарин произнес имя дочери, Элвин побледнела. Затем сильно ударила свободной рукой его по лицу. От неожиданности он ее отпустил, и она отстранилась, потирая запястье, где остался след.

— Не смей говорить о моей дочери, — произнесла она стальным голосом. — Я не хочу, чтобы ты подходил к ней. Слышишь? Никогда! — Гарин стоял, прищурившись на нее. Она замолкла и опустила глаза. — Я тогда согрешила, сильно, и замаливаю этот грех с тех пор каждый день. К сожалению, то, что случилось, изменить невозможно. Но я люблю Уилла, и мы счастливы. Я не та женщина, которая тебе нужна, Гарин. Надеюсь, ты еще найдешь свою. — Она раскрыла дверь.

— Но Роуз моя, верно? — крикнул Гарин ей в спину. — Вот почему вы не хотите иметь со мной ничего общего. Она моя дочь!

Дверь захлопнулась. Он сошел по ступенькам под дождь. Вода стекала с капюшона на лицо. Гарин уже собрался подойти к двери и стучать, пока она не откроет, но увидел, как в одном из окон наверху мелькнула головка Роуз. Девочка смотрела на него, держа край шторы. Он поднял руку, но махнуть не успел. Сзади протянулась рука и задвинула штору.