Шевельнулись кусты. Назир, открыв глаза, потянулся за мечом, но, увидев знакомое лицо, расслабился. Это был воин полка Мансурийя, один из четырех, которых послал с ним Калавун.

— Приближаются всадники, атабек, — тихо произнес воин, подходя. — Трое.

Назир быстро поднялся на ноги.

— Пошли.

Они двинулись по дороге к тому месту, откуда была отчетливо видна крепость. Вскоре наверху мелькнули трое всадников, двигавшихся один за другим.

— Это он? — спросил воин.

— Откуда мне знать, — ответил Назир. — Наши на месте?

— Да. — Воин посмотрел на Назира. — Что будем делать, атабек? Их трое.

— Если я увижу, что это тот самый человек, то подам сигнал. Будем действовать, как договорились.

— А другие?

— Придется убить, — сурово сказал Назир. — Взять всех троих нам не под силу.

Воин, казалось, встревожился. Несколько столетий сирийцы-ассасины — фидаины (жертвующие собой), как они себя называли, — вселяли ужас в сердца людей, будь то христиане, сунниты или монголы. Это были фанатичные последователи исмаилской ветви шиитской веры, хладнокровные убийцы, о хитрости, коварстве и бесстрашии которых ходили легенды. Многие владыки почувствовали между ребер кинжал ассасина, если решались противостоять либо им, либо их верованиям. Всего пять лет назад закончилась их власть над этим регионом, где крепости воздвигли еще во времена Саладина по повелению самого знаменитого вождя ассасинов Синана по прозвищу Горный Старец. Фидаинов боялись даже теперь, когда большинство из них, покорившись Бейбарсу, стали просто наемными убийцами.

— У нас будет преимущество неожиданности, — сказал Назир, увидев в глазах воина тревогу.

— Я слышал, их нельзя убить обычным оружием, — пробормотал воин.

— Можно, если они сделаны из плоти и крови. Иди к остальным и ждите моего сигнала.

Назир направился обратно к своему месту у скалы и устремил глаза на дорогу. Всадников не было видно, но он слышал хриплый предупреждающий крик орла, а вскоре наверху по склону скатился камень. Они были близко. Назир сжал рукоять меча.

Эта крепость осталась последним бастионом ассасинов. Пять лет назад, после покушения, Бейбарс повелел захватить все их земли. В каждой крепости был размещен гарнизон мамлюков. Но здесь прошлой зимой ассасины взбунтовались и перебили новых господ. Мамлюки предприняли несколько безуспешных попыток вернуть бастион и теперь ждали подкрепления из Алеппо. Назир со своими людьми объехал все крепости, опросил многих фидаинов, и только в последней нашелся один, который назвал имя. Идрис аль-Рашид. И сказал, что этого человека следует искать в мятежном Кадамусе.

Стук копыт стал громче, Назир пригнулся ниже. Минуту спустя из-за поворота появились три всадника. Скакавший впереди был мощнее сложением и старше остальных двоих, державших луки на изготовку. Дав им проехать, Назир вышел из своего укрытия и окликнул:

— Идрис!

Всадники мгновенно развернули коней. Двое нацелили на Назира стрелы.

Назир поднял руки:

— Я не собираюсь на вас нападать. Мне нужно поговорить с Идрисом.

Тот, что постарше, легко спрыгнул с коня и приблизился.

— Я Идрис. — Он был спокоен.

— Это я посылал тебе весть, — сказал Назир. — Хочу продать сведения о планах мамлюков, что стоят в Кадамусе. Они собрались идти на вас.

— Ты дезертир?

— Я просил тебя прийти одного, — сказал Назир вместо ответа.

— Ты также написал, что будешь ждать меня в деревне, — отозвался Идрис невозмутимым тоном. — Так что мы оба нарушили слово.

— Я не захотел рисковать. В деревне могли увидеть нас вместе и донести мамлюкам. А они дезертиров распинают. Так что я решил встретить тебя здесь. Получу деньги и исчезну.

— Кто назвал тебе мое имя?

— Твой друг.

— У меня нет друзей.

Назир не стал медлить и вскинул руку. В ту же секунду из зарослей вылетели две стрелы и поразили всадников. Одного в шею, другого в спину. Ассасины выронили оружие, первый соскользнул с седла, зацепившись ногой за стремя, второй рухнул вперед. Конь Идриса испуганно попятился, затем припустил по дороге, за ним последовали остальные. Идрис выхватил из ножен кинжал с золотой ручкой, но у Назира уже был в руке меч и на помощь ему из-за кустов спешили мамлюки. Идрис сумел ударить одного в бедро, прежде чем его повалили на землю. Он продолжал остервенело сопротивляться и затих, лишь когда Назир ударил его по голове рукояткой меча.

— Догоните их коней и быстро приведите к пещере, — приказал Назир двоим воинам.

Остальные понесли бесчувственного Идриса вдоль поросшей кустарником лощины. Путь был короткий, но трудный. Приходилось перелезать через камни, обходить расселины. Наконец они дошли до пещеры, где четыре дня назад устроили лагерь. Их встретили несущие там вахту двое оруженосцев.

Идриса втащили в пещеру. Назир отдышался, приказал принести веревку.

Оруженосцы засуетились, и вскоре Идрис сидел привязанный к каменной колонне. Назир снял с его головы башлык, весь в пятнах крови. Осмотрел рану. Она оказалась неглубокая.

Идрис слабо застонал. Назир обрызгал его лицо водой из бурдюка. Подождал, затем побрызгал еще. Дождался, когда Идрис откроет глаза. Взгляд ассасина был вполне осмысленным.

— Меня послал султан Бейбарс найти тех, кто участвовал в покушении на него пять лет назад.

— Этих людей уже нет, ты зря теряешь время.

— Тогда убили только двоих. А мне ведомо, что были и другие. Мне ведомо также, что людей на убийство посылал ты. Я хочу знать, кто тебя нанял. Султану Бейбарсу донесли, что это были франки. Он желает знать имена.

— Ничего ты от меня не добьешься. Повторяю, зря теряешь время. — Идрис спокойно встретил взгляд Назира. — Лучше убей сразу. Я никогда не нарушу клятву фидаина и не опозорю свое имя.

— Есть кое-что похуже смерти, Идрис, — сказал Назир. — Я отсюда родом, из этих мест. Бежал, когда злодеи сожгли мою деревню. Восемь лет прожил в Багдаде, уцелел во время резни, устроенной там монголами, попал в рабство. Меня купили мамлюки и быстро сделали правоверным мусульманином.

Идрис сплюнул.

— Суннитом. Это не значит правоверным.

— А потом они научили меня убивать. — Назир присел на корточки. — Последнее, что я у них познал, уже став атабеком, было умение причинять боль. Я знаю, как сделать, чтобы человек жил много недель, но мучился. Знаю, какие раны лишь болят, но не убивают. Я уверен, что ты очень крепкий, Идрис, и неколебим в своей вере. Но все равно вытащу из тебя то, что мне нужно.

Церковь Святого Марка, Венецианский квартал, Акра 26 мая 1276 года от Р.Х.

Святой отец закрыл требник, и хор вместе с прихожанами начал заключительный гимн вечерни. Младенец на руках Бесины заплакал, разбуженный пением. Она принялась его качать и успокаивать. Когда люди с задних скамей потянулись на выход, Андреас, перегнувшись через сидящую рядом Катарину к Элвин, протянул ей небольшой кошель:

— Положи в ящик для пожертвований, а я выведу их на улицу.

Элвин подождала, пока прихожане рядом поднимутся со своих скамей, затем направилась вдоль прохода к причетнику, который держал деревянный ящик с отверстием в крышке. Собирал пожертвования для бедных. Элвин вытряхнула туда из кошеля три золотые монеты.

Причетник чуть расширил глаза.

— О, сколь ты щедра и благодетельна.

— Это от моего хозяина, Андреаса ди Паоло, — ответила Элвин.

— Мы упомянем его в наших молитвах.

Элвин двинулась к выходу. Остановилась у двери, ожидая, когда последние прихожане выйдут в озаренный янтарным светом двор, и почувствовала, как кто-то схватил ее за руку. Она испуганно обернулась. Уилл. На голове капюшон черного плаща.

— Как ты здесь оказался?

— Пришел тебя увидеть. — Его лицо было напряжено.

— Что случилось? Эврар?

Уилл вспомнил, что не видел ее уже две недели. С тех пор как Саймон нашел их на базаре и сказал, что Эврар умирает.

— Нет. Эврар меня тогда обманул. — Он замялся. — Ладно, объясню в другой раз. Сейчас это не важно. Я пришел сказать, что покидаю Акру на некоторое время.