Элвин закрыла глаза, прижалась влажной щекой к полу, продолжая шептать:

— Я люблю тебя, Уилл Кемпбелл. Я тебя очень люблю.

Боже, как ей хотелось, чтобы он услышал эти слова.

Саймон, запыхавшийся, в ужасе остановился перед домом. Из окон наверху вырывалось пламя. Странно, откуда здесь взялся пожар, ведь Венецианский квартал был довольно далеко от осадных машин мамлюков.

Вдруг входная дверь с шумом распахнулась, и на улицу выбежал человек в горящей одежде. Он снял с плеча и опустил на землю какую-то поклажу, завернутую в тлеющие одеяла, и Саймон с ужасом увидел, что это Роуз.

Добрался Саймон сюда с большим трудом. Пока отпросился у главного конюха, пока переговаривался с защитниками города, которые останавливали его у баррикад по пути в Венецианский квартал, прошло больше часа.

Огонь теперь охватил всю правую часть дома до крыши.

Саймон поднял девочку на руки и побежал за горящим человеком. Догнал и начал тушить его одеялом. Наконец, сбив огонь, повернул безжизненное тело лицом к себе. Почти все волосы и борода обгорели, лицо и шею покрыли ужасные волдыри, но Гарина все равно можно было узнать. Саймон застыл, ничего не понимая. Стон Гарина вывел его из оцепенения. Он повернулся к Роуз. Глаза девочки были закрыты, и, кажется, она не дышала.

— Боже милостивый, — пробормотал Саймон, беря ее руку. — Роуз, ты меня слышишь? Роуз!

— Она жива? Скажи мне, она жива?

Саймон оглянулся. Гарин каким-то чудом поднялся на ноги и стоял рядом. Глянул на Роуз и издал хриплый вопль:

— О Боже!

Он опустился рядом с Саймоном.

— Рози! — Гарин повернул голову к потрясенному конюху: — Саймон, сделай что-нибудь. Приведи ее в чувство!

— Что случилось? — спросил Саймон. — Где Элвин?

Гарин оторвал глаза от Роуз, посмотрел на пылающий дом.

— Я хотел их спасти. Понимаешь, хотел.

— Гарин, ради Христа, скажи, где она? — взмолился Саймон. — В какой комнате?

Но тот опять взялся причитать над Роуз:

— Дитя мое, я не хотел сделать тебе больно. Боже, у меня и в мыслях не было сделать тебе больно.

Саймон побежал к входной двери, вошел внутрь, заслонив лицо руками, и медленно двинулся по коридору. Наверху бешено ревело пламя, было слышно, как трещат балки. Зажав ладонью рот и нос, он толкнул плечом дверь в конце коридора и ввалился на кухню. Здесь тоже было полно дыма. Сделав два шага, он споткнулся о что-то на полу. Посмотрел вниз и увидел мужчину, лежащего в луже крови с перерезанным горлом. Попятившись, Саймон вернулся в коридор и, собравшись с духом, попробовал подняться по лестнице.

В нестерпимом жару удалось добраться до третьей ступеньки. Он остановился. Вытер пот. Попробовал подняться выше, но задохнулся и ослеп от дыма. Сполз назад и на четвереньках двинулся обратно к двери. Вылез, полежал, ловя ртом благословенный воздух, подождал, пока прояснятся глаза, и увидел, что Гарина нет, а Роуз лежит там, где он ее оставил. Он пополз к ней.

Уилл увидел Саймона, выползающего из горящего дома, и погнал коня. Спешился, бросился к нему и замер, увидев дочь, лежавшую на земле без движения. В нем все одеревенело. Сознание отказывалось верить глазам.

— Уилл! — прохрипел Саймон, с трудом поднимаясьна ноги.

Уилл молча посмотрел на него, перевел взгляд на горящий дом, вскрикнул и побежал к двери:

— Элвин!

Саймон потащился за ним.

— Уилл, остановись! Ты не войдешь.

Он схватил его за мантию. Уилл вырвался, побежал дальше, выкрикивая имя Элвин. Ринулся головой вперед в дом. Лестница уже горела, но он начал подниматься, ловя ртом воздух, повторяя имя Элвин. Жар наверху был адский. Уилл обмотал голову мантией и продолжал продвигаться вперед. Одна ступенька, другая. Наверху с грохотом обвалились балки, послав вниз дождь красных угольков. Уилл ревел от ярости и продолжил подъем, но огонь заставил его упасть на колени. Он ненавидел это ревущее голодное пламя, ненавидел свою слабую плоть. В этот момент Уилл ненавидел даже Бога за то, что он сделал его таким хилым. Наверху опять обрушились горящие балки, затем крепкая рука схватила его и вытащила на воздух.

Они начали бороться, но Саймон оказался сильнее. Вымотавшийся в битве Уилл скоро обмяк на его руках, продолжая стонать и повторять имя Элвин. Саймон оттащил его подальше. Теперь весь дом был объят пламенем. Там уже ничего не могло уцелеть.

Через минуту Уилл пришел в себя и схватил Саймона за тунику.

— Что тут случилось?

— Не знаю, — ответил Саймон, тяжело дыша. — Когда я сюда добрался, дом уже горел. — Он отвернулся, неспособный встретить убийственный взгляд друга. — Я пытался найти Элвин, но не смог. Перед этим Гарин вытащил Роуз. — Он глянул на безжизненное тело девочки. — Слишком поздно.

— Гарин? — оцепенело спросил Уилл, отпуская тунику Саймона. — Здесь был Гарин?

Саймон провел руками по волосам.

— Здесь что-то случилось, Уилл. Я видел на кухне убитого человека. Гарин сильно обгорел и плакал над Роуз. Говорил как-то странно.

— Что значит странно?

— Да непонятно. — Саймон вздохнул. — Говорил, что никогда не хотел сделать ей больно. Называл ее «мое дитя». В общем, бредил, как сумасшедший, клянусь.

— Где он сейчас? — ледяным тоном спросил Уилл. К нему вернулось самообладание. Он подавил в себе все чувства, кроме одного.

— Ушел куда-то. Когда я вылез из дома, он уже исчез.

Уилл посмотрел на восток, откуда доносился неистовый рев труб. Вовсю звонили колокола.

— Они прорвались, — пробормотал он и опустился на колени рядом с Роуз. Взял ее безжизненную руку в свои, поцеловал кончики пальцев, затем нежно положил руку ей на грудь и повернулся к Саймону.

— Возьми ее и иди в прицепторий. — Он сглотнул и с трудом продолжил: — Отнеси туда тело моей дочери. Не оставляй ее, Саймон, ты меня понял? Не смей ее здесь оставлять.

— Конечно, Уилл. А ты куда собрался?

— Искать Гарина, — ответил Уилл и направился к коню.

— Ты же не знаешь, где он! — крикнул Саймон.

— Гарин крыса, а этот корабль тонет. Он будет там, где есть надежда спастись. В порту.

Когда Уилл пришпорил коня, Саймон сделал последнюю попытку:

— Уилл, твоя жена и дочь погибли. Убьешь ты Гарина или нет, это ничего не изменит. Пойдем со мной, я тебя умоляю!

Но Уилл уже скакал по улице, поднимая облако пыли.

Порт, Акра 18 мая 1291 года от Р.Х.

Трубили трубы, звонили колокола. Мамлюки прорвались.

Они двигались на верблюдах и конях. Блестели на утреннем солнце мечи и доспехи, переливались радугой плащи. Они двигались под оглушительный грохот литавр, круша перед собой все живое. Пешие воины, вооруженные боевыми топорами и булавами, швыряли горящие факелы на крыши домов и в основания катапульт. Они шли, алчущие крови. Два века владычества христиан на этих землях закончились. Наступило возмездие.

После непродолжительной жестокой битвы ворота Святого Антония пали. Оставшиеся в живых рыцари отступили перед лавиной мамлюков. Раненого Жана де Вилье несколько рыцарей-госпитальеров успели донести на свой последний корабль в гавани. Остальные отошли в крепость. На стенах горели большие баллисты франков. Мамлюки взяли приступом лагерь пизанцев, истребили там всех, а затем продолжили смертоубийство в Германском квартале, где располагались тевтонцы. Башню легата отважно защищали английские рыцари под командой Отона де Грансона и арбалетчики из гарнизона, оставленного в городе королем Людовиком. Но им тоже пришлось отступить, оставив позади своих мертвых.

В порту царил хаос. Под тревожный звон колоколов отплыло несколько последних мелких судов, переполненных сверх меры. Уцелевшие в битве воины прискакали в порт предупредить, что город пал. Призывали толпящихся там испуганных женщин возвратиться в свои дома, спрятаться и переждать. Но вскоре началось невообразимое. Стоявшие сзади, думая, что идет посадка на корабль, начали давить на передних, сталкивать их в воду. Воздух огласился отчаянными воплями женщин и детей. Матросам удавалось подплыть на лодках и вытащить некоторых. Они бросались в воду, чтобы спасти детей. Но большинство женщин не умели плавать и утонули вместе с детьми. Патриарх Иерусалима Никола де Анапе, который ждал в баркасе, когда корабли впереди выйдут во внешнюю гавань, несмотря на протесты епископов, приказал команде грести обратно к берегу.