— Хочешь знать, что говорится о тебе в послании?

— Конечно, господин!

— Хочешь, чтобы гонец молчал, убей его.

— Нубийцы Кермы выбрали лобовую атаку, — произнес вслух фараон Яхмос, наблюдая за приближающимися вражескими кораблями, на которых толпились воины в широких кожаных поясах, с красными париками на головах и золотыми кольцами в ушах. — Лучники, наизготовку! — приказал он.

Подбежал гонец.

— Начальника лучников Яхмеса, сына Абаны, зовут на корму.

— Зачем? — удивился Яхмес.

— Флотоводец Хонсухотеп хочет немедленно передать ему последние распоряжения.

Яхмос выразил кивком свое согласие, и Яхмес, сын Абаны, удалился в тот самый миг, когда должен был начаться бой.

Только присутствие царицы Свободы успокаивало египтян и поддерживало в них мужество. Хоть они и были многочисленнее врагов, но от яростных воплей нубийцев кровь стыла у них в жилах. Яххотеп распорядилась бить в барабаны, чтобы заглушить их устрашающие крики. А когда первые чернокожие воины упали, пронзенные стрелами, египтяне окончательно убедились, что перед ними обыкновенные люди, а не страшные демоны.

Тетиан помнил одно — он должен палицей разбить голову фараону Яхмосу. Хамуди сто раз повторил ему это задание, и теперь он твердил его про себя.

Битва на воде разгоралась все отчаяннее. Тетиан вне себя от возбуждения кинулся в воду и поплыл к главному судну египтян. Полный решимости убить всякого, кто встанет у него на пути, он вскарабкался на нос корабля быстрее, чем на пальму. В его горячечном воображении мертвый фараон уже плавал в луже крови. Оставшись без предводителя, войско противника разбегалось, и беззащитные земли Египта доставались победителям.

Озираясь, Тетиан стоял на палубе царского корабля. Но носовая палуба «Золотого сокола» была пуста.

— Фараон, где ты? Выходи на бой с Тетианом, властителем Кермы!

— Бросай оружие и сдавайся, — потребовал Яхмес, сын Абаны.

С рыком дикого зверя Тетиан кинулся на лучника.

Стрела уже вонзилась царю Кермы в лоб, но он все же успел взмахнуть в последний раз своей палицей.

Операция Кошечки удалась на славу. У Яхмеса, сына Абаны, на левой ноге был теперь аккуратный мизинец из дерева, вместо настоящего, раздробленного палицей Тетиана.

Труп царя Кермы сгорел вместе с телами других нубийцев на гигантском погребальном костре. Яхмес, сын Абаны, вновь был награжден золотом доблести, четырьмя слугами и невиданным доселе даром: наделом пахотной земли возле Эль-Каба, своего родного города, где он сможет провести мирные дни своей старости.

Яхмес, сын Абаны, ни на миг не поверил, что флотоводец Хонсухотеп пожелал дать ему какие-то распоряжения. Он понял, что фараона хотят оставить без прикрытия, и умолил Яхмоса перейти на корму корабля, а сам приготовился встретить убийцу.

Когда фараон сообщил Хонсухотепу о полученном от него приказе, тот поклялся всеми богами, что не звал к себе Яхмеса, сына Абаны. Расспросить гонца также не удалось — он погиб во время битвы.

— От нас ушел только один вражеский корабль, — сообщил фараону Хонсухотеп. — На его борту скрылся Хамуди.

Яххотеп наделяла зерном селения, которые особенно сильно пострадали от грабежей Аты и Тетиана. Войско царицы Свобода продолжало продвигаться вверх по Нилу, не встречая сопротивления.

Когда армия освобождения достигла тучных земель Кермы, ратники стали готовиться к битве. Нубийцы были отважными воинами, и египтяне понимали, что прольют немало крови, прежде чем сумеют добраться до Хамуди в его убежище.

Первый удар они собирались обрушить на корабли противника, а затем пустить по равнине колесницы под предводительством Усача и Афганца.

Однако их глазам открылась странная картина: немногочисленные суда нубийцев мирно стояли у пристани. На них — ни одного моряка, гребца, лучника.

— Предельная бдительность! — отдал команду Хонсухотеп. — Мы не должны попасть в западню.

Старик с посохом в руке приблизился к египетским кораблям и поднял голову, глядя на фараона и царицу Свобода, стоявших на носу «Золотого сокола».

— Я — посланец Совета старейшин, — объявил он, — и передаю вам столицу. Мы просим у вас милости: пощадите жителей нашего города, которые после стольких лет угнетения, уповают на мирную жизнь. Да правит нами Египет, не закабаляя и не унижая нас.

Царица Яххотеп первая ступила на землю Кермы.

Градоправитель Эмхеб с подозрением всматривался в улицы незнакомого города.

Воины сходили с кораблей настороженные, держа наготове оружие: луки, мечи и палицы. Но старик не солгал. Обитатели Кермы в тревоге сидели по домам, ожидая решения фараона.

— Мы ответим согласием на твою просьбу после того, как нам будет выдан Хамуди, — объявил фараон Яхмос.

— Как только этот беглец появился у нас, он потребовал, чтобы мы все взялись за оружие. Он хотел, чтобы жители нашего царства, мужчины, женщины, даже дети вели войну. Мы отказались, и он нас оскорбил. Мы не уразумели, почему мы должны повиноваться этому чужаку со злым сердцем. Не поняли, по какому праву он так разговаривал с нами.

— Он снова сбежал?

— Нет, он остался в Керме.

— Проводи нас к нему, — распорядился фараон.

Город Керма выглядел внушительно: огромные ворота, стены и башни. В центре — храм-крепость на холме.

Старик медленно поднимался по лестнице, ведущей на самый верх крепости.

Последнему владыке гиксосов никогда больше не напасть на египтян. Его проткнул кол, который с любовью и тщанием заострил сборщик мусора, улыбавшийся теперь во весь рот. Лицо Хамуди было искажено последней гримасой ненависти.

Врата святилища Амона распахнулись сами собой.

Фараон Яхмос протянул восходящему солнцу огненный меч, с помощью которого он победил царство тьмы. Потом он передал меч царице Яххотеп, которая вошла в святилище и возложила меч на алтарь. Отныне царственная супруга Нефертари будет поддерживать здесь священный огонь, дабы единство Верхнего и Нижнего Египта не разорвали больше чужаки-захватчики.

— Славлю тебя и чту, о Единый во многих обликах! — произнесла Яххотеп. — Бди в мире, чтобы свет твоего ока освещал нам ночь и питал нас жизнью.

Перед богом Амоном, его супругой Мут и богом луны Хонсу, великой триадой Карнака, фараон принес обет служить Маат — Истине и Закону, — как служила ей Яххотеп. Просил помочь ему силой Маат воскресить Египет таким, каким он был в годы своего благоденствия.

— Мне надо выполнить еще одно обещание, — сказала Яххотеп сыну после церемонии в Карнаке.

В сопровождении всего царского двора она направилась к заброшенным домишкам на окраине, где когда-то юная царевна отыскала слепого старика-землемера, умершего много лет назад. Землемер позволил ей дотронуться до своего жезла с навершием в виде священного животного бога Сета с огненными глазами. Сет не спалил дерзкую, и тогда старик отдал царевне жезл, надеясь, что она с его помощью восстановит подлинные границы Египта.

Увидев пустырь с полуразрушенными строениями, где когда-то размещалось управление земельными угодьями, царица обратилась к Карису:

— Почему ты не занялся починкой этих домов? — спросила она.

— Я не раз посылал сюда работников, госпожа, но все они уверяют, что место нечистое.

С жезлом в руке Яххотеп сделала несколько шагов вперед и застыла. У нее возникло странное ощущение, будто здешняя земля не хочет, чтобы люди жили на ней.

В углу между полуразрушенными зданиями стоял тамариск. Только две ветки зеленели на нем, остальные были сухими. Ворох сухих веток лежал и под деревом.

Яххотеп поняла, что источник злой воли находится в тамариске, и направилась к нему. Она увидела обрывки одежды с пятнами крови, клочки волос, обрывки папируса с магическими формулами и именем Апопи.

Царица Свобода направила навершие жезла на источник злых сил. Огненные глаза Сета вспыхнули, и сухие ветки загорелись. На этот раз Апопи умер окончательно.