Через несколько секунд воды Нила забурлили, и огромные волны стали бить в борта барки Яхмоса, уже приближавшейся к берегу.

В Карнаке, во дворце, в долине мертвых и в каждом доме Фив люди, согласно приказанию Яххотеп, приносили жертвы усопшим и сжигали глиняные фигурки, написав на них имя Апопи. Верховный жрец предпринял еще одну меру предосторожности — он положил глаз из сердолика на восковое изображение Апопи, чтобы обезвредить чары, которыми тот пытался уничтожить Фивы.

Стоя на палубе барки с полосатым парусом, направлявшейся на север, Яххотеп сжимала в руках жезл с золотым навершием в виде головы священного животного бога Сета. В нем таились силы земли и неба. После того, как жезл справился с молнией, царица не боялась гнева Сета. Бог песчаных бурь и молний был для нее уже не врагом, а союзником.

Все мысли Яххотеп были только о сыне. Даже если ей суждено погибнуть, фараон должен остаться в живых.

Яхмос помогал матросам сворачивать паруса, чтобы выйти из-под власти бешеного ветра, заставлявшего барку крутиться на месте. Лишившись руля, разбившегося вдребезги, капитан не знал, как ему причалить к берегу.

Лишь спокойствие фараона удерживало матросов от паники. Не сомневаясь, что все потеряно, они тем не менее продолжали повиноваться приказам Яхмоса, и судно держалось на волнах.

Но вот из-за завесы дождя вынырнула барка царицы Яххотеп. Супруга бога направила жезл на черные тучи, и ливень почти прекратился.

Однако ярость волн не уменьшилась. Судно фараона затрещало, вода хлынула в щели.

Царица громким голосом прочитала древнее заклинание, написанное на льняной ленте.

— Вселенная звезд повинуется тебе, свет покоится на тебе!

Барка фараона перестала крутиться. Но как быстро она погружается в воду! Хорошо, что матросы, капитан и фараон успели перебраться на судно Яххотеп. Царица надела на шею фараона льняную ленту с иероглифами.

Гроза рассеялась. Буря миновала, не принеся на этот раз вреда Фивам.

Никогда еще стража Авариса не выглядела столь внушительно. Предстояла церемония вручения дани от покоренных племен. В отсутствие военачальника Яннаса главный казначей Хамуди всерьез позаботился о мерах безопасности. На всех башнях и стенах строем стояли лучники. Телохранители Апопи получили приказ хватать и уничтожать любого, кто покажется им подозрительным.

Войдя в главные ворота крепости, посланцы завоеванных гиксосами стран сразу чувствовали гнет недоброжелательства и подозрительности, который становился еще ощутимее, когда под надзором сторожевого отряда их отводили в приемный зал дворца Апопи.

Сидя на сосновом троне, украшенном злобными грифонами, верховный правитель наслаждался трепетом своих данников, а они не осмеливались даже поднять глаза на безжалостного владыку в темно-коричневом одеянии, неподвижно возвышавшегося над ними. Все здесь дышало враждебностью. Даже исполненные художником-критянином прекрасные росписи на стенах казались гостям угрожающими — быки, того и гляди, готовы были наброситься на них.

И зимой, и летом в зале приемов царил ледяной холод. Им веяло и от правителя гиксосов, который словно наложил запрет на проникновение сюда любой, самой малой частички тепла, которая могла бы хоть как-то смягчить и очеловечить этот зал.

Посланцы со свитой падали ниц перед Апопи, и тот долго не давал им знака подняться. Он любил эти мгновения — они подтверждали его всемогущество и власть над самым обширным царством, которое только знал мир. Правой рукой Апопи поглаживал золотое яблоко на рукояти кинжала, верного слуги, с помощью которого он мог обречь на смерть любого человека. Позабыв об этом помощнике, который делал власть ощутимой и зримой, египетские фараоны сами уготовили себе погибель.

Небрежным взмахом руки верховный правитель разрешил лежащим на земле людям подняться.

— Жалкие варвары в Анатолии осмелились взбунтоваться, — провозгласил он хриплым голосом, и все присутствующие невольно вздрогнули. — Я поручил полководцу Яннасу их уничтожить. Того, кто окажет мятежникам помощь, в чем бы она ни состояла, тоже ждет смерть. А теперь я соблаговолю принять вашу дань покорности.

У подножия трона выросла гора из слитков серебра и золота, свертков драгоценных тканей, прекрасных ваз благородных очертаний, горшочков с благовониями… Но выражение довольства не появилось на уродливом лице Апопи. Он злобно вперился в пустоту, и посланцы по-прежнему трепетали от страха.

Критянин последним сложил к ногам Апопи золотые кольца, серебряные кубки, вазы, украшенные львиными головами.

— Довольно! — в ярости прохрипел верховный владыка. — Подношения Крита еще более смехотворны, чем дань других народов! Да знаете ли вы, над кем смеете издеваться?!

— Господин! — подал голос посланник Ливана. — Мы привезли тебе все, что только могли. Ведется война, а она всегда гибельна для торговли. К тому же долгие месяцы бушевали бури, мешая нашим кораблям бороздить моря. Обмен товарами обмелел, и мы обеднели.

— Ах, вот оно в чем дело! Понятно, понятно. Подойди-ка ко мне поближе.

Ливанец отступил на шаг и переспросил:

— Я, господин?

— Ты ведь мне дал разъяснение, значит, ты и заслуживаешь вознаграждения. Подойди поближе к моему трону.

Ливанец, не в силах скрыть дрожь, сделал несколько шагов вперед.

Глаза грифонов вспыхнули на секунду огнем.

Ливанец испустил вопль, лицо его было обожжено, и он повалился на груду подарков, тщетно пытаясь погасить пожирающий его огонь.

Присутствующие, онемев от ужаса, смотрели, как он корчится, умирая в муках.

— Вот возмездие, и оно ждет каждого, кто посмеет оказать мне неуважение, — прохрипел Апопи. — А что скажешь мне ты, посланец Крита?

Критянин, немощный старец, опытный придворный, сумел подавить свой страх.

— Мы не в силах одарить тебя больше, владыка из владык, — произнес он. — Нескончаемые дожди и нещадные ветры обрушились на наш остров и уничтожили большую часть урожая. Пожар оборвал жизнь лучших умельцев, и мастерские захирели. Как только мы поправим свои дела, царь Минос Великий пришлет тебе новые дары, которые будут куда значительнее.

На миг данники гиксосов поверили, что обещание смягчило неистовый гнев верховного правителя. Но вот он заговорил:

— И ты, и все остальные, вы издеваетесь надо мной! Что за жалкая кучка отбросов положена у моих ног? И это при том, что вы отказываетесь платить налоги и бушуете?! Завтра же отряды моих воинов отправятся в ваши земли, и непокорные будут преданы смерти. Что же касается вас, недостойные посланцы, каждый из вас получит по заслугам!

Госпожа Аберия, управляясь с большим топором не хуже умелого мясника, рубила одному за другим головы слугам из свиты посланцев. Двум нубийцам и трем сирийцам, которые попытались спастись бегством, растолкав стражу, она с хохотом сначала отрубила ноги, а потом уже задушила.

Но веселье на этом не кончилось. Вместе с другими сановниками-гиксосами Аберия приняла участие в увлекательной игре, задуманной Апопи.

Перед крепостью на земле начертили прямоугольник, разделив его на квадраты — двенадцать белых и двенадцать черных.

Стражники привели посланников со связанными на спине руками — их было двадцать четыре человека, и представляли они те земли, которые должны были платить дань Апопи.

— Вас развяжут, — объявил Апопи, сидящий в паланкине, который поставили на выступ, нависающий над шашечным полем. — Вам дадут оружие. Вы будете двумя армиями, которые сражаются друг с другом.

Посланники молча исполнили приказ верховного владыки и выстроились, заняв каждый свою клетку.

— Кто же будет моим противником в игре? — спросил Апопи. — Я буду играть с тобой, мой верный Хамуди! Ты будешь моим противником!

Главный казначей с удовольствием обошелся бы без этой царской милости. Но что поделать! Теперь его главной задачей было проиграть.