Юный царь отомкнул засов и вошел.

На низком кресле с эбеновыми подлокотниками сидела красивая молодая женщина. Яркие синие глаза смотрели на вошедшего испытующе.

— Ты пришел убить меня? По приказу моего мужа?

— Если твой муж — Тита, сын Пепи, знай: он больше не сможет никому приказывать.

Женщина поднялась с кресла:

— Так значит, он мертв. Есть в мире справедливость! Кто бы ты ни был, гонец, ты принес мне добрую весть. Теперь я приму с миром в сердце любую участь.

— Как ты могла жить с предателем?

Анат взглянула на юношу с глубокой печалью.

— Мне казалось, он меня любит. Но я жестоко ошибалась. Он настолько не дорожил мной, что бросил здесь умирать. И даже угрожал казнью.

— Мы сотрем Неферуси с лица земли. Все, кто сражались со мной, погибли. Ты тоже намерена бороться со мной?

В синих глазах Анат отразилось изумление.

— Так ты и есть фараон, коронованный в Фивах?

— Да. У тебя нет выбора. Или ты будешь искренне служить делу освобождения Египта, или разделишь участь его врагов.

Начальник стражи, стерегущей врата Гермополя, — почетная должность, и многие страстно желали бы получить ее. Однако взимать дань с проезжающих в покоренном Египте имели право только гиксосы, самые надежные, проверенные по службе, имевшие к тому же знатных покровителей в Аварисе.

Захватчики обложили данью всех и вся: мужчин, женщин, детей, животных, все виды товаров, барки. Беспошлинно и свободно по стране перемещались лишь войска правителя. Зато по закону высокий налог платили сопровождавшие их блудницы. Вдобавок стражники грабили проезжавших, как им вздумается, исходя из собственных желаний и нужд.

Оказать сопротивление этим грубым бессовестным людям было невозможно. На несговорчивых путников обрушивались оскорбления, удары. С них сдирали одежду, у них отбирали весь скарб. Самых строптивых, обвинявших стражников в несправедливости или, хуже того, беззаконии, волокли в темницу, и несчастные подолгу томились там, пока ленивые корыстолюбивые судьи не вспоминали о них.

Эн-Илуза, смуглый человек с тонкими усиками и бегающими глазками, твердой рукой правил стражей Гермополя и держал в кулаке всех странников и купцов. Ливиец по происхождению, он получил завидный доходный пост благодаря своему другу, казначею Хамуди, с которым щедро делился прибылью. Начальник стражи никогда не повышал голос, подручные и так повиновались малейшему знаку. Никто не осмелился бы ослушаться его.

Эн-Илуза пользовался в Гермополе неограниченной властью, однако мечтал, что в один прекрасный день покинет этот жалкий город и переселится в столицу, блистательный Аварис. Коварный, двуличный ливиец без зазрения совести доносил на бывших сообщников, по глупости и наивности доверившихся ему, как только те переставали приносить ему пользу. Влиятельный и могущественный Хамуди обещал назначить его своим помощником в ближайшее время. Вот тогда-то Эн-Илуза покажет наконец, на что он способен!

Мятежные Фивы не внушали ему ни малейшего беспокойства. По его мнению, правитель Апопи нарочно затягивал осаду Кус, играя с глупой Яххотеп как кошка с мышью.

Каждое утро Эн-Илуза лично проверял все посты. Мелочный и придирчивый, он распекал стражников за малейшее нарушение и требовал неукоснительного соблюдения установленного порядка. Следил даже за чистотой их одеяний. Нерадивый неряха на долгое время лишался участия в дележе ежедневной выручки. Больше всего на свете начальник стажи любил сеять рознь среди подчиненных, поощряя доносчиков, сплетников и клеветников.

В тот день он пребывал в прескверном настроении: за последнее время доходы заметно уменьшились, стало быть, стражники обленились или разучились как следует опустошать мошну проезжавших. Он живо обнаружит виновных и выбросит их вон, куда-нибудь в захолустье.

Эн-Илуза как раз подсчитывал, сколько дани собрали вчера, как вдруг к нему подошел смотритель житниц.

— Господин! Нам предстоит изрядно потрудиться. Три грузовые барки плывут сюда с юга.

Начальник стражи плотоядно ухмыльнулся.

— Ну, на этот раз мы своего не упустим!

Военачальники с фараоном Камосом во главе рукоплескали царице Яххотеп. Ее план одобрили все без исключения. Она предложила взять Гермополь в три этапа. Сначала к городу подплывут три грузовые барки. Спрятавшиеся на них воины перебьют стражников в гавани. Воспользовавшись переполохом, подоспевшие с суши передовые отряды прикончат тех, что охраняют ворота. А там уж вступит в бой и весь военный флот египтян.

Единственная трудность — четкая последовательность всех этих действий. Малейшее опережение или задержка, и освободительная армия понесет такие потери, что едва ли оправится впоследствии.

Три тяжело нагруженные торговые барки неспешно пришвартовались в гавани Гермополя. Незаметные для стороннего наблюдателя, на палубах, пригнувшись, ждали сигнала к наступлению вооруженные воины.

Градоправитель Эмхеб чинно спустился на берег и направился к Эн-Илузе. Тот поджидал его с нетерпением, хотя казался невозмутимым.

Опытный глаз начальника стражи мгновенно распознал в дородном, пышущем здоровьем купце бесхитростного простака. Отлично! Добыча сама идет в руки!

Эмхеб и впрямь выглядел простоватым. Где было догадаться врагу, что он успел незаметно выпустить Плутишку с посланием к флотоводцу Хонсухотепу: мол, битва началась, пусть немедленно отплывает и приказывает гребцам налечь на весла.

Поскольку отряд Эмхеба шел первым, ему угрожала наибольшая опасность, и градоправитель всерьез рисковал жизнью. Но он считал, что ему, опытному вояке, стыдно страшиться смерти, ведь сама царица не побоялась возглавить воинов, что поддержат их с суши. Так неужели он уступит женщине в храбрости?

Между тем стражники глумливо оглядывали неповоротливые суда. Предвкушали, как станут делить добычу, что достанется им вполне законно, хотя они несколько увеличат назначенную правителем Апопи дань.

По приказу начальника они выстроились в ряд на пристани, грозным видом устрашая простофилю-купца.

Эн-Илуза гордо выпрямился и задал свой обычный вопрос:

— Не везешь ли ты чего запрещенного?

— Ничего особенного у меня нет, — с добродушной улыбкой отвечал Эмхеб. — Мой груз не доставит тебе хлопот.

Начальник стражи зловеще усмехнулся. Его холодное лицо стало еще неприятнее.

— Ты плохо меня знаешь, приятель. Я человек добросовестный. И едва ли на трех твоих барках не обнаружу чего-нибудь, что ты спрятал.

Эмхеб с растерянным видом почесал в затылке:

— Твоя правда, может, что и найдешь…

— Вот ты и сознался! Со мной шутки плохи. Лучше договоримся по-хорошему.

Эмхеб робко кивнул.

Эн-Илуза смотрел на него с откровенным презрением.

— Выкладывай все как есть. Что там у тебя незаконного?

— Я охотно скажу правду, но, боюсь, тебе в ней мало пользы. Слушай внимательно, иначе вряд ли поймешь, в чем дело.

С этими словами он вынул из ножен кинжал и с силой метнул его. Лезвие просвистело в воздухе и вонзилось в грудь начальнику стражи.

Тот умер, широко раскрыв глаза от изумления: так и не понял, что случилось.

По сигналу Эмхеба египетские лучники вскочили, натянули луки и уложили всех стражников, что на свою беду остались стоять как вкопанные, представляя собой отличную мишень.

Остальные, напуганные внезапным нападением, оказавшись без предводителя, попытались спастись бегством, но с ужасом обнаружили, что бежать им некуда: позади них три барки лучников, впереди — войско, пришедшее посуху, с царицей Яххотеп и фараоном Камосом во главе.

Градоправитель Эмхеб и его воины не стали дожидаться, пока стражники опомнятся. Их мог бы привести в чувство опытный военачальник, однако у гарнизона крепости и так хватало забот. Они сдерживали натиск двух передовых отрядов египетской армии.

Усач и Афганец всегда сражались отлично. Теперь же их вдохновляло присутствие царицы, так что они были яростны, неукротимы, как львы, и никакая сила не остановила бы их.