— И ты следил за Анной и мной?

Он безрадостно улыбнулся:

— Нет. Да если бы я знал, что ты жив да еще находишься в Бордо, я бы ни за что… — Он уставился на меня широко раскрытыми, умоляющими глазами. — Ты веришь мне, брат? — Я безнадежно кивнул. — Ну, слава Богу. Но в ту ночь… Я тогда уже на все махнул рукой. Эти пьяные бездарные идиоты, с которыми я таскался, оставили меня на стреме, пока сами набивали себе брюхо и щупали девок. Ты просто наткнулся на нас, брат. Бенно хотел проспаться, а ты его разбудил. Я не знал, что это ты, — да и откуда? Я просто пытался предотвратить драку.

— Я же думал, что ты мертв! — выпалил я.

— Да, конечно, я знал, что именно так ты и думаешь. — Он втянул воздух и с усилием поднял руку, ухватившись за меня. Ладонь его была холодна как лед, но держался он цепко. — Живой, во плоти и крови, — сказал он.

— Почему ты не сказал мне все сразу?

— Я все рассказал капитану. А он… он велел пока ничего тебе не открывать. Я говорил ему, что хочу все сообщить своему другу Пэтчу. А он ответил: «Расскажешь, когда сам будешь к этому готов». Вот. Теперь я готов.

— О Господи, Билл!

— Тебе, наверное, нужно вообще забыть, что я вернулся. Может, так оно будет лучше…

— Нет! Я о таком и слышать не желаю! Я все это время думал, сколько времени мы потеряли на корабле… Я потерял.

Он сжал мою руку.

— Несмотря на все твое дурацкое поведение, это были самые счастливые две недели в моей жизни, братец.

— Билл, я страшно сожалею, что тогда сказал тебе… Насчет Анны.

Он попытался засмеяться, но его свела судорога, кровь пошла носом и просочилась из уголка рта.

— Я бы, наверное, счел себя оскорбленным, братец, если бы ты этого не сказал. Но принцесса, боюсь, любит только тебя, всем сердцем. У меня и шансов-то не было. Ты ее… — Он снова ухватил меня за руку. — Ты ее не вини, Пэтч. И смотри не упусти! Поклянись!

— Конечно. Клянусь.

— Вот и хорошо… Странно как-то… Пэтч, ты еще здесь?

— Да, брат.

— Я тебя не вижу. Отгони ты этого кота, сделай милость! И укрой меня, Пэтч. А потом пойдем в «Посох епископа», ладно?

— С удовольствием, Билл.

— И я. С удовольствием…

Он вздохнул и вытянулся. Только тогда я заметил, что Адрик подошел к нам и опустился на колени у стола. Одна рука у него была на перевязи, но он закрыл лицо другой, и я понял, что он молится об отлетающей душе.

Нам пришлось оставить его там. Больше он не шевелился, дыхание становилось все слабее, потом он глубоко вздохнул, и это был конец. Хозяин таверны принес свечи, и Адрик закрепил одну у него в головах, а другую в ногах. Я стоял и смотрел на его лицо. Губы немного раскрылись, и я вытер кровь у него с подбородка. Я сказал себе, что это улыбка, но это было не так. Из-под век виднелись узкие белые полоски. Я не хотел уходить, пока Жиль с капитаном силой не разжали мне руку.

— Мы должны отплыть до восхода солнца, Петрок, — мягко сказал капитан.

— Я его не оставлю, — хрипло выдохнул я. Я не плакал. Вроде как весь высох, изнутри и снаружи. Глаза щипало, во рту пересохло.

— Хозяин таверны позаботится о нем. Устроит хорошие похороны. Жаль, что мы не можем забрать его на корабль… домой. Нет, не можем. Если мы не смоемся отсюда сейчас, мы — трупы, а он бы этого не пожелал.

— А Адрик? — спросил я в конце концов.

— С Адриком все в порядке, — сказал библиотекарь. — О моих ранах не стоит даже упоминать… — И он перекрестился глянув на Билла. — Он, видимо, был хорошим человеком, Петрок, потому что умер спокойно. — Он передернулся и поплотнее закутался в плащ. — И он умер, получив благословение дружбы. А теперь, дружок, капитан прав: мы должны уходить прямо сейчас, и я иду с вами.

Меня подняли на ноги и вывели из таверны, а потом потащили дальше, пока я сам не побежал вместе с остальными. Мы опасались встретить ночную стражу, но по пути нам попалось мало народу, хотя все улицы поблизости от таверны все еще воняли горелым. Мы не замедляли хода до самой Campo dei Miracoli, а когда пересекли эту площадь, снова перешли на бег.

Резкий стук подошв по мостовой помогал мне ни о чем не думать, но, оказавшись на борту «Кормарана», я уже не мог избавиться от назойливых мыслей. Скорчился у борта, подобрав колени, ошеломленный свалившимся на меня горем. Адрика отправили в каюту и уложили в постель. Капитан отдавал приказания. Корабль оживал; увольнения на берег отменили, и недовольные вымещали свою ярость на канатах и рангоуте. Когда капитан наконец удовлетворился проделанной работой, он вызвал из каюты Адрика и присел со мной рядом.

— Он был хороший человек… — сказал капитан. — Мне не хватило времени, чтобы узнать его как следует, но у него точно был… было свое понятие о чести, и очень четкое. Вы звали друг друга братьями, и он действительно был тебе братом, не так ли? Это всегда тяжело — видеть, как умирает твой брат. — Он помолчал. — Я знаю это. — И провел ладонями по лицу. — А теперь прости нас — мы в последний раз вторгаемся в твое горе. Но тебе надо понять еще кое-что касательно прошлой ночи.

— Ты помнишь святого Элфонга из Фрома? — спросил Адрик. Я удивленно посмотрел на него. — Эта история понаделала шуму.

— Ты, в сущности, работал в тот день на меня, — сказал капитан. — Элфонг в конечном итоге превратился совсем в другого святого. Понимаешь, о чем я? Он здорово осчастливил одного фламандского аббата. Я знал о тебе с того времени, когда ты отправился в Бакфест, Петрок. Ты, конечно, рано или поздно задашься вопросом, а не намеревался ли Адрик… переменить всю твою жизнь и привести тебя к нам. Могу тебя уверить, что не намеревался. У него вся душа изболелась из-за твоих несчастий.

— Но это же не твоя работа, Адрик, — тихо заметил я.

— Не совсем, — кивнул библиотекарь. — Но епископ Бейлстера и его сын выбрали тебя, потому что ты мой ученик. Уже одно это переполняет меня чувством вины. — Он изучающе посмотрел на меня. — Но ты жив. И теперь мы оказались в одной компании. — Он встал и оперся на леер. — Пришла время довести все это до логического завершения, не так ли?

— Пора, — кивнул капитан и взял меня за плечи. — Твой брат Билл непременно пожелал бы, чтобы мы захватили этот приз. Именно это мы и сделаем. Отчаливаем немедленно и берем курс на Ионическое море.

Мне было холодно и одиноко, как будто я снова оказался у ледяных скал Гренландии. Я едва слышал, что эти двое мне говорят. В тот момент мне не было никакого дела до вины Адрика или сочувствия капитана. Но одна мысль, одинокая, словно айсберг, болтающийся в море Мрака, торчала у меня в сознании.

— Это все штучки Кервези, да?

— Я так полагаю.

Больше говорить было не о чем. Адрик, прихрамывая, удалился в каюту. Капитан отправился усмирять команду: на палубе вспыхнула драка, и крики становились все громче. Будет дано немало всяких обещаний, многих придется погладить по шерстке, прежде чем все снова войдет в привычное русло, Мне не хотелось в этом участвовать. Чувствуя себя бесконечно одиноким, я пошел на нос и встал там. «Кормаран» между тем выбрался на главный фарватер и двинулся вниз по течению Арно к морю. Огни Пизы тускнели за кормой, когда я почувствовал, как чья-то рука проскользнула под мою. Это была Анна. Так мы и стояли молча, пока не взошло солнце в летающие рыбы не начали свои танцы в воздухе, пересекая курс нашего корабля.

Остров Коскино оказался скалой, огромным белым утесом, торчащим из моря. Густо росшие у берега деревья и кусты редели на склонах, переходящих в обрывистые скалы. Рощицы кипарисов виднелись пятнами густой зелени, а за ними скалы переходили в плоское, как столешница, плато. Уже темнело, когда на чистом небе откуда-то появились облака, медленно клубившиеся над верхушками скал. Издали остров казался маленьким пятнышком среди других пятен на взлохмаченной поверхности чернильно-синего моря. Мы подошли ближе и почувствовали жар от нагретого за день камня, словно иссушающий порыв ветра, донесший до нас безумный хор стрекочущих насекомых.