— Ближе к шести.

— Пожалуй, что так, — согласился инспектор. — И как они тебе сказали? Когда обнаружили вторую трубку?

— Около двух часов дня Тиффани наткнулась на телефон в коляске для гольфа. А полтретьего им уже позвонили.

— Держи карман шире. Видно, какая-то шапка-невидимка в этих краях объявилась. Там мышь не прошмыгнула — только Кларисса с вещичками убралась. Сказать по правде, я не приметил, чтобы Тиффани Сен-Джеймс выходила на улицу в районе двух часов. После обеда никто носа из дома не показывал. Уж мне ли не знать: я у мисс Мелоди столько чаю выдул! Чашки четыре. Всю ночь на двор бегал.

Мы сидели и слушали, как в траве воркуют горлицы. Потом Педерсон сказал:

— Слушай, я ценю, что ты дал мне время поработать спокойно. Если захочешь завязать с самодеятельностью и вызвать власти, я пойму. Можем прямо сейчас отправиться в участок и позвонить в Нассау или с ФБР связаться. Как скажешь.

— Вчера я, может, и согласился бы, — сказал я, — но теперь…

— Что теперь?

— Слишком далеко все зашло, поздно в кусты прятаться.

Наконец в дверях показалась Зой Эпплквист. Только я собирался раскрыть рот, как она меня опередила:

— Вы не вовремя.

— Слушайте, я просто хотел убедиться, что все в порядке, и узнать, нет ли каких новостей.

— Мне нечего вам сказать. С противной стороной мы больше не контактировали.

Она стояла в дверях с непреклонным видом.

— Честно говоря, я пришел еще по одному делу.

Рассказал в двух словах про наш разговор с Тиффани Сен-Джеймс, упомянув ее противоречивую историю с колясками.

— Ну, этому наверняка найдется разумное объяснение, — заверила Зой.

— Мне бы хотелось самому поговорить с Тиффани и выслушать ее версию.

— Сейчас и пробовать бесполезно. Девчонка не в себе.

— В каком смысле? Она здесь или нет?

— Да куда она денется. Просто не может связно мыслить, в отключке валяется. По крайней мере минуту назад валялась. Пусть отоспится, дуреха. Подозреваю, что эта проныра добралась до заначек Бирмы.

— Понял, видел я пузырьки. Кстати, а кто такая Чери Свонсон?

Зой отвела глаза, но быстро совладала с собой и смерила меня ледяным взглядом:

— Вы всегда копаетесь в чужих вещах? Отвратительная привычка.

— Я не копался. Только у вас в уборной почитать больше нечего. Пришлось довольствоваться тем, что есть.

Никто из нас не проронил ни звука. После продолжительной паузы Зой сказала:

— Ну а как продвигаются дела с деньгами? Успешно?

Я кивнул:

— Наведался в Банк Содружества, побеседовал с управляющим, он объяснил мне процедуру перевода средств.

— Очень хорошо, мистер Частин. Надоело постоянно оправдываться перед похитителями. А теперь я бы вас попросила…

И закрыла дверь. Перед самым моим носом.

Несколько часов я провел в обществе Линфильда Педерсона: он инспектировал свою крохотную территорию, готовясь к мчащемуся на наши головы бедствию. Я дважды звонил Зой Эпплквист поинтересоваться, не было ли известий от похитителей, и оба раза она отвечала отрицательно. Штеффи Планк я не стал беспокоить — не хотелось спешить с переводом денег. Я понимал, что она безумно переживает, и все-таки что-то меня удерживало.

Во второй половине дня Педерсон подкинул меня до «Лоботряса» и намекнул, что не отказался бы пропустить рюмочку-другую. Дрыщ, который отправился разведать местонахождение «Паскуды», пока не возвращался, и я уже всерьез за него беспокоился.

Я сходил на камбуз, вынес бутылочку «Маунт-Бей», плеснул себе и гостю по рюмочке, и мы уселись за тиковый стол. Первая тяжело пошла, вторая уже легче.

Включил радио: передавали последнюю метеосводку. Диктор сообщил, что тропический циклон обогнул остров Майагуана и свернул на запад. По прогнозам синоптиков, к полуночи ураган пройдет над островом Аклинз. Скорость ветра в эпицентре шторма достигает ста двадцати миль в час. Если ненастье будет двигаться прежним курсом, через двадцать часов шторм обрушится на остров Саут-Андрос, достигнув силы ураганного ветра. В зону циклона попадет и Харбор-Айленд. Центр урагана, как предполагают, придется на Флориду близ Дейтона-Бич.

На носу что-то грохнулось, я предположил, что вернулся Дрыщ, и выглянул из каюты. Оказалось, ветром швырнуло с дока пластмассовое ведро, и оно упало прямо на палубу «Лоботряса». Я вышел, поднял нежданный подарок судьбы и припрятал подальше. Хлестал косой дождь, с каждой минутой набирая силу. В гавани почти никого не осталось — траулер да пара-тройка пришвартованных в доках парусников гремели крепежами.

Я вернулся в каюту, и Педерсон сказал:

— Не знаю, может, твой Дрыщ и хорош, но только против Дуэйна Кроу он блоха.

— А я за него спокоен.

— Черта с два! Надо быть полным идиотом, чтобы его туда отправить. А если с ними еще и Ортис обретается, не видать нам Дрыща как своих ушей.

Я сходил на камбуз и плеснул по рюмочке. Мы молча потягивали ром, слушая, как барабанит дождь по крыше да поскрипывают канаты пришвартованных в гавани парусников.

— У тебя бывало такое: уже на поле выходить, а тут на мандраж пробивает?

— А то! Постоянно. Даже если мы точно знали, что выиграем матч. Бывало, еще и стошнит.

— То же самое.

— Так хотелось победить, аж кишки выворачивало.

Я осушил рюмку и направился за очередной порцией. Педерсон отказался — мол, уже тепленький.

— Что-то у меня под ложечкой засосало, — признался я.

— Во-во, — поддержал меня Педерсон. — Пока не сильно, но тоже здорово мутит.

— Давненько такого не было.

— Ага.

— Вроде как-то не по себе.

— И мурашки забегали.

Я взглянул на него:

— Мурашки?

— Ну, у тебя под ложечкой, а у меня — мурашки, так-то.

Педерсон поднялся из-за стола и сказал:

— Кларисса вас с Дрыщом сегодня на ужин приглашала.

— А что? Поесть я никогда не против. Поблагодари ее от меня, обязательно будем.

— У матушки обычай пораньше за стол садиться, часиков в пять, но если что, подождем малость.

— Мы раньше шести не подоспеем — поэтому без нас начинайте.

— Можешь не сомневаться, — сказал Педерсон.

Он вышел и тут же пропал из виду. Я потягивал ром, слушал, как барабанит дождь, и все примечал какие-то звуки на палубе: то шмякнет, то стукнет, а Дрыща так пока и не было.

Когда солнце уже опускалось за горизонт, он появился, почти бесшумно. Открылась дверь, и индеец шмыгнул в каюту.

— Я их нашел, и Барбару видел.

Мы сидели в гостях у матушки Клариссы, и Дрыщ во всех подробностях рассказывал, что же с ним произошло. Наша мужская компания собралась за большим обеденным столом, хозяйки сновали с тарелками, расставляя всяческие уму непостижимые разносолы: фаршированные крабовые спинки, клецки с горошком, зеленые бананы в лаймовом соусе, сбрызнутые коричным сахаром. На десерт подали ананасовый пирог и банановую выпечку.

Выглядел Дрыщ не лучшим образом. Он, конечно, переоделся в чистое, но лицо и руки его были испещрены мелкими порезами и царапинами, а в длинных черных волосах запуталась куча всякой гадости и мелкого сора. Добраться до шпилей труда не составило — он сразу их нашел; «Паскуда» стояла в точности там, где сказал мальчишка. Индеец пристал к берегу в полумиле от лодки и загнал плоскодонку в какую-то пещеру. Ему нужна была «легенда» на тот случай, если он все-таки попадется на глаза. Благо природа оделила его своеобразной внешностью: Дрыщ у нас — человек-хамелеон. Разодень его в шмотки от Армани, и он запросто сойдет за какого-нибудь художника-авангардиста, режиссера или мелкого гангстера. Нацепи на него лохмотья, и пожалуйста — чем вам не беженец из захудалой страны «третьего мира».

— На утесах — гнездовья. Крачки, чайки, ножеклювы, — пояснил Дрыщ.

Благоразумно запасшись ведерком, он стал бродить по утесам: тут подберет яичко, там — для пущей правдоподобности. Повыше того места, где на якоре стоял рыбацкий бот, зиял вход в большую пещеру. Дрыщ уже и подобрался к ней ярдов на сто, как вдруг его заметили.