— Как я рада встрече, — сказала Штеффи и бросилась мне на шею. Я тоже ее обнял. Допускаю, что по моей вине объятия продлились чуть дольше необходимого; впрочем, Штеффи не выказала недовольства. Я буквально воспарил. Давненько не испытывал такого душевного подъема; пожалуй, это бодрит даже лучше похода в церковь. Уж не открыть ли мне собственный храм — храм Святого Зака, покровителя всех нуждающихся в объятиях? Святилище станет гвоздем сезона и будет пользоваться особой популярностью среди тех, кому немногим за сорок, кто недавно освободился из мест заключения, успел стать рогоносцем и потихоньку оплакивает свою горькую участь.

— Садись, подвезу, — предложила Штеффи.

Я взгромоздился на соседнее сиденье, и мы потащились в гору. На дороге валялся кокосовый орех, девушка резко крутанула руль и спросила:

— А где Барбара? Отсыпается?

Не большой я мастак скрывать чувства и переживания: все сразу отобразилось на лице.

— Что стряслось?

— Мы еще не виделись.

— Как так?

— Да вот так и не виделись.

— Что, с самого приезда?

— Она вчера не пришла домой.

Мы вырулили на подъездную дорожку в тени бугенвиллей, и Штеффи свернула на обочину.

— Ничего себе.

— Ага.

— И как ты думаешь, где же?.. — Она покачала головой, так и не закончив фразу.

Я опустил руку ей на плечо и сказал:

— Давай не будем ходить вокруг да около. Скажи, возможно ли, что у Барбары снова закрутилось с Брюсом Генноном?

— С какой стати! Оставь эти бредовые мысли.

— Просто я уже не знаю, что и думать…

Мы молча сидели, полуденная жара набирала силу. Над головой неподвижно висел горячий влажный воздух. На земле, около колеса, зеленая ящерица держала в челюстях маленькую белую бабочку и никак не могла заглотить свою добычу. Насекомое взмахнуло крыльями и вспорхнуло, неловко подрагивая в воздухе. Пролетев несколько футов, бабочка упала на землю, и зеленая ящерка опять ловко ее ухватила.

— Нет, Барбара ни за что не стала бы встречаться с Брюсом, — решила Штеффи.

— Почему нет?

— Нет — значит, нет. Не пара он ей.

— Но ведь эти двое когда-то были помолвлены.

Девушка молча пожала плечами.

— Да, Брюс Геннон привлекателен, умеет себя подать. К тому же он гениальный фотограф и такая подлюга… Этот тип, едва тут появился, сразу начал ко мне подкатывать да еще с десяток девчонок-моделей умудрялся обхаживать. А сколько ему лет? За сорок.

— Преклонные лета.

— Да нет, ты же меня понимаешь. Взрослый человек, а ведет себя как мальчишка.

— А вы с ней когда последний раз виделись?

— Сразу после съемок распрощались: она выпивку на всех заказала.

— В «Багамских песках»?

— Ага. Вообще было здорово. Все только о съемках и галдели — а что, материальчик отсняли первосортный. Чудесная погода, красивые шмотки. А каких Брюс моделей набрал — умереть и не встать. Нет, здорово получилось. Так что был повод повеселиться.

— Да, я как раз поспел к развязке. Только Барбара уже ушла.

— Во сколько это было?

— Пожалуй, ближе к девяти.

— Ну так она давно ушла. И я рассиживаться не стала, сразу за ней и смылась, а было тогда восемь вечера. Она наскоро пропустила бокальчик — да и то уговаривать пришлось, — уж очень ей не терпелось поскорее слинять. Помню, она на пляже не унималась. Все меня дергала: повернется и спросит вполголоса: «Как думаешь, он уже здесь?» И еще оглядывалась, тебя искала. «Ты его не видишь? Нет?» Зак, я тебе клянусь, наша Барбара вела себя как маленькая. Знаешь ведь, на нее как найдет…

Как же, как же… И это только одна из миллиона причин, почему я так к ней привязан.

— Так что поверь мне на слово: не стала бы она с Генноном глупить, — подвела итог Штеффи.

— Но ведь они из бара вместе ушли…

— Ушли, и что с того? Это еще ни о чем не говорит. И я с ними за компанию увязалась. Барбара сказала, что очень торопится тебя повидать, Брюс предложил на своей коляске ее подбросить. Он и меня приглашал, но я отказалась — не хотела с ним возвращаться.

— Значит, они с Барбарой поехали вдвоем?

— Ну да. — Тут собеседница умолкла, что-то припоминая. — Слушай, нет. Одна девица отвела Брюса в сторонку и принялась его убалтывать. Ха, какой там! Это и разговором-то не назовешь. Она об него и терлась, и крутилась, и так подберется, и эдак. Смотреть противно, а этот простак все за чистую монету принял. Помню, Барбара стояла-стояла, ждала-ждала, потом плюнула и пошла одна. Так Брюс ее догнал, и девица с ним.

— А что за девица?

— Понятия не имею. Она и прошлой ночью за Брюсом увивалась. Да там много было незнакомых людей. Любит народ тусоваться: фотографы, модели — все друг с другом перезнакомятся. А эта… Впрочем, может, Брюсу в конце концов что и обломилось.

— Ну хорошо, ему обломилось. Тогда где же Барбара?

— Слушай, ты ведь не думаешь, будто с ней беда стряслась? — жалобно пропищала Штеффи. — Ты в полицию заявлял?

— Нет еще.

— А чего ждешь? Здесь ведь есть полиция, да?

— Наверняка. Пока не интересовался. — Штеффи приуныла, и я нежно похлопал ее по плечу, успокаивая. — Да не расстраивайся, все образуется.

Вылез из коляски.

— Хочешь, я останусь? — предложила Штеффи. — Дождемся ее, тогда и поеду. У меня в принципе вылет в час, но я могу сейчас же сдать билет.

— Не надо, — сказал я. — Обойдется.

Я и сам в это почти поверил, дурень.

Когда я вернулся к себе, свет уже дали. Рухнул на постель и уставился на крутившийся под потолком вентилятор, который овевал меня нежной прохладой. Минут десять я ломал голову, думая, как же теперь поступить, — все тщетно. Изголодавшийся желудок мучительно бурлил, мозг, как видно, решил устроить забастовку в знак солидарности, а потому единственной здравой мыслью было сходить на ленч. Перекушу — глядишь, и созреет идейка. Лишь бы только хорошая.

В дверь постучали. Я направился открывать и услышал в коридоре возглас Крисси Хайнман:

— Стойте! Вы не имеете права…

И тут ко мне завалился высокий молодчик в синих форменных штанах с красными лампасами и накрахмаленной белой рубашке с золотисто-синими эполетами. На голове у него — белый шлем с серебряным крестом, застегнутый на тугой ремешок под подбородком.

— Гражданин Частин?

— Да.

— Пройдемте.

— Это еще куда?

Полицейский начал брызгать слюной и запинаться, и я уточнил:

— Куда мы направляемся?

— К инспектору, — ответил молодчик.

Я взглянул на Крисси, та сочувственно пожала плечами:

— Зак, он нагрянул без всяких объяснений.

— Это из-за вчерашней неувязки с перелетом? — предположил я.

— Пройдемте, в участке все объяснят, — отрезал полицейский. — Немедленно.

И схватил меня за руку, стал тянуть. Я, конечно, с места не двинулся. Настырный коп еще сильнее в меня вцепился.

— Ну что, будем бороться, кто кого перетянет? Хочешь, мускулы покажу? — усмехнулся я. — Производит впечатление на детвору и наивных дурех.

Полицейский разжал пальцы и кивком указал на дверь. Я надел сандалии и направился к выходу, страж порядка — за мной. Крисси стояла в дверях, провожая нас взглядом.

— Зак, ты скажи, если что надо…

— Пришли мне что-нибудь перекусить, — ответил я.

Забавно, но она почему-то решила, что я шучу.

Полицейский участок находился как раз по соседству с местной вечерней школой. Сколько раз я проходил мимо и в упор не замечал здания с гербовым крестом имперской полиции на фасаде. Ехали мы на белом универсале «мицубиси». Припарковались, я потянулся к ручке, но тут мой спутник сказал: «Оставьте, я сам». Вылез из авто, обошел его, открыл за меня дверь и препроводил в контору.

Здесь пахло затхлостью, посреди потолка одиноко агонизировала лампа дневного света. У дальней стены, по обеим сторонам запертой двери, рядком теснились неприметные металлические бюро для документов. На двери висела табличка «Для служебного пользования». В противоположных углах к голому цементному полу крепились два железных стола. На одном помещался передатчик, во всю мочь изливавший из себя сухой шелест эфира. На другом стоял компьютер и лежал желтый блокнот с остро отточенным карандашом.