Бриндли кивнул в сторону уборной. Я зашел и закрылся. Полицейский стоял за дверью и ждал, пока я «попользуюсь по службе». Потом мы вернулись в кабинет, я уселся на прежнее место возле стола с компьютером и снова взглянул на часы. Бриндли снял шлем и опять принялся натирать его тряпицей.

В два двадцать пять у входа притормозил белый универсал «мицубиси», и в участок вошел Линфильд Педерсон. Теперь он был без пиджака и с развязанным галстуком, рукава белой рубашки закатаны выше локтя. Под мышкой он зажал неизменный желтый блокнот, в руках держал высокий бумажный пакет. Водрузил свою ношу на стол, устроился в кресле и стал разворачивать бумагу.

— Бриндли, не проголодался еще? — спросил он младшего по званию.

— Не помешало бы подкрепиться.

Тут я решил, что с меня достаточно. Веду себя как паинька. Три часа тут просидел на потеху малышне. Увидел мертвеца в гаражной. Да еще из-за Барбары чуть с ума не сошел.

Как садану кулаком по столу.

Педерсон поднял на меня недоуменный взгляд.

— Вы отыскали Барбару? — спросил я.

Инспектор обернулся к помощнику и сказал:

— Знаешь, Бриндли, сбегай домой перекусить. А мы здесь с мистером Частином посидим, покалякаем маленько.

Молодой коп нацепил шлем и направился на выход.

— На обратном пути загляни на рыбную базу, — попросил инспектор. — Передай господину Отису: нам на пару дней понадобится его морозилка. Предложи двадцать пять долларов в сутки.

— Покойника сразу отвезти?

— Сначала поешь, потом им вместе займемся.

Бриндли ушел. Педерсон дорвал шов на пакете. Извлек оттуда две пенопластовые чашки, закрытые фольгой, две пластмассовые ложечки. Придвинул мне чашку с ложкой и поинтересовался:

— Салатом из моллюсков не побрезгуете?

Я кивнул, сев к столу.

— Это от Лавайны из «Устричной королевы». Свежеприготовленный. Вкуснее на всем острове не сыскать. Я попросил поострее. Пойдет? Перечный соус по ее собственному рецепту.

— В самый раз. Сколько я вам должен?

— Да чего уж там. Просто решил, проголодались в ожидании.

Я снял с чашки фольгу. Салата тут было наложено с горкой: крупно нарезанные куски бело-розового мяса, мелко наструганный зеленый перец с луком. Я зачерпнул ложечку маринада, попробовал — хорошо, апельсин с перчиком. Принялся работать ложкой и пару минут молча хавал. Жевать приходилось на левой стороне — справа недоставало зубов после удара лопатой. Впрочем, это недоразумение ничуть не охлаждало разгоревшийся аппетит. Умяв половину порции, я позволил себе открыть рот не по существу.

— Такая, значит, у вас тактика? — спросил я Педерсона.

— В смысле?

— Ну, хороший коп, плохой коп. Что ж делать, если в участке всего-то двое, да и Бриндли не самый ловкий смычок в оркестре. Вот и приходится самому перевоплощаться.

— Бриндли — мой племянник.

— Извиняюсь, не знал.

— Да я не в обиде. Полицейский из него ни к черту.

— Зато в форме смотрится внушительно.

Инспектор засмеялся.

— Что есть, то есть. Сидел тут, шлем начищал?

— Ага.

— У него здорово получается, усердный парень. Сын сестренки моей. Главное — сделает, что ни прикажешь, а это дорогого стоит.

Я расправился с остатками салата и стал ждать Педерсона. Тот поел, достал из кармана пару зубочисток. Одну взял сам, другую протянул мне. Мы сидели, ковыряли в зубах. Инспектор поглядывал-поглядывал на меня, а затем и заявил:

— Больше в плохого копа играть не придется.

— Это еще почему?

— Потому что теперь мне доподлинно известно, что фотографа прикончил кто-то другой.

Щелчок — и зубочистка полетела в мусорную корзину.

— А вы точно знаете, что он не своей смертью умер? Мало ли что, а?

— Убили, как пить дать. Могу показать покойничка-то. Сами убедитесь.

— Да как-то не тянет.

— Это точно, зрелище не из приятных. Пуля в голову — пол-лица снесло. Из винтовки палили, двенадцатый калибр. Три пули парень словил: сюда… — Педерсон коснулся затылка, — в плечо и еще в правую ногу. Сегодня спозаранку рыбак его один выловил. Не здесь, южнее. Черт-те откуда течением принесло. Сдается мне, в воде его пуля-то и догнала. Выстрел сверху пришелся — с яхты, наверное. Раны чистые — ни гальки, ни песка. Но наверняка ничего не скажу, пока одни предположения.

Педерсон забрал со стола пустые пенопластовые чашки, бросил в корзину. Протер стол бумажной салфеткой.

— Только вот чего я не знаю: где сейчас мисс Пикеринг, — сказал он.

Я сидел, медленно постигая смысл сказанного, а потом спросил:

— А в номере Геннона смотрели?

— В первую очередь туда и наведался. По вашим стопам, — сказал Педерсон и внимательно на меня взглянул; я — на него. — Хотите, расскажу, чем вы вчера занимались? Распишу поминутно.

— Решайте сами.

— Ну, тогда я вкратце обрисую обстановку, заодно и выясним, есть ли какие неточности. Собственно, я потому и пропадал целых три часа — справки наводил, пока вами тут Бриндли занимался. Так что мне теперь доподлинно известно: жмур не ваших рук дело.

Ну, он и принялся рассказывать, что я делал, каждый мой шаг, вплоть до того, как я смотрел на Барбару в бинокль и вытаскивал из воды лорда Дауни. Инспектор знал в точности, сколько времени я просидел в баре — с семи тридцати почти до восьми тридцати; и что потом я направился в сторону «Багамских песков» в сопровождении некоего Никсона Стайлза.

— Этот малый, Никсон, — толковый паренек, — хмыкнул Педерсон.

— Да уж.

— Кузен моей жены.

— Вам каждый островитянин кем-нибудь приходится, да?

— Не, только половина, — сказал Педерсон. — Вот, скажем, Вильсон Боннер мне совершенно никто.

— Кто таков?

— Охранник в «Багамских песках». Помните такого? Вы как раз пытались к Брюсу Геннону вломиться, когда он на вас наткнулся.

— Никуда я не ломился. Просто хотел узнать… хм… там ли Барбара, может, она с фотографом…

— Ага, понятно. Убрались вы оттуда приблизительно в девять сорок. Прошли по Барак-стрит. Там, где улица пересекается с Хай-стрит, чуть не доходя, нырнули за миртовый кустик отлить. Дальше двигались строго по левой стороне, никуда не сворачивая, до самого «Альбери».

— Как вы все это узнали?

— Вильсон шел за вами следом. Он возвращался с работы, вечер был свободен. Скажите ему спасибо: обеспечил вам полное алиби, — сказал инспектор. — Мистер Пиндл показал, что вы поднялись к себе в коттедж и выли на луну. Он пошел вас проведать, но когда добрался, вы уже вовсю храпели. Так о чем вылось-то?

— Выл — и все тут.

— Ага, — согласился полицейский. — Любому мужчине порой хочется взвыть.

И тут я кое-что припомнил.

— С ними была одна девушка, не знаю, кто такая, — сказал я. — Она в «Багамские пески» возвращалась вместе с Барбарой и Генноном. Мне так сказали.

— Да, знаю. Некая девица по имени… — Педерсон полистал блокнот и нашел нужную запись. — Тиффани Сен-Джеймс. Ей девятнадцать, но на вид гораздо старше. Я с ней уже побеседовал. Гостья Бирмы Дауни. Утверждает, что Брюс Геннон подвез ее на своей коляске до особняка лорда, она высадилась около восьми вечера и с тех пор больше не видела ни фотографа, ни его попутчицу.

— Вы ей верите?

— У меня нет повода не верить. Мисс Дауни и еще одна подруга поручились, что в тот вечер она действительно была там, где говорит.

Педерсон подошел к окну, отдернул шторы. В ярком свете полуденного солнца на прибрежных водах сверкали зайчики. Инспектор стоял и смотрел на залив. Потом задернул шторы и обернулся ко мне.

— А ведь я знаю, как вы вчера с аэропортом намудрили, — проговорил он. — Вы не регистрировались как пассажир. По-хорошему, надо бы вас за решетку засадить за ложь служебному лицу, находящемуся при исполнении.

— А я никому и не лгал.

— Но сказали же, что документы у вас в порядке. Мол, в номере остались.

— Нет, я сказал, что при себе не имею. У меня их действительно тогда не было, да и сейчас нет.