Полицейский указал на стул возле компьютера, а сам встал за моей спиной, так что я его уже не видел — только слышал дыхание. Прошло пару минут. Я сидел и рассматривал развешанные на стене фотографии в рамочках. Тут были запечатлены и нынешний премьер-министр, и главный комиссар имперской полиции острова Багамы, и все семь членов муниципалитета совета Эльютеры. Вдоволь насмотревшись на снимки, я стал придумывать различные объяснения тому, как мне удалось перейти границу в обход аэропортовской таможни.

«Видите ли, инспектор, разразился ливень, и я потерял ориентиры на местности, не мог понять, где нахожусь и в какую сторону идти. Чудом выбрел на дорогу, сам удивляюсь как…»

Впрочем, это никоим образом не объясняло, почему при мне не было документов. Да ладно, авось как-нибудь выкручусь.

«А знаете что? Звякните в „Киски-Ириски“. Есть в Форт-Лодердейле такой клуб, где обслуживают цыпочки с голыми буферами… Там все объяснят».

Я как раз пытался придумать что-нибудь повразумительнее, когда в дальней стене отворилась дверь и нашим взглядам предстал темнокожий здоровяк в синем костюме и красном галстуке. Коротко остриженные волосы были почти седы, равно как и усы, хотя на вид он показался мне ровесником. Это был упитанный, крепко сбитый человек в очках, оправленных металлом. Стиснув зубы, он прошагал к столу, возле которого я устроился. Не удостоив меня взглядом и не присев, незнакомец взял карандаш и пару минут строчил в блокноте. Наконец отложил записи и взглянул на меня.

— Господин Частин…

Я протянул ему руку. Полицейский крепко пожал ее, одновременно изучая мое лицо.

— Меня зовут Линфильд Педерсон.

— Здешний инспектор, надо понимать?

Тот кивнул и разжал кулак. Присел на краешек письменного стола, заняв выгодную позицию, чтобы смотреть на меня как бы свысока.

— Вы не могли бы предъявить документы, господин Частин? Желательно паспорт и справку с таможенной отметкой. Такой желтенький листок.

— К сожалению, не имею при себе документов, — посетовал я.

— Вот как? — проронил Педерсон.

— Видите ли, ваш рьяный помощник слишком торопился доставить меня в участок.

Я обернулся и с улыбкой взглянул на молоденького полисмена. Его лицо оставалось серьезным.

Педерсон проговорил:

— А вообще-то у вас есть документы?

— Как же не быть?

Инспектор, не нашедшись с ответом, снова стал всматриваться в мое лицо, а затем проговорил:

— Что ж, не будем тянуть, господин Частин. Найден труп…

Он замялся, и вот тут я ощутил себя крохотной точкой на потолке. Все происходило будто не со мной, я видел окружающее как бы со стороны: комната пришла в движение, в глазах поплыли круги. Я сидел в своем теле маленький, сжавшийся до чудовищной степени, словно атом. Боже, только не это, только не Барбара…

А инспектор тем временем продолжал:

— …труп мужчины.

— Мужчины?

— Да. Есть все основания полагать, что это некий Брюс Геннон. Вы его знаете?

— Наслышан. А что с Барбарой?

Педерсон покрутил усы и в упор взглянул на меня. Я смотрел на него и ждал ответа.

— Насколько «наслышаны», господин Частин?

— Он был приятелем одной… моей приятельницы.

— А именно… — Педерсон взглянул в блокнот. — Барбары Пикеринг.

— Да. Где она?

— Но лично с покойным вы не были знакомы?

— Не был.

— Вам известно местонахождение Барбары Пикеринг?

— Я же сам только что…

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему вы не знаете, где она находится?

— Потому что… — Я не договорил. — Где вы обнаружили труп?

Педерсон встал. Сложил руки за спиной, направился куда-то. У шкафов замер и, обернувшись ко мне, сказал:

— Пока что я не готов обсуждать с вами следственные подробности. И, между прочим, вопросы здесь задаю я.

И тут же:

— В каких отношениях вы находились с Барбарой Пикеринг?

— Находился?

— О, прошу прощения. Находитесь.

— В приятельских. Она моя подруга, очень близкая.

— Исключительно близкая?

— Это как?

— Вы общались наедине? Вдвоем?

— Да… Ну то есть я…

— Насколько я в курсе, вас освободили из федерального тюремного лагеря в Бейпойнте… э-э… — он заглянул в блокнот, — позавчера, верно?

Я кивнул.

— И когда вы в последний раз видели мисс Пикеринг?

— Вчера вечером, как только прибыл на остров. Она была на пляже.

— У вас состоялся разговор?

— Нет.

— Но вы ее видели?

— Да, я смотрел на нее в бинокль.

— Вот как? В бинокль?

— Да. Она работала на берегу. У них там фотосессия…

— Если не ошибаюсь, ваша знакомая — редактор журнала?

— Не совсем. Она владелица нескольких изданий.

— Значит, она наняла Брюса Геннона как специалиста?

— Видите ли, он фотограф. Был фотографом. Жил в Лондоне, работал по контракту. Когда-то они с Барбарой… — Я умолк.

А Педерсон сказал:

— Ну что же вы остановились?

— Они были помолвлены.

Инспектор вернулся к столу и что-то черкнул в блокноте.

— И вы следили за ними в бинокль, надо понимать?

— Догадываюсь, к чему вы клоните. Я ни за кем не следил.

— Н-да?

— Да. Просто смотрел, чтобы выяснить, где они находятся. А потом пошел на пляж их искать.

— Вы пошли искать мисс Пикеринг с Брюсом Генноном?

— Нет, только Барбару, мисс Пикеринг. Послушайте…

— Да, мистер Частин?

— Вы предполагаете, что я имею какое-то отношение к убийству Брюса Геннона?

— А об убийстве никто ничего не говорил.

— Но вы же сказали, что нашли труп.

— Сказал.

Я поднялся со стула. Полицейский, тот, что помладше, шагнул ко мне.

— В конце-то концов, я хочу знать, где Барбара.

Педерсон прошелся по комнате и встал подле меня. Я был выше на пару дюймов, однако это, похоже, его нисколько не смущало. Он тихо сказал:

— Меня этот вопрос тоже немало занимает.

Потом инспектор взял блокнот, сунул его под мышку и обратился к подчиненному:

— Бриндли, останешься с мистером Частином.

И направился к двери.

— Минуточку, — сказал я. Педерсон замер и обернулся. — Я задержан?

— Нет. Просто попрошу вас побыть здесь и дождаться меня.

Он вышел, сел в белый универсал и укатил прочь.

Я взглянул на настенные часы и заметил время. Линфильд Педерсон ушел в одиннадцать двадцать. Через полчаса в церквях закончилась служба и по улице повалила паства. У окошка остановились двое сорванцов. Увидев меня, они прыснули со смеху, стали показывать пальцами. Тут набежала ребятня, и все смотрели и ржали, пока Бриндли не встал и не задернул шторы. А я все сидел. Слушал треск эфира, перемежаемый единичными репликами, потом снова принялся рассматривать развешанные на стене фотографии.

В половине первого по рации передали экстренную сводку военно-морской ассоциации багамских спасателей: в пятистах милях к востоку от островов Тюркс и Кайкос засекли тропический циклон, который движется строго на запад. У него уже было свое имя: Курт.

В двенадцать сорок семь Бриндли расстегнул шлем, стащил его с головы и принялся натирать тряпочкой.

В три минуты второго в динамиках раздался женский голос.

— Нассау вызывает остров. Харбор-Айленд, ответьте.

Бриндли щелкнул кнопкой у микрофона.

— Харбор-Айленд на связи. Приветствую.

— День добрый. Докладывайте, что у вас?

— Все тихо.

Женщина что-то прошамкала, Бриндли пробурчал в ответ. Они поболтали, я так ничего и не понял.

Мы еще немного посидели.

В час двадцать две зазвонил телефон. Полицейский взял трубку и ответил: «Отошел. Я передам». И дал отбой.

В час тридцать пять я сказал, что хочу в туалет. Мой «конвоир» поднялся, надел шлем и, открыв дверь с надписью «Для служебного пользования», дал знак проходить. Я шагнул за дверь и оказался в кромешной темноте. Бриндли щелкнул выключателем, и стало светло. Помещение сильно смахивало на гараж. Здесь было жарко и душно. Я увидел ружейный кофр с тремя винтовками и сваленный в кучу садовый инвентарь: лопаты, мотыги, грабли. У гаражных ворот стоял новенький красный скутер «ямаха», а на полу, под куском синего брезента что-то лежало. Это что-то имело очертания человеческого тела. Вокруг собралась лужица, которая мало-помалу рассасывалась, уходя сквозь трещины в цементном полу.