Он приготовил себе поесть. Мусорные ведра не были опустошены. Их было три: для упаковок, стекла и прочих отбросов.

Подкрепившись, он обследовал письменный стол, обнаружил счет за телефон и билет на поезд в Кань-сюр-Мер на следующий месяц.

– Мы при деньгах!

Сильви прервала процесс вживания.

– Я только что говорила с ФБР. Президенты разбили-таки свои копилки. Взамен требуют быстрых результатов.

– Хорошая новость для Шеннен.

– Какого черта ты делаешь нагишом?

– Сближаюсь с Аннабель.

– В таком виде?

Она повысила тон. В знак неодобрения метода? Натан оделся.

– В противоположность тому, что я вычитал в досье, Аннабель жизнелюбива, вполне непринужденна в отношениях с людьми, отнюдь не домоседка, изысканна, очень заботится о своей внешности и умеет обольщать. Помешана на охране окружающей среды, не покупает лишней мебели, не включает отопление, охотнее принимает душ, чем ванну, не владеет ни мобильным телефоном, ни автомобилем, сортирует свой мусор и отдает предпочтение поезду перед самолетом. Она ведет параллельную жизнь, основанную на ее сексуальной привлекательности, а потому вынуждена покупать множество косметических средств, изменяя своим экологическим убеждениям. По словам коллег, у нее связь с каким-то женатым мужчиной. Ради него она и изощряет свои чары.

– Президент.

– Во всяком случае, какое-то высокопоставленное лицо.

– Почему ты так думаешь?

– Аннабель – непростая девушка.

– Не увлекайся. Знаешь, что я думаю о благонамеренном гражданине, который сортирует свой мусор, раскатывает в экологически чистой колымаге, питается биологически чистыми продуктами, голосует за «зеленых» и порицает парниковый эффект?

– Нет.

– Что он идиот.

Сильви все больше раздражалась на фоне блюза:

– И пока настоящие загрязнители губят планету, благонамеренный гражданин гадит себе потихоньку со спокойной совестью.

– Это зависит от того, насколько он оболванен.

– Пока я не видела, чтобы хоть один вышел на демонстрацию против заводов. Наоборот, все требуют, чтобы их не закрывали.

– Аннабель не участвует в демонстрациях, она действует внутри правительства.

– Значит, сама оболванивает граждан. Ее дурацкая экология ничего не доказывает. И ничего исключительного в ней нет.

– Особенной в моих глазах ее делают вовсе не экологические убеждения, а ее гардероб.

Они покинули квартиру и вошли в лифт.

– Это от тебя воняет, как от шлюхи? – спросила Сильви.

– Попробовал духи Аннабель.

– Хочешь повидать ее родителей? Она ведь забронировала билет…

– Вначале я хочу выяснить, что тут произошло вечером второго марта.

– И кого из свидетелей ты бы хотел допросить?

– Пса.

– Что?

– Только он что-то видел.

– Знаешь анекдот про женщину в битком набитом брюссельском автобусе? – спросила Сильви, прижатая к Натану в переполненном автобусе восемьдесят пятого маршрута.

– Нет.

– Она говорит своему соседу: «Вы не могли бы сдвинуть вашу руку куда-нибудь еще?» А он ей отвечает. «Я бы с удовольствием, но не осмеливался».

Улыбку у него вызвал не анекдот, а выражение на лице Сильви – смесь простодушия и серьезности.

– Бельгийцы кажутся французам смешными, – сказала она. – Бельгийцы и блондинки. Сам видишь, я сплошь из недостатков.

Они сошли в Сент-Уэне. Под дождем, по грязной аллее, потом через заросший бурьяном двор выбрались к приюту для бездомных животных. Сильви толкнула дверь, нуждавшуюся в починке. За стеклянной перегородкой сортировала папки высокая нескладная женщина с седоватым узлом на затылке и тонкими, длинными пальцами. Сильви просунула голову в окошечко и попросила, чтобы им показали пса Аннабель. Ирен Ларош звякнула связкой ключей и отвела их в своего рода ангар, разделенный на множество боксов, забранных решетками. Тут под стук дождя по кровле из листового железа и плексигласа ожидали «усыновления» около сотни осиротевших животных.

– Это, конечно, не Версаль, но тут они хотя бы под крышей.

– Почти, – поправила ее Сильви, отступив в сторону из-под струйки воды, пролившейся на нее сверху.

Их прибытие сопровождалось разноголосым тявканьем и гавканьем. Все собаки вскочили на задние лапы и, уперевшись в решетку, демонстрировали себя во всей красе. Все, кроме одной, забившейся в дальний угол своей клетки.

– Вот он. Тот самый барбос.

Глаза пса прятались под косматой длинной челкой, откуда торчал только черный нос.

– Что с ним? – спросил Натан.

– Что-то вроде катаплексии, – ответила Ирен на безупречном английском. – Оцепенение. Подвижность возвращается, только когда приносят еду. Остальное время даже не шевелится. По словам ветеринара, он очень напуган. Никогда такого не видела. Когда входят в его клетку, чтобы почистить, может проявить агрессивность.

Диагноз был весьма приблизительный. Главным свидетелем исчезновения Аннабель Доманж никто толком не интересовался.

– Можете рассказать о нем поподробнее?

– О чем вы еще хотите узнать?

– О его породе, характере, повадках. Я в собаках совершенно не разбираюсь.

– Это вандейский бассет-грифон. Фанатичный охотник. Очень сильный, энергичный, храбрый и выносливый.

– Похоже, он все это растерял.

– Когда его сюда доставили, он был в шоке. В нормальном состоянии это превосходная охотничья собака, которая ничего не боится. Если его оставить в лесу, он инстинктивно найдет дичь, выгонит из норы и нападет. Не понимаю, что могло его так напутать.

– Он жил в квартире, в городе, среди бетона. Вот и стал пугливым.

– Вы правы.

– Когда его кормят?

– Он ест нерегулярно. Когда выходит из оцепенения.

– Его с самого начала поместили в эту клетку?

– Да.

– А кто приносит еду?

– Я.

– Как его зовут?

– Понятия не имею.

Он повернулся к Сильви. Она надула губы, показывая, что тоже не в курсе.

– Мне надо это знать.

Сильви открыла свою папку и взялась за мобильный телефон.

– Я переночую в его клетке, – сказал Натан.

– Что?! – воскликнули обе женщины хором.

– Этот пес владеет важной информацией. Я смогу добыть ее, только оставаясь рядом.

– Это запрещено, – возразила Ирен.

– А я уверен, что на сей счет нет никакого правила, поскольку никто раньше этого и не домогался.

– Вы же не…

– Займись этим, – обратился Натан к Сильви.

– Чем? – спросила бельгийка, жонглируя листками своего досье, очками и мобильным телефоном, пытаясь при этом увернуться от сочившейся с крыши воды.

– Выясни кличку пса и договорись, чтобы я мог тут остаться.

Сильви ушла, увлекая за собой Ирен. Натан вошел в клетку. Вандейский бассет-грифон еще глубже забился в свой угол, сжавшись в комок. Натан сел на грязные, мокрые опилки, стараясь вести себя как можно незаметнее. Провонявший собственной мочой пес явно мучился от страха. И этот страх был как-то связан с внезапным исчезновением его хозяйки. И в его бегстве, и в последующей неподвижности проявилось сильнейшее эмоциональное перенапряжение. Оно же вызывало агрессию, стоило кому-нибудь к нему приблизиться. Хотя иногда неожиданно ослабевало. Чтобы держать животное в таком страхе, нужна постоянно действующая причина. И она все еще сказывалась здесь: бассет продолжал чувствовать видеть или слышать нечто, связанное с пропажей хозяйки. Что же именно?

Пес не спускал с него глаз. Его висячие, чуть скрученные уши лежали на полу. Проходили часы, но никто из них не шелохнулся. Натан сам превратился в беззлобную фаянсовую собачку, чтобы приучить пленника к своему присутствию. Животные в других боксах заснули. Тишину нарушал только стук дождя по кровельному железу, шлепанье капель по плитам пола, потрескивание устаревшего электросчетчика, мигание неоновых ламп. Натан задремал.

Когда он проснулся, дождь прекратился. Его товарищ по клетке ел, солидно упираясь в пол всеми четырьмя лапами, – широкогрудый, мордастый, крутолобый. Причина страха временно исчезла. Натан погладил его и вывел из клетки, причем тот не выказал ни малейшего сопротивления. Ирен уже сидела на своем посту, с чашкой в руке.