Эта женщина потрясла его, привела в отчаяние, сделала покорным, растрогала его так, как это прежде никому не удавалось. Равной ее смелости была только ее безумная слепота. Что? Она рассчитывала в одиночку вступить в бой с великим инквизитором? Разве у нее было оружие?

Нет, она не была слепой. Она была рысью, как ее и описывал Монж. Сейчас она делала обманные движения. Она прятала малышей, подставляя свою грудь противнику, чтобы отвлечь его.

Действительно ли она верила в возможность броситься на врага, вонзить свои клыки в его презренную плоть? Она не была им ровней. Они обладали властью, почти полной неприкосновенностью, поскольку оправдывали друг друга за допущенные прегрешения, какими бы те ни были.

А если она это знала? Если речь действительно шла о намеренном самоубийстве? Самки рыси способны на такое. Граф был охотником и знал об этом. Он всегда прекращал борьбу, давая хищнице возможность убежать. Однажды одна из рысей, преодолев несколько туазов, обернулась и внимательно посмотрела на него своими желтыми глазами, прежде чем исчезнуть, как привидение, в зарослях. У Артюса появилась сбивающая с толку уверенность: рысь послала ему прощальный привет, возможно, благодарность. Но этот хищник-паразит, как его описал Клеман, не разожмет когтей и не отпустит свою добычу. У Аньес не было ни единого шанса.

Артюс стукнул кулаком по столу и выкрикнул:

— Нет!

Клеман не шевельнулся.

— Надо найти выход, — бормотал Артюс. — Но какой? Мы остались без Папы. Ходатайство, даже от имени короля, затеряется в коридорах Ватикана. Там все будут ссылаться на отсутствие Папы, чтобы оправдать свое бездействие.

Клеман, стоя неподвижно, ждал, сам толком не понимая, чего именно он ждет от этого человека. Возможно, чуда. Он сказал:

— Разве в прошлом году мсье Карл де Валуа, брат короля, не получил Алансонское графство в качестве апанажа?

— Получил.

— Дом инквизиции, к которому приписан Никола Флорен, находится в Алансоне, — продолжал настаивать ребенок.

— Если вмешательство королевского дома могло бы нам помочь, я остановил бы свой выбор на Филиппе, а не на нашем добром Карле. Дипломатичность не входит в число основных достоинств Карла. Мой мальчик… Карл ничего не сможет сделать, хотя он и граф Алансонский. Инквизиция не подчиняется никаким приказам, если только они не исходят от Папы.

— Но у нас нет Папы, — повторил Клеман.

Голос Клемана сорвался. Он сжал зубы, заставил себя замолчать, но Артюс все прочитал в его глазах, поскольку вспылил:

— Нет же, выбрось это из головы! Она не погибнет! Я еще не все обдумал. Оставь меня. Мне нужна тишина, а твое молчание настолько красноречивое, что оно мешает мне думать.

Клеман неслышно вышел из комнаты.

Думать.

Вывод, который Артюс сделал, разговаривая с маленьким мальчиком, разглядывавшим его, ошеломил графа своей искренностью, своей жестокостью. Он был способен на все, чтобы ее спасти. Если к этому добавить здравый смысл, если не сказать цинизм, который у него выработался по отношению к почти всему религиозному институту… Вера быстро исчезала, когда в ход шли деньги и власть. Артюс знал: многих инквизиторов можно было купить, и этот не будет исключением из правил, поскольку Эд, несомненно, оплатил его услуги. Было достаточно просто предложить б о льшую сумму.

Завтра он отправится в Алансон.

Совершенная красота молодого человека удивила Артюса. Описывая его Клеману, Аньес не преувеличивала. Подобострастие инквизитора было столь ожидаемым, что при других обстоятельствах оно вызвало бы у графа улыбку.

— Какую честь вы, мсье граф, оказали своим визитом столь жалкому монаху, как я!

— Жалкому монаху? Вы слишком сурово к себе относитесь, мсье.

Никола Флорен вздрогнул, услышав это обращение, которое выводило его на гражданский уровень и лишало религиозной ауры, тем более что формула вежливости, в том виде, в котором произнес ее граф, избавляла Артюса от необходимости воздавать должное Флорену. Никола не сомневался, что это был сознательный выбор.

Всю дорогу Артюс размышлял, как следует вести разговор с инквизитором. Следует ли продвигаться, обдумывая каждый шаг, или лучше сразу взять быка за рога? Но поскольку его снедала тревога и, главное, он не хотел дать понять инквизитору, что хитрит, он выбрал вторую стратегию.

— Не так давно вы сообщили одной из моих знакомых дам о ее времени благодати, не так ли?

— Мадам де Суарси?

В подтверждение этих слов Артюс кивнул головой. Он почувствовал, что инквизитор колеблется. Никола проклинал этого чурбана де Ларне, утверждавшего, что граф Артюс не вступится за женщину. Но в памяти инквизитора всплыл образ человека в грубом капюшоне, его слова и обещания, и он успокоился. Что мог сделать граф, пусть даже друг короля, против такой могущественной силы? Никола ответил елейным голосом:

— Я даже не знал, что дама де Суарси входит в число ваших друзей, мсье.

Артюс подумал, что если бы Аньес — через посредничество Клемана — не развеяла бы его заблуждений относительно Никола Флорена, он, вероятно, поклялся бы в невиновности инквизитора. В конце концов, если бы зло не было столь соблазнительным, оно не имело бы столько приверженцев.

— Но это так.

Артюс сделал вид, что колеблется:

— Я не сомневаюсь, мсье, что вы человек веры…

В ответ Никола моргнул.

— …и к тому же человек проницательный. Причины, по которым мсье де Ларне разгневался на свою сводную сестру, далеки от тех, которые мог бы одобрить человек веры и чести. Они носят личный характер и… как бы это сказать… достойны порицания.

— Да что вы мне такое говорите!

Флорен прикинулся оскорбленным. Заблуждения графа его забавляли.

— Он умолчал вам об этом аспекте и о подлинных причинах своей злобы.

— Разумеется! — согласился Никола, который прекрасно понимал, что Эдом двигали вовсе не рвение и желание защитить чистоту Церкви.

— Одним словом, он только заставит вас терять драгоценное время, — продолжал Артюс. — Но я считаю своим долгом избавить вас от этого. Еще никому не известно о расследовании, начатом против мадам де Суарси. Вы можете прекратить его.

Никола радовался как безумец. Власть… наконец власть! Возможность щелкнуть графа по носу, послать его куда подальше. Возможность быть выше графа. Он изобразил негодование, причем так неумело, что Артюс нисколько не усомнился, что инквизитор просто смеется над ним.

— Мсье… Я не осмеливаюсь даже предположить, что вы предлагаете мне деньги, чтобы… Неужели вы думаете, что я приблизился бы к мадам де Суарси, если бы не был убежден в законности подозрений, которые питает на счет дамы ее сводный брат? Я человек Бога. Я Ему посвящаю свою службу и свою жизнь.

— Сколько?

— Довольно, мсье, я прошу вас уйти и больше никогда не возвращаться. Вы оскорбляете не только меня, вы оскорбляете Церковь. Из уважения к вашему имени я прошу вас: давайте остановимся на этом.

Угроза была слишком очевидной. Артюс не заблуждался. Однако эта угроза не вызывала у него особой тревоги. Его гораздо сильнее беспокоило другое: какая тайная власть покровительствовала Никола Флорену, отчего он чувствовал себя таким неуязвимым, что даже осмелился поставить на место сеньора? Разумеется, не эта марионетка Эд де Ларне.

Артюс вспомнил об интуиции Аньес: ее обвинению содействовало нечто более темное, нечто более грозное.

Когда Артюс пустился в обратный путь в Отон, он уже принял решение.

Если до этого дойдет дело, Никола Флорен умрет. Тайная смерть, похожая на несчастный случай. Говоря по совести, он не считал, что совершит преступление, если раздавит зловредную гадину. В уголках его губ образовалась горькая складка: а затем он повернет свое оружие против врагов Аньес. Он во всеуслышание заявит, что свершился суд Божий. Бог покарал Никола за его безжалостность и несправедливость. В своей бесконечной мудрости и своей восхитительной доброте Господь спас невинность: Аньес. И хотя большинство людей теперь немного сомневались в этих божественных вмешательствах — которые никто никогда не видел во время многочисленных индивидуальных ордалий [101], — никто не отважится ему возразить.