Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Папа никогда с этим не смирится.

— Весь вопрос в том, сможет ли Папа этому противостоять, — возразил приор.

— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали: необходимо не допустить избрания понтифика, благоволящего Филиппу, — прошептал Леоне.

— Действительно… Переписать историю христианства. Имеем ли мы на это право? Этот вопрос мучит меня.

— А разве у нас есть выбор? — тихим голосом возразил рыцарь.

— Боюсь, что ближайшие годы не дадут нам широкого поля для маневра… Да, у нас нет выбора.

И приор погрузился в созерцание буйной травы, которой удалось пустить свои корни между двумя крупными каменными блоками. Затем он прошептал срывающимся голосом:

— Настойчивость жизни. Какое чистое чудо! — Продолжил он более твердым тоном: — Как бы это сказать… Случайный и невольный посредник… поможет нам вопреки собственной воле.

Приор кашлянул. Леоне смотрел на него в уверенности, что последующие слова застряли у Арно де Вианкура в горле. И он не ошибся:

— Боже мой, его имя… так трудно произнести. — Он вздохнул прежде, чем признаться: — Этот посредник не кто иной, как Джотто Капелла, один из самых крупных банкиров на парижской бирже.

У Леоне закружилась голова, потемнело в глазах. Он хотел возразить, но Вианкур не дал ему возможности что-либо сказать:

— Нет. Я знаю все, что вы можете мне ответить. Я также знаю, что время не способно вылечить некоторые раны. Целые дни напролет я искал другое решение, но напрасно. Прошлое навсегда опорочило Капеллу. Но это козырь для нас.

Леоне прислонился к стене, сложенной из крупных камней неправильной формы. Его захлестнули эмоции, и он боролся с ненавистью. По правде говоря, он боролся с ней так долго, что она превратилась в его неприятную спутницу. Со временем он научился ее обуздывать, заставлять ее смиряться. И все же он знал: избавиться от чувства омерзения, которое он испытывал к Капелле, освободить от него свою душу — означало сделать еще один шаг навстречу Свету. Срывающимся голосом Леоне спросил:

— Шантаж? А если Капелла исправился, если на это его толкнула только трусость… Надо познать животный страх, чтобы научиться прощать трусов. Тогда я был очень молодым, но с тех пор…

Арно де Вианкур возразил равнодушным тоном:

— Брат мой, какая у вас прекрасная душа! Многие другие… — Он прервался, сочтя недопустимым усугублять боль Леоне. — Капелла добровольно поможет нам, когда мы так далеки от него, а король так близок? Сомневаюсь и сожалею. Люди меняются, когда их к этому принуждают. Вы в этом убедитесь сами, брат мой. Я знаю вас как грозного знатока человеческих душ. Всего за несколько секунд вы сможете оценить его метаморфозу или, говоря менее возвышенно, его услужливость. К счастью для нас — да и для него тоже, — я надеюсь, что письмо, которое мы приготовили для него, будет излишним. От всего сердца желаю вам испытать облегчение, если простите его. Забвение свойственно человеку, прощение же носит божественный характер. Если это так, вы можете не справиться с данным нами поручением. В противном случае… Мне очень жаль, что я вынужден подвергать вас такому испытанию, но вы должны отправиться во Францию. Я подписал несколько наставлений, а также ваш отпускной билет [24], впрочем, не уточнив даты. В зависимости от обстоятельств вы можете останавливаться в наших командорствах. Вы там найдете помощь и душевную поддержку, если почувствуете в ней необходимость. Джотто Капелла позволит вам приблизиться к нашему самому грозному врагу — Гийому де Ногаре. Если мы не ошиблись в своих расчетах, если Ногаре уже ищет послушного Папу, значит, ему потребуются деньги, очень большие деньги. Мы подозреваем, что советник короля ищет кандидатуру среди французских кардиналов. Они жируют и живут на широкую ногу. И не упустят удобного случая, чтобы набить свою и без того тугую мошну. Первое, что вы должны сделать, — это установить имя самого вероятного кандидата, поскольку в нашем списке их довольно много. Одно имя, Франческо, в крайнем случае два. Это единственный наш шанс вмешаться, пока еще не поздно.

Значит, все было решено уже давно. Колебание, сожаление приора были, вне всякого сомнения, искренними, однако Великий магистр и сам приор уже сплели свою хитроумную паутину. Франческо де Леоне обуревали противоречивые страсти. Неправдоподобная надежда наслаивалась на жгучую ненависть, которую он питал к Капелле.

Франция, Арвиль-ан-Перш, одно из самых крупных командорств тамплиеров. Он давно уже потерял надежду оказаться там. Именно там другая, несомненно, более важная дверь, должна была приоткрыться перед ним. У Леоне в горле пересохло, и он ограничился лишь одним замечанием:

— Говорят, что Гийом де Ногаре очень опасен.

— Да. Тем более потому, что он наделен самым блестящим умом из всех, которые я знаю. Не забывайте, что он достойный преемник Пьера Флота. Как и Флот, он легист, как и Флот, он настаивает на превосходстве королевской власти над французским духовенством. Мы не можем допустить, чтобы Церковь раскололась и ускользнула, где бы это ни случилось, из-под власти Папы. Если данный теологический и политический спор приобретет размах, это станет катастрофой.

— Поскольку тогда королевская власть будет носить сакральный характер, Филипп примется утверждать, что получил ее непосредственно от Бога и что в его стране нет никого, кто стоял бы над ним.

Приор кивнул головой в знак согласия. Многие ночи напролет он пытался предвидеть эту лавину последствий, разрабатывал оборонительные стратегии, а затем ранним утром отмел их, поскольку они все без исключения оказывались бессмысленными. Единственная защита заключалась в том, чтобы помешать Филиппу Красивому ниспровергнуть высшую власть Церкви над всеми христианскими государями.

Рыцарь де Леоне постепенно успокаивался. Он чувствовал, что находится далеко от этого спасительного острова и мысленно уже был там, в том единственном месте, откуда он мог возобновить свои поиски.

— Какие указания, которые помогли бы мне… — начал он, но Арно де Вианкур прервал его:

— Мы продвигаемся на ощупь в густом тумане, брат мой. Любые прогнозы были бы ослиной глупостью.

— Тогда мой герб, мои полномочия?

Казалось, приор заколебался, но потом заявил сухим тоном, впрочем, не удивившим рыцаря:

— Мы оставляем это на ваше усмотрение, лишь бы они служили Христу, Папе и… нашему ордену.

Даже если бы Леоне до сих пор этого не понял, последние слова приора не оставили у него ни малейших сомнений. Как и в других орденах, в ордене госпитальеров существовала строгая иерархия и личные инициативы не поощрялись. Предоставленную ему полную свободу действий было легко объяснить: надвигался самый серьезный кризис из всех, которые ордену приходилось преодолевать с момента своего признания около двух столетий назад.

— Я получу инструкции?

— Неужели вы боитесь, Франческо? Я не могу в это поверить. Нет, вы же знаете, что мы не доверяем письменным свидетельствам. И доказательством этому служит тот факт, что мы только недавно сочли необходимым, чтобы один из наших рыцарей, Гийом де Сент-Эстен, собрал воедино наши основные тексты. Что касается нашего устава, то существуют лишь несколько рукописных экземпляров. Как вы знаете, они не должны попадать в чужие руки и с них нельзя делать копии. Неужели вы боитесь? — повторил приор.

— Нет, — прошептал Франческо де Леоне, и впервые в это утро его лицо озарила улыбка.

Он знал, что настоящий страх придет потом, а сейчас он чувствовал себя разбитым от непонятного напряжения. Еще немного, и он упал бы на колени на пыльную землю, чтобы прочитать молитву или, возможно, чтобы закричать.

Последние отблески дня задержались на западе. Весь этот день Франческо де Леоне изнурял себя работой. Он пропустил две трапезы, соблюдая свой тайный пост, а также помогал ухаживать за «нашими господами больными», что было одним из обязательств ордена госпитальеров, отличавшим его от прочих рыцарских орденов, и обучать недавно принятых в орден новичков. Жара и физическое изнеможение принесли ему мимолетное облегчение.

вернуться

24

Братья не имели права перемещаться без отпускного билета. Каждый командор, встретивший брата, не способного предъявить этот документ, был обязан арестовать его и отдать под суд ордена.

12
{"b":"143145","o":1}