Я поднимаю брови – возможно, это и в самом деле будет дивная история.

– Перейти к нему арт-директором?

Влад вскидывает на меня глаза – в них пляшет веселье:

– Шайтан, ты знала! Он что, спрашивал у тебя разрешения?

Я раздраженно повожу плечом:

– Нет, хотя следовало бы – но ему, видимо, тонкости корпоративной этики неведомы. Но такого предложения с его стороны следовало ожидать. Он только что потерял сильного редактора – Степу Малахова. Ему нужна в журнале крупная фигура, талантливый человек, который мог бы влиять на стиль журнала. Тебя он знает, и работали вы с ним хорошо – обратиться к тебе было бы самым естественным делом. Плюс мы тоже потеряли только что хорошего человека, и это нас ослабило. В этой ситуации твой уход полностью подкосил бы Alfa Male – второго арт-директора твоего уровня в Москве сейчас не найти ни за какие деньги. Может, и не только в Москве. И, забрав тебя, наш разлюбезный Михалыч таким образом убил бы двух зайцев одновременно – усилил свой журнал и ослабил мой. Наш.

Я говорю все это и невольно думаю о том, что Михалыч буквально накануне смерти Олежки пытался сманить у меня и его тоже. Это, конечно, было бы не таким мощным ударом по журналу, как перекупка Влада, но все равно существенным. Это сильный, грамотный кадровый ход, хотя и очень подлый. Может ли быть, что Грант недооценивал моего предшественника и тот оказался куда более жестким политиком, чем проявил себя в Alfa Male? Или это на него увольнение так подействовало, он объявил мне вендетту – и теперь жар борьбы придает ему сноровки и хитрости?

Влад слушает меня внимательно, с легкой улыбкой, и при моих словах о том, что он лучший арт-директор города, трогательно краснеет. Он вообще легко краснеет – это одна из вещей, которая меня особенно в нем привлекает и из-за которой мне всегда приходится быть настороже… Но меня немножко беспокоит его молчание. Неожиданно для самой себя я пугаюсь и спрашиваю с деланым безразличием:

– Что ты ему сказал? Согласился?

Влад качает головой – улыбка не сходит с его лица:

– Нет, конечно, – рассмеялся ему в лицо. Ну в смысле, в телефонную трубку. Сказал, что это полный бред. Даже если бы меня что-то не устраивало в «Альфе» по работе и хоть ЧТО-ТО привлекало в «Лидере», я бы все равно ни за что не ушел от тебя.

– Это ты ему тоже сказал?

Влад мнется, но потом кивает:

– Ну, в общем, да. Он очень странно отреагировал. Стал пыхтеть, что ты «ужасная женщина», что ты «опасна» и что мне нужно держаться от тебя подальше, для моей же пользы. По-моему, он был пьян. – Несколько секунд Влад молчит, а потом продолжает, вытягивая из пачки очередную сигарету, но не торопясь закуривать: – Думаю, его бесит, что мы с тобой сработались. Мечтал, наверное, что я уйду из «Альфы», – хотя и уговаривал меня этого не делать, типа ради журнала. Но он лукавил: если бы я ушел, это доказало бы, что бабы дуры и слабачки, а мужская дружба сильнее всего в мире, в чем он глубоко убежден. А тут такое дело – я не только не ушел, но еще и влюбился в тебя по уши. Конечно, Михалыч злится. Думает, что все на тебе зациклились. Ему ведь Олежка тоже так и сказал, что из-за тебя не хочет уходить.

Я согласна с ним – это все похоже на правду. Но что-то в словах Влада заставляет меня вернуться к мысли, которая промелькнула у меня пять минут назад. Не мысли даже, а фигуре речи: «убить двух зайцев». Убить… За несколько коротких недель убиты два человека, имевших непосредственное отношение к нашим журналам… Смерть одного нарушила равновесие в «Лидере», смерть другого – у нас. И нас хотят ослабить еще больше – Михалыч или его издатели? А у Михалыча есть еще и причины для «вендетты».

Нет, все это какой-то бред. Не думаю же я, что Михалыч – Михалыч, простоватый русский пьяница, неспособный на серьезную интригу, не то что на насильственные действия, – сначала убил Степу, чтобы освободить место в «Лидере» для Олега… А потом что? Убил Олега, отказавшегося уходить от меня, – чтобы все-таки лишить мой журнал стилиста? Нет, этого не может быть – просто нереально. Есть куда менее хлопотные способы избавиться от сотрудника журнала, чем убийство. Михалыч пьяница, конечно. Но он не сумасшедший. Ему никогда бы не пришло в голову подобное. Эта дикая схема – издержки моей логики, логики вампира, привыкшего презирать человеческую жизнь: нам куда проще пустить в расход лишнего смертного, чем искать более сложные, хлопотные пути решения проблемы…

Логика вампира.

Может ли быть, чтобы за этими смертями все же стоял вампир? Да, Олега убил не вампир – никто не пил его кровь, вампиров вообще не было рядом с ним… Но вампир все равно мог быть замешан в этом – он мог управлять действиями убийцы, а сам держаться в тени. Это могло бы объяснить извращенную логику этих преступлений, которые теперь кажутся мне связанными друг с другом.

Как много я бы дала за возможность оказаться на месте смерти Степы Малахова и узнать, был ли вампир ТАМ. И пахло ли там серебром… Серебро в этой истории все еще совершенно необъяснимо. Может быть, это странный способ замести следы, запутать нас – вампиров, об участии которых в издании Alfa Male враг, конечно, знает? Ответа на сей вопрос я найти не могу. И никаких доказательств моей парадоксальной версии у меня нет, и получить их невозможно.

Теперь, однако, мне в самом деле необходимо поговорить с Грантом Хэмилтоном. Он не только член моей «семьи», он еще и серьезный бизнесмен. И если я вдруг права и кто-то из нашего племени пытается нанести удар одновременно двум ведущим журналам нашего рынка, то это значит, что мы столкнулись с каким-то конкурентом. Я не представляю себе, о ком может идти речь, – я не знаю, есть ли в издательском бизнесе какие-то вампиры, кроме Гранта. Мне как-то не кажется, что все это продуманные действия наших обычных, давно известных конкурентов. Скорее, заявляет о себе какая-то новая сила. Но о том, есть ли в нашем бизнесе такая сила, пытается ли кто-то выползти на рынок и поделить его по-новому, я не знаю, – никогда не думала об этом. Но Грант-то наверняка думал. И даже если мои соображения покажутся ему абсурдными, он все равно должен о них знать.

Я понимаю, что Влад уже некоторое время смотрит на меня с тревогой. Неудивительно – задумавшись о своих подозрениях, я надолго замолчала, и наверняка какая-то часть моих страхов отразилась на моем лице. С тех пор как я полюбила Влада, я становлюсь все меньше похожа на вампира – у меня теперь слишком много человеческих эмоций и реакций, я гораздо хуже стала владеть собой. Вот, например, сейчас я испытываю почти непреодолимое желание рассказать ему о своих подозрениях – поделиться с ним, искать у него поддержки. Но это будет ошибкой – говорить с ним о вещах, настолько иррациональных и к тому же неопределенных. Это может нарушить его хрупкий душевный мир. Влад – самое дорогое в моей жизни. И он – самый важный человек в моем журнале. Именно поэтому мне срочно нужен Грант. Если за убийствами стоит вампир-конкурент, ему немного времени понадобится, чтобы осознать: в Alfa Male устранена отнюдь не ключевая фигура. Владу, очевидно, грозит непосредственная опасность. Как и все последнее время, конечно, но теперь эта опасность чуть более понятна.

Но ему я не буду об этом говорить, потому что, в сущности, ведь ничего не изменилось – все меры предосторожности остаются прежними. Нам просто нужно держаться все время вместе – а мы и так это делаем.

И поэтому я ему улыбаюсь и рассказываю первое, что приходит в голову в качестве подходящего объяснения моей задумчивости и моего волнения. А именно – рассказываю о неприятностях, которые возникли у нас с одним из рекламодателей, этим дурацким благотворительным фондом ЛНВХ. Они страстно хотят купить в Alfa Male не только разворот в первой трети журнала, но и четвертую обложку – самую дорогую и престижную рекламную полосу. А она распродана уже на год вперед. И теперь они требуют, чтобы мы перезаключили контракты, отказав своим давним партнерам ради них, – иначе они уйдут из журнала вообще. Такого исхода мы бы тоже не хотели: деньги за разворот лишними не бывают, и терять рекламодателя – это несолидно, особенно если учесть, что в «Лидере» ЛНВХ добились-таки четвертой обложки. Строго говоря, переговоры по таким делам должен вести Грант. Но его сейчас нет в Москве, а вопрос этот нужно решать срочно, и они непременно хотят видеть меня. А это значит, что мне придется с ними встречаться – завтра, то есть в субботу. Это противно, это некстати, и это достаточная причина для того, чтобы выглядеть рассеянной и расстроенной.