Все-таки с ним иногда бывает очень трудно. А иногда – как сейчас – очень легко.

Сейчас мы сидим с ним на террасе новой французской кондитерской в Камергерском переулке за круглым деревянным столиком на чугунных ножках (в тени, конечно). Влад очень полюбил это место – он говорит, что здесь отменный кофе и очень вкусный салат с тунцом. Я верю ему и охотно хожу с ним сюда на ланч. Мне все равно, где сидеть и любоваться тем, как он закуривает или вертит в длинных пальцах чашку с кофе, – а чашки здесь, надо сказать, забавные, без ручек, как пиалы, и порция капучино огромная, как тарелка супа. Мне все равно, но я рада быть с Владом в месте, где ему хорошо.

И рада, что ему в принципе хорошо, – в последнее время, когда мы столько ссорились из-за моей «чрезмерной» опеки, ну и еще по вопросам обретения бессмертия ценой жизни, он меня беспокоил. Он нервничал, плохо спал, и вид у него был болезненный. Я уже стала задумываться над тем, как трудно ему должен даваться мой ритм жизни и не нужно ли мне защищать его от себя самой. Но потом все это как-то вдруг закончилось. Он перестал спорить со мной насчет своей безопасности, он больше не поднимает тему обращения, и он заметно повеселел. Спит он, по-моему, не больше, чем раньше, но нездоровой бледности я больше не замечаю (хотя, может быть, он просто успел загореть на летнем солнце?). Но главное – глаза у него снова блестят и он весь какой-то… оживленный. Энергичный. Словно что-то внутри него самого придает ему сил. Он как бегун-марафонец, у которого открылось второе дыхание.

Надо будет поговорить об этом с Серхио, нашим любителем порассуждать на тему «отношения-с-вампирами-убивают-смертных-потому-что-те-не-в-силах-с-нами-тягаться». Интересно, что он скажет. Наверное, сошлется на неизученность феномена: до нас с Владом смертные и вампиры не жили вместе достаточно долго, чтобы можно было отследить динамику их физического и эмоционального состояния.

Мне вообще надо о многом поговорить с Серхио. И с Грантом. И этим загадочным полковником Потаповым из прокуратуры – вот, кстати, поразительный наш брат, настоящий герой: не могу себе даже представить, какая нужна выдержка вампиру, чтобы работать в таком свинарнике, как русская милиция. Но он работает там, чтобы помогать «семье» в ситуациях вроде той, что складывается сейчас в городе. А происходит все-таки что-то странное и малообъяснимое. Развиваются две противоречивые цепочки событий: явно растет число случайных убийств, совершенных вампирами-гастролерами, и одновременно кто-то зарезал человека серебром – как вампира в готических романах.

В первой цепочке странно то, что «семья» все еще не взяла ее под контроль, – обычно мы быстро ставим зарвавшихся чужаков на место. Но на этот раз почему-то не можем даже найти следов. И у меня есть ощущение, что кто-то из нас знает больше, чем говорит другим. Кто-то кого-то… выгораживает? Но кто и почему?

Может быть, Грант защищает вновь сорвавшуюся Ванессу?.. Вполне возможно: эта девушка может служить лучшей иллюстрацией поговорки «горбатого могила исправит». Когда Ванесса была жива, она разбивала Гранту сердце своей наркоманией – бесконечно завязывала, клялась, что «больше никогда», а потом срывалась. Он обратил ее, чтобы она перестала убивать себя у него на глазах. Ну так что же – ей это нисколько не помешало. Она продолжает в том же духе, только теперь она заменила героин живой человеческой кровью. Один наркотик на другой. Она вечно «завязывает» с убийствами людей, некоторое время терпит донорскую кровь, а потом опять срывается. И у нее ведь есть оправдание: если героин – это действительно отрава, то кровь объективно нужна нам, чтобы жить. Грант, конечно, уверяет меня, что в последнее время никаких приступов у его возлюбленной не было. Но можно ли ему верить? Грант вполне может ее покрывать, хотя мне не хочется думать, что он лжет мне в глаза.

Есть еще, конечно, Серхио – и его упрямое нежелание рассказать какие-либо подробности того, что он выяснил после проникновения в квартиру Влада незваного гостя. Рассказывая о результатах своего расследования, он навешал мне откровенной лапши на уши: имя, которое он мне назвал в качестве вероятного «подозреваемого», настолько нелепо, что это даже обсуждать не стоит. Я проглотила его заверения в том, что опасности нет, только потому, что он знает: случись по его вине что-то с Владом, я лично разорву его на части и оставлю гнить на солнцепеке. Серхио не дурак – он не стал бы меня успокаивать, если бы угроза была реальна. Значит, прямой угрозы в самом деле сейчас нет. Я не расспрашиваю его больше, но я уверена, что он знает, кто был в квартире Влада на самом деле. И почему-то не хочет никому говорить. Что за этим кроется? Любовь? Почему-то мне кажется, что это не Сережин случай. Какая-то интрига – вот это с него станется, с его-то мадридским прошлым. Но стал бы он, в самом деле, рисковать доверием Гранта и отношениями со мной ради какой-либо, пусть самой выгодной для себя, интриги? Наиболее естественной причиной такого поведения была бы верность своему создателю: не все в моем племени ненавидят обратившего их так же, как я – Дюпре. Скорее наоборот – своих создателей принято чуть ли не боготворить. Любой вампир понял бы Серхио, если бы он выгораживал Кармелу, решившую пошалить в чужом городе. Но Кармела мертва… Или так он по крайней мере говорит. Но я не знаю, правда ли это. И думать о том, что он лжет мне, что его душераздирающий рассказ о ее казни был выдумкой… Это еще хуже, чем сомневаться в Гранте.

Ненавижу такие ситуации. Ненавижу, когда мне приходится сомневаться в самых близких людях. Родственники-вампиры меня определенно сейчас не радуют. И тем прекраснее в моих глазах Влад – не просто мужчина, которого я люблю, но и человек, в котором я могу быть совершенно уверена.

Вот я смотрю на него сейчас – он прикуривает, опустив ресницы и прикрывая огонек зажигалки рукой от неожиданного и долгожданного ветерка, который пуще обычного разметал его волосы… Я смотрю на него, и мое сердце радуется. Тому, что он рядом. Тому, что он счастлив. Я не хочу сейчас задумываться над тем, почему он так спокоен. Я хочу просто быть спокойной и счастливой, как он.

Хотя задуматься, конечно, стоило бы. Странное улучшение в его настроении и состоянии произошло после убийства Олега Шавырина. По идее, все должно было быть наоборот: случилось то, чего мы все опасались, – убили смертного мужчину из моего ближайшего окружения. На месте Влада можно было бы подумать, что убийца подошел вплотную к нему и запугивает нас – меня. Показывает, каким будет его следующий ход. Или – что тоже очень страшно – можно было бы подумать, что убийца просто ошибся и нанес удар не тому человеку.

Стоило бы так подумать – я так и подумала. И странно, что этого не сделал Влад. Вот теперь, после смерти Олега, ему полагалось бы стать психованным и раздражительным и злиться на меня и весь мой род за опасность, которой мы его подвергаем. Винить нас в смерти своего друга, наконец. Но Влад не делает ничего подобного. Может быть, убедил себя, что смерть Олега случайна и не имеет к нам отношения? Но он не может так рассуждать – ибо я, как и положено истинной дуре, проболталась ему про запах серебра, и он знает, что убийство все-таки имеет отношение к вампирам. Или просто в его мозгу включился какой-то человеческий защитный механизм – происходящее настолько страшно, что он отказывается об этом думать?

Я тоже не хочу сейчас думать – ни о чем. Я хочу просто наслаждаться моментом, смотреть в его глаза и слушать его смех.

А он сейчас, между прочим, действительно смеется и говорит, ковыряя ложечкой присохшую молочную пенку на дне своей чашки из-под капучино:

– Я совершенно забыл тебе рассказать дивную историю.

– О чем? – Я настораживаюсь: в системе ценностей Влада понятие «дивная история» может означать все что угодно.

Он безмятежно ухмыляется:

– О человеческом безумии. Михалыч-то наш, похоже, сошел с ума в своем журнале «Пидор». Он мне вчера позвонил – ты как раз собеседовала какого-то из наших будущих стилистов… И что, ты думаешь, он мне предложил?