Ну… если только эта причина не Блэй, прошедший мимо их группы, выглядя на миллион долларов в своем сером костюме в мелкую полоску. Парень остановился только, чтобы пожелать удачи Джону и Хекс; даже не взглянув в сторону Куина, покидая вестибюль и растворяясь в ночи.
У того был новый одеколон.
Ясно он шел на свидание. Но с кем?
Крякнув, автобус с шипением выпустил дизельные пары, от чего нос Джона свело, урожая чихнуть.
«Пойдем», произнес он одними губами Хекс, перекинув свой рюкзак на другое плечо, и повел ее вперед.
Они вдвоем перешли мокрую мостовую, направляясь в сторону вокзала, в ту часть, где еще горело люминесцентное освещение. Несмотря на холод, Джон держал свою кожаную куртку расстегнутой, на случай если потребуется быстро добраться до своих кинжалов или пушки — Хекс была вооружена не хуже.
Лессеры могли быть где угодно, как и не далекого ума люди.
Он придержал для нее открытую дверь и вздохнул с облегчением, увидев, что кроме билетера за пуленепробиваемым стеклом «Плексиглас», да старика, спавшего прямо на пластиковых скамейках и женщины с чемоданом никого больше не было.
Голос Хекс был низким.
— Это место… ты огорчен им.
Дерьмо, Джон подумал, что так оно на самом деле и было. Но не из-за того, что он здесь находился… больше из-за того, что его матери пришлось испытать одиночество и боль, пока она боролась за его рождение.
Свиснув с громкостью взрыва, он поднял ладонь, когда эти трое обернулись на шум. Проникнув в их сознания, он ввел их в легкий транс, а затем направился к металлической двери, с обозначением: ЖЕНСКИЙ.
Приложив руку к холодной панели, он приоткрыл дверь и прислушался. Никаких звуков. В помещении было пусто.
Хекс прошла мимо него, обшарив глазами шлакобетонные стены, раковины из нержавеющей стали и три кабинки. Пахло хлоркой и сыростью, запотевшие зеркала были сделаны не из стекла, а из отполированных листов метала. Все было прикручено болтами, от мыльницы до знака «Курение запрещено» и мусорного ведра.
Взгляд Хекс остановился на кабинке для инвалидов. Открыв перекошенную дверь, она отдернулась, выглядя смущенной.
— Здесь… — Она указала на пол в углу. — Ты был рожден… здесь?
Когда она оглянулась на него, он пожал плечами. Он не знал, какая именно это была кабинка, но было вполне логично, что если бы вы собирались рожать, то ваш выбор пал бы на одно из самых просторных мест.
Хекс уставилась на него, при этом смотря словно через него, затем кратно осмотрелась по сторонам, как бы проверяя — не присоединился ли к ним никто. Нет. Только она и он, вдвоем в женском туалете.
Он что-то проговорил, когда она позволила двери кабинки закрыться.
— Кто нашел тебя здесь? — Когда он изобразил, будто моет пол, она прошептала, — Уборщик.
Он кивнул, и почувствовал стыд за это место, за свою историю
— Не стыдись. — Она подошла к нему. — Поверь мне, я не осуждаю тебя. Мои обстоятельства ни чем не лучше твоих. Дьявол, да они еще хуже.
Он мог только догадываться каково быть симпатом полукровкой. В конце концов, два вида смешивались между собой неохотно, по большей части.
— Куда ты направился отсюда?
Он вывел ее из туалета и осмотрелся. Куин стоял в дальнем углу, гипнотизируя взглядом двери вокзала, будто надеясь, что в них появится тот, от кого несет детской присыпкой. Когда парень перевел на них взгляд, Джон кивнул ему; и он вывел людей из транса, стерев им память, после чего, они втроем дематериализовались оттуда.
Когда они снова приняли форму, то оказались на заднем дворе приюта «Наша Госпожа», рядом с детской горкой и песочницей. По всей территории церковного приюта для нежеланных гулял сильный мартовский ветер, позвякивая цепями качелей, от которого голые ветви деревьев отнюдь не защищали. Далее впереди шел ряд четырех оконных блоков выделенных под общежитие, за окнами которых было темно… так же как в кафетерии и часовне.
— Люди? — выдохнула Хекс, когда Куин обошел ее и устроил свой зад на одной из качелей. — Тебя вырастили люди? Боже… правый.
Джон направился к зданию, подумав, что может это не такая уж и удачная идея. Она выглядела потрясенной…
— У нас на много больше общего, чем я думала.
Он замер и должно быть она прочла его выражение лица… или эмоции:
— Я тоже была воспитана среди людей, на которых была не похожа. Хотя, если учесть мою вторую половину, возможно, это было благословением.
Встав рядом с ним, она взглянула в его лицо.
— Ты был храбрее, чем думаешь. — Она кивнула в сторону приюта. — Когда ты здесь находился, ты был храбрее, чем ты думаешь.
Он не согласился, хотя не собирался разрушать ее веру в него. Мгновение спустя, он протянул ей руку, и когда она приняла ее, они оправились к черному входу. Тут же исчезнув, они оказались уже внутри.
Вот дерьмо, они использовали все тоже ядовито-лимонное напольное моющее средство.
И планировка ничуть не изменилась. Что означало — кабинет директора все еще по-прежнему находиться дальше по коридору, в передней части здания.
Двигаясь знакомой дорогой, он направился к старой деревянной двери, скинул рюкзак и повесил его на медную дверную ручку.
— Что в нем?
Он поднял руку и пошелестел пальцами о большой палец.
— Деньги. С налета на…
Он кивнул.
— Удачное место для их применения.
Джон обернулся и посмотрел через коридор туда, где находилась спальня. Всплыли воспоминания, и ноги сами понесли его в том направлении прежде, чем у него появилась осознанная мысль пойти туда, где он когда-то преклонял голову. Было так странно снова находиться здесь, вспоминать одиночество, страх и досадное понимание того, что он абсолютно отличался от них — особенно когда находился рядом с мальчишками своего возраста.
Это всегда было самым ужасным. Находиться в окружении тех с кем должен быть абсолютно схож, но чувствовать себя при этом отчужденнее некуда.
Хекс следовала за Джоном по коридору, оставаясь немного позади него.
Он молча шел по коридору бесшумно ступая своими байкерскими ботинками, и последовав его примеру, она сделала то же самое. Став ничем, кроме призраков в тихом коридоре. Когда они подошли, она отметила про себя, что хоть здание и было старым, все было безупречно — от гладкого линолеума, до окрашенных в бежевый тон стен и окон с проволочной сеткой, вмонтированной в стекла. Не было ни пыли, ни паутины, ни сколов или трещин в штукатурке.
Что давало надежду на то, что монахини и администрация присматривают за детьми с аналогичным вниманием к деталям.
Подойдя с Джоном к двойным дверям, Хекс могла почувствовать сны мальчишек с той стороны, рябь эмоций проходящих сквозь сон, щекотали ее симпатические рецепторы.
Джон просунул голову в дверь, и когда он посмотрел на тех, кто находился внутри, она обнаружила, что снова хмурится.
Его эмоциональный фон был… только тенью этого. Отдаленно нечто похожее от общего образа, появившегося у нее ранее, теперь стал кричаще очевидным.
Она никогда и ни у кого не чувствовала ничего подобного, и не могла это объяснить… и не думала, что Джон осознавал, что делал. Однако, по какой-то причине, это путешествие в его прошлое раскрыло переломную линию в его эмоциональном состоянии.
Как и кое-что еще. Он был как она — терял и оставался обособленным, испытывал опеку других из-за обязательств, а не чертовой любви.
На неком уровне, она думала, что должна прекратить все это, потому что могла ощущать, насколько это уязвляло его… и насколько далеко они могли зайти. Но она была очарована тем, что он ей раскрывал.
И не потому, что как симпат она питалась эмоциями других.
Нет, она хотела знать больше об этом мужчине.
Пока он изучал спящих мальчиков, вернувшись в свое прошлое, она сосредоточилась на его волевом профиле, подсвеченным табличкой над дверью.
Когда она подняла свою ладонь и положила ему на плечо, он слегка вздрогнул.
Ей хотелось сказать ему нечто здравое и утешающее. Подобрать какие-то слова, чтобы поддержать его, как это сделал дня нее он. Но в этом поступке, в его откровении, было больше храбрости, чем когда-либо и кому-либо показывала она, и в этом полном похищений и жестокости мире, он ужасно разрывал ее сердце тем, что давал ей.
