— Я ношу дитя симпата. — Ее взгляд стал холодным и жестким. — Моя жажда наступила в ту самую ночь, он услужил мне, и с тех пор у меня не было кровотечений, по женской части. Я ношу ребенка.

Выдох Дариуса громко прозвучал в тишине, вырвавшись облачком теплого дыхания в морозном воздухе. Что ж, это все меняло. Если вынашиваемое в ее чреве дитя появится на этот свет, была вероятность, что он мог сойти за вампира, но полукровки такого рода были непредсказуемы. Невозможно было определить равновесие генов, в какую чашу весов обеих сущностей они склонится.

Но, возможно, это был способ уговорить ее семью…

Женщина схватилась за лацканы его жесткого плаща.

— Оставь меня на солнце. Оставь меня умирать, я хочу этого. Я бы перерезала себе горло, если б могла, но у меня не хватит на это сил.

Дариус оглянулся на ожидавшего в экипаже Тормента. Махнув парню рукой, чтобы тот подошел, Дариус сказал женщине:

— Позволь мне переговорить с твоим отцом. Позволь подготовить почву.

— Он никогда не простит меня.

— В этом нет твоей вины.

— Вина не затруднительное положение, а результат, — мрачно ответила она.

Когда Тормент дематериализовался и принял форму перед ними, Дариус поднялся на ноги.

— Верни ее обратно в экипаж и езжайте к тому лагерю под деревьями. Я к ее отцу.

Тормент наклонился, неловко сгребая женщину в свои объятия и выпрямился. В крепких, но бережных руках парня, дочь Сампсона вернулась к тому вялому состоянию, которое у нее было в течение всей поездки домой: ее глаза были открытыми, но пустыми, голова откинута в сторону.

— Присмотри за ней, — сказал Дариус, поправив свободную ночную рубашку женщины плотнее к ее телу. — Я скоро вернусь.

— Не беспокойся, — ответил Тормент, шагая по траве.

Дариус мгновение смотрел им вслед, а затем растворился в ветре, снова принимая форму перед домом ее семьи. Он направился прямо к входной двери и привел в действие массивный дверной молоточек в виде львиной головы.

Когда дворецкий широко распахнул дверь, стало очевидно, что в особняке стряслось что-то ужасное. Он был бледным, как туман, руки дрожали.

— Господин! О, будьте благословенны, входите.

Дариус нахмурился, переступая через порог.

— Независимо от того, что…

Из кабинета вышел хозяин дома… а следом за ним симпат, сын которого был виновником сей трагедий.

— Что ты здесь делаешь? — потребовал Дариус у пожирателя грехов.

— Мой сын мертв. Ты убил его.

Дариус обнажил один из черных клинков, размещенных в нагрудных ножнах.

— Так и есть.

Симпат кивнул, не проявив, казалось ни малейшего беспокойства. Проклятая рептилия. Неужели они лишены даже родительских чувств?

— А девушка, — спросил пожиратель грехов. — Что с ней?

Дариус быстро представил в своей голове образ цветущей яблони. Симпаты могли считывать не только эмоции, а он обладал знаниями, которыми не намерен был делиться.

Он посмотрел на Сампсона, который, казалось, постарел на тысячу лет и без предисловий сказал:

— Она жива. Твоя кровная дочь… жива и в порядке.

Симпат направился к двери, его длинные одежды волочились по мраморному полу.

— Тогда мы имеем следующее. Мой сын мертв, и его род прерван.

Когда Сампсон закрыл лицо руками, Дариус последовал за пожирателем грехов, схватил его за руку и вытащил на улицу.

— Ты не должен был показываться здесь. Эта семья и так достаточно настрадалась.

— О, но я должен был. — Симпат улыбнулся. — Потери нужно переносить одинаково. Конечно, бьющееся сердце воина должно уважать эту истину.

— Ты ублюдок.

Пожиратель грехов поддался вперед.

— Предпочел бы, чтобы она у меня покончила с собой? Был другой путь, которым я и пошел.

— Она не заслужила подобного. Также как и остальные члены ее семьи.

— О, разве? Вполне возможно, что мой сын взял то, что она сама предложила…

Дариус обеими руками схватил симпата и развернув его, впечатал в одну из массивных колонн, поддерживающих здоровенный вес особняка.

— Я мог бы убить тебя прямо сейчас.

Пожиратель грехов снова улыбнулся.

— Мог бы? Сомневаюсь. Твоя честь не позволит тебе убить невинного, а я ничего плохого не сделал.

После этого пожиратель грехов материализовался из захвата Дариуса и принял форму на лужайке.

— Желаю этой женщине целую вечность страданий. Чтобы она жила долго и несла свое бремя без изящества. А сейчас я должен идти, чтобы позаботиться о теле своего мальчика.

Симпат исчез, как будто его никогда и не было… и тем не менее свидетельство его действий Дариус мог видеть через открытую дверь: хозяин огромного имения рыдал на плече у своего слуги, ища утешения друг у друга.

Дариус прошел через арку главного входа, и звук его шагов заставил главу семьи поднять голову.

Сампсон отстранился от своего верного доджена и не пытаясь скрыть выступивших слез своего горя, подошел к нему.

Прежде чем Дариус смог заговорить, мужчина сказал:

— Я заплачу вам.

Дариус нахмурился.

— За что?

— Чтобы… увезти ее от сюда и позаботиться о том, чтобы у нее был кров над головой. — Хозяин повернулся к слуге. — Ступай, возьми из казны и…

Дариус сделал шаг вперед, схватил Сампсона за плечо и сжал его.

— Что вы такое говорите? Она жива. Ваша дочь жива и хорошо будет себя чувствовать под этой крышей и в этих стенах. Вы ее отец.

— Уходите и заберите ее с собой. Прошу вас. Ее мамэн… не переживет этого. Позвольте мне обеспечить…

— Ты кара, — выплюнул Дариус. — Кара и позор своего рода.

— Нет, — возразил мужчина. — Она. Отныне и навеки.

На мгновенье, Дариус был ошеломлен в повисшей тишине. Прекрасно зная об унижениях со стороны глимеры, и будучи подвергнутым им сам, он все равно был потрясен.

— У вас с симпатом много общего.

— Как смеете вы…

— Ни у одного из вас нет сердца, чтобы оплакивать свое дитя.

Дариус направился к двери и не остановился, даже когда мужчина крикнул ему вслед:

— Деньги! Позвольте мне обеспечить вас деньгами!

Дариус не настолько доверял себе, чтобы ответить и дематериализовался назад к лесистой долине у реки, на которой он находился несколько минут назад. Принимая форму у кареты, его сердце пылало огнем. Сам, будучи тем, от которого отреклись, он прекрасно осознавал всю трудность нахождения безродным и отвергнутым от всего мира. И это все без дополнительного бремени женщины, которое она, в буквальном смысле, носила в своем чреве.

Несмотря на то, что солнце вот-вот угрожало появиться из-за горизонта, ему необходимо было время, чтобы успокоиться и сформулировать, что сказать…

Из-за драпировки окна кареты прозвучал женский голос:

— Он сказал тебе забрать меня отсюда, не так ли?

Воистину, Дариус осознал, что нет таких выражений, в которых он мог бы представить все в лучшем свете.

Он положил свою руку на холодную деревянную дверь кареты.

— Я позабочусь о тебе. Я буду обеспечивать и защищать тебя.

— Почему?.. — с болью в голосе спросила она.

— Поистине… это будет правильным и достойным поступком.

— Ты герой. Но то, что ты стремишься защитить, не станет для тебя наградой.

— Станет. Со временем… сама убедишься.

Когда не последовало никакого ответа, Дариус прыгнул на место возницы и взялся за поводья.

— Мы едем ко мне домой.

Шум скачущих лошадей и подкованных копыт по утрамбованному грунту, сопровождали их на всем пути из леса. Он повез их другим путем, держась подальше от особняка и семьи, социальное положение которой, было гуще крови.

А что касательно денег? Дариус не был богатым мужчиной, но он скорее отсек бы себе руку собственным кинжалом, чем принял бы хоть пенс от ее слабодушного отца.

Кряхтя, Джон принял сидячее положение на каталке, Хекс помогла ему, удивив его своей силой. На мгновение ее рука задержалась на его спине, и он почувствовал, что весь его вес полностью поддерживается ею.