Все равно, ублюдок никому ничего не расскажет… и Куин был готов поспорить, что тот никогда больше не рискнет избить гея.

Затем последовали самые последние новости о «Резне в фермерском доме» — репортаж сообщал кучу устаревшей информации, достаточной для того, чтобы увеличить и так уже раздутую истерию. Культы! Ритуальные жертвоприношения! Оставайтесь дома после наступления темноты!

Естественно все это было просто догадками, потому что у бригады в голубых-формах-и-со-значками ничего не было — одни только последствия и ни одного тела. И, хотя всплыли личности некоторых подонков, следствие было в тупике. Те несколько убийц, что сбежали от Братства, теперь прочно вошли в Общество Лессенинг, и никогда не увидят и не услышат о бывших друзьях и семье.

Поэтому, все что оставалось людям это в основном — работа в стиле ServiceMaster[115] и ничего более. К черту отдел по расследованию убийств. Все, что им действительно требовалось, так это паровой стерилизатор для ковров, дохерища швабр и целая ванна Формулы 409[116]. Если они думают, что раскроют это преступление, то попусту изводят бумагу с чернилами, а также дрочат полы своими ботинками.

Что на деле — фантом, который они чувствуют, но никогда не поймают.

Как по заказу, показали ролик спец репортажа «Паранормальных Расследований» — про какой-то особняк на юге, окруженный кустами, нуждающимися в хорошей стрижке.

Куин свесил ноги с края кровати и потер лицо. Лейла снова хотела прийти, но он отправил мысленный ответ о том, что истощен и собирается немного поспать.

Не то, чтобы он не хотел быть с нею, просто…

Черт возьми, она нравилась ему, она хотела его, и он ясное дело, хотел ее. Так почему же он просто не позовет ее, не сделает супругой и поставит галочку напротив пункта «главная цель жизни»?

Когда он обдумывал это, в сознании всплыло лицо Блэя, вынуждая его успокоиться и трезво взглянуть на свою жизнь, сшитую из грубого материала. Мелькавшие картины не были привлекательными и все нити, которые он начал ткать и не мог распустить или сшить вместе, внезапно стали большим, чем он смог вынести.

Поднявшись, он вышел в коридор со статуями и посмотрел направо. В сторону комнаты Блэя.

С проклятием он подошел к двери, в которую входил и выходил уже бесчисленное количество раз, не меньше, чем в свою собственную. Затем тихо постучал, не так, как обычно — бам, бам, бам.

Ответа не было. Он повторил попытку.

Повернув ручку, он толкнул дверь внутрь всего на дюйм — он хотел быть, осторожным. На тот случай, если с ним был Сакстон.

— Блэй? Ты здесь? — прошептал он в темноту.

Никакого ответа… и звуков льющейся воды, значит душ они вместе тоже не принимали. Зайдя внутрь, Куин включил свет.

Кровать аккуратно заправлена, ни одной сбившейся складочки. Гребаная хрень выглядела, как реклама в журнале, со всеми этими подушками, выстроенными в ряд и свернутым дополнительным одеялом.

В ванной висели сухие полотенца и отсутствовал пар на стекле душевой кабинки, а в джакузи не было пузырьков.

Его тело онемело, когда он вышел в коридор и пошел по нему дальше.

Остановившись у двери в комнату, отведенную Сакстону, он уставился на панели. Отличная плотницкая работа — соединяющиеся вместе элементы без заметных для глаза переходов. Краска также выглядела идеальной, никаких лишних мазков на гладкой поверхности. С красивой латунной ручкой, блестящей, как только что отчеканенная золотая монета…

Острый слух уловил тихие звуки и Куин нахмурился… пока не понял, что он расслышал. Только одно могло создавать подобный ритмичный…

Пятясь, он натолкнулся задницей на греческую статую, стоявшую позади него.

С заплетающимися ногами, и ничего невидящим взглядом, он побрел не разбирая дороги. Подойдя к кабинету короля, он оглянулся и посмотрел на ковролин, по которому только прошел.

Следов крови не было. Что удивительно, потому что его грудь была ранена.

Он чувствовал себя так, словно ему выстрелили прямо в сердце.

Хекс проснулась с криком.

К счастью, Джон оставил включенным свет в ванной, поэтому у нее было по крайней мере полшанса довести до сознания, где находилось ее тело: на самом деле она не вернулась в человеческую клинику, представляя собой лабораторную крысу. Она была здесь, в особняке Братства, с Джоном.

Который выскочил из постели, нацеливая пистолет на дверь, ведущую в коридор, словно был готов проделать дыру в этой чертовой штуковине.

Прикрыв рукой рот, она молилась остановить себя вовремя, прежде чем перебудит весь дом. Последнее, что ей нужно — куча Братьев, появившихся у порога с множеством «что происходит?»

Тихим движением Джон перевел дуло пистолета сорокового калибра на окна, с опущенными жалюзями, а затем на шкаф. Наконец, опустив оружие, он вопросительно свистнул.

— Я… в порядке, — ответила она, обретая дар речи. — Просто плохой…

Стук, оборвавший ее, был таким же различимым, как ругательство в тихой комнате. Или крик, который она только что испустила.

Когда она подтянула простыни к ключицам, Джон чуть приоткрыл дверь и голос Зи пробился внутрь:

— Здесь все в порядке?

Нет. Даже и близко.

Хекс потерла лицо и попыталась вернуться к реальности. Жесткое задание. Ее тело ощущалось невесомым и разобщенным, и боже, эта дрейфующая фигня не помогала ей вернуться назад.

Не нужно быть гением, чтобы понять, почему ее подсознание выворачивало тем дерьмом от ее первого прохождения через похищение. Пребывание в операционной, пока Джон проходил через свою свинцовую эктомию[117], очевидно было горячей, пряной пищей для ее мозга, с кошмаром, являющимся черепной версией кислотного рефлюкса [118].

Господи, она покрылась липким потом: бисеринки выступили над верхней губой, ладони стали мокрыми.

В отчаянии она сосредоточилась на том, что могла видеть сквозь частично приоткрытую дверь в ванную.

Оказалось, что ее спасли зубные щетки на мраморной столешнице. Пара стояла в серебряном стаканчике между двумя раковинами, выглядя как пара зануд, склонивших друг к другу головы, чтобы обменяться сплетнями. Она полагала, что обе щетки принадлежали Джону, потому что гости в этом доме не приветствовались.

Одна была синей. Другая — красной. Обе имели зеленые щетинки в центре, которые становились белыми, давая вам понять, что пришло время поменять щетку.

Мило. Обыденно. Скучно. Возможно, если бы у нее было немного больше всего этого, она бы не искала запасную дверь жизни. И не было бы кошмаров, которые превращали ее голосовые связки в мегафон.

Джон распрощался с Зи и вернулся к ней, оставив свой пистолет на прикроватном столике, скользнув под одеяло. Его теплое тело рядом с ней было твердым и гладким, и Хекс прильнула к нему с той легкостью, которая была присуща любовникам.

Именно то, чего у нее никогда ни с кем раньше не было.

Джон откинул голову так, чтобы она могла видеть его лицо, и произнес губами:

«Что это было?»

— Сон. Очень плохой сон. О том времени… — Она сделала глубокий вдох — Когда я была в той клинике.

Джон не стал давить, выспрашивая подробности. Вместо этого она только почувствовала, что он погладил ее по волосам.

В тишине, последовавшей за этим, она не собиралась разговаривать о прошлом… воспоминания — последнее, что ей нужно, когда отголоски ночного кошмара все еще заставляют ее вздрагивать от озноба. Но каким-то образом слова сформировались в ее горле, и она не смогла удержать их в себе.

— Я все сожгла, весь этот… объект — Ее сердце забилось быстрее, когда она вспомнила как это было, и по крайней мере, воспоминание казалось гораздо лучше ее снов. — Так странно… Я не уверена, что люди думали, что делают что-то неправильное — они относились ко мне, как к ценному животному из зоопарка, обеспечивая всем необходимым для моего выживания, пока исследовали и кололи, делая тест за тестом… вообще, большинство людей хорошо относилось ко мне. Но в группе был один хрен с садистскими наклонностями. — Она покачала головой. — Они держали меня месяц или два, пытаясь дать мне человеческой крови, чтобы сохранить жизнь, но по медицинским показателям могли видеть, что я становилась все слабее и слабее. Я оказалась на свободе, потому что один из них отпустил меня.