Король протянул свой кулак.

— Пока. Увидимся завтра?

— С удовольствием.

Пэйн стукнула костяшками своего кулака о его, как он научил ее, и направился к двери, ведущей в святилище.

По другую сторону белых панелей, ярко-зеленая трава стала потрясением для ее глаз, вынуждая часто моргать, пока она проходила мимо храма Праймэйла в покои Избранных. Желтые, розовые и красные цветы теперь росли случайными группками, яркие тюльпаны перемешались с нарциссами и ирисом.

Все весенние цветы, если ей не изменяет память за то короткое время, проведенное ею на земле.

Здесь всегда пребывала весна. Вечно на не пересекаемой грани полнейшего великолепия и дерзкого летнего зноя. Или близко… к лету, если исходить из прочитанного.

Здание с колоннами, в котором проживали Избранные, было поделено на квадратные комнаты, предлагая толику уединения своим обитательницам. Большинство комнат теперь пустовало, и не только потому, что Избранные были смертными. С тех пор как Праймэйл «освободил» их, коллекция эфирных бездельниц Девы-Летописецы, сократилась благодаря отлучкам на Другую Сторону.

Удивительно, но ни одна из них не избрала путь перестать быть Избранной — но в отличие от прежнего времени, если они отправлялись в личные покои Праймэйла, у них было право вернуться обратно в святилище.

Пэйн отправилась прямиком в купальни, с облегчением отметив, что там никого больше не было. Она знала, что ее «сестры» не понимали того, что она делала с королем, поэтому собиралась насладиться последствиями упражнений без посторонних глаз.

Общие купальни располагались посреди высокого мраморного пространства, с огромным бассейном с водопадом в дальнем конце. Ко всем вещам, находящимся в святилище законы рациональности были не применимы. Теплый, мчащийся поток, протекающий по краю белого камня, неизменно оставался чистым и свежим, даже притом, что у него не было никакого источника и дренажа.

Снимая свою, что специально сама сшила, дабы соответствовать кимоно Рофа, как он его называл, модифицированную одежду, она забралась в бассейн в нижнем белье, что по-прежнему оставалось на ней. Температура всегда оставалась идеальной… и это позволяло ей длительно принимать ванну, которая была или слишком горячей или слишком холодной.

В центре располагался большой мраморный шар, вода была достаточно глубокой, чтобы можно было поплавать, и ее тело наслаждалось размашистыми движениями ее гребков.

О да, пожалуй, это было лучшей частью спарринга. За исключением того отличного хука отвешенного ей Рофу.

Доплыв до водопада, Пэйн встала под его струи и распустила волосы. Они были длиннее, чем у Рофа и она научилась не только заплетать их в косу, но и собирать в шиньон. Иначе он смог бы намотать их на кулак и дернуть.

Стоя под падающими брызгами, она взяла в ладони кусок душистого мыла, и намылила им все свое тело. Повернувшись, чтобы ополоснуться, Пэйн обнаружила, что уже не одна.

Ну, по крайней мере, хромающая фигура в темном одеянии, не была ее матерью.

— Приветствую, — поздоровалась Пэйн.

Но’Уан поклонилась, но не ответила, и в этот момент Пэйн пожалела, что разбросала свою одежду по полу.

— Я сама уберу, — сказала она, и ее голос эхом разнесся по помещению.

Но’Уан только покачала головой и подняла одежду. Девушка была так прекрасна и молчалива, выполняя свои обязанности без жалоб и нареканий, даже притом, что имела некий изъян.

Хотя она никогда не разговаривала, было не трудно догадаться, что за ее плечами скрывалась печальная история.

«Еще одна причина презирать ту, что являлась прародительницей расы», подумала Пэйн.

Избранные, как и Братство Черного Кинжала, были рождены в рамках строгих параметров с определенными желаемыми характеристиками. Принимая во внимание, что мужчины должны быть чистокровными и обладателями крепких спин, агрессивными и достойными в сражении, женщины были рассчитаны как интеллектуальные и гибкие создания, способные обуздать стремления самцов, и помогая расе оставаться цивилизованной. Инь и янь. Две части одного целого, с потребностью в кормлении кровью, обеспечивающей вечную взаимосвязь полов.

Но не все было так гладко в пределах божественной схемы. Правда заключалась в том, что близкородственное скрещивание привело к проблемам, и хотя в случае с Рофом законы предусматривали восхождение сына короля на трон с изъяном или без него, Избранным не так повезло. Дефекты исключались законами размножения. Всегда. Поэтому, такие как Но’Уан, которые имели изъян, были низведены к служению своим сестрам под покровом… скрытые, молчаливые, но, тем не менее, к которым относились с «любовью».

Или это больше походило на сочувствие.

Пэйн знала, что именно должна была чувствовать женщина. Не о физическом дефекте она беспокоилась, а о понижении в кайме возложенных ожиданий, которым не суждено было свершиться.

И говоря об ожиданиях…

В купальню вошла Лейла, другая Избранная, и, сняв одежду с нежной улыбкой, которая была ее отличительным знаком, передала ее Но’Уан.

Это выражение исчезло, когда она опустила взгляд и вошла в воду. Женщина, казалась, витала в своих мыслях, которые были не из приятных.

— Приветствую тебя, сестра, — произнесла Пэйн.

Голова Лейлы быстро поднялась, а лоб разгладился.

— О… воистину, я не знала, что ты будешь здесь. Приветствую тебя, сестра.

После того как Избранная низко поклонилась, она села на одну из мраморных скамей и хотя Пэйн не была хорошим собеседником, ее привлекла некая густая тишина, окружавшая женщину.

Закончив ополаскивание, она переплыла обратно и присела возле Лейлы, промывавшей глубокие ранки на своем запястье.

— Кого ты кормишь? — спросила Пэйн.

— Джона Мэтью.

Ах да, мужчина, возможно, о котором упоминал король.

— Все прошло как надо?

— Все хорошо. Правда.

Пэйн откинула голову на край бассейна и уставилась на красивую белокурую Избранную. Минуту спустя она пробормотала женщине:

— Могу я у тебя кое о чем спросить?

— Конечно.

— Постоянная грусть. Тебя всегда преследует… печаль по возвращении.

Однако она уже знала ответ. Для женщины, вступающей по принуждению в половое кормление только потому, что это традиция, было чрезмерным насилием.

Лейла считала проколы на своем запястье своего рода беспристрастным слиянием, как если бы она беспокоилась о чужой травме. А затем она просто покачала головой.

— Я не буду оплакивать славу, присужденную мне.

— Славу? Воистину, ты получила нечто иное. — Больше похоже на проклятье.

— О, нет, это честь быть полезной…

— Истине не спрятаться за подобными речами, когда лицо опровергает ощущения твоего сердца. И как всегда, если есть желание покритиковать Деву-Летописецу, добро пожаловать к моему костру. — Когда пара потрясенных зеленых глаз интенсивно заморгала, Пэйн пожала плечами. — Я не скрываю своих чувств. Никогда.

— Нет… в самом деле тебе не стоит. Это просто кажется…

— Неестественным? Несоответствующим? — Пэйн хрустнула суставами. — Какая жалость.

Лейла протяжно и медленно вздохнула.

— Я обучалась должным образом, ну ты знаешь. Например, чувственной любви.

— И это тебе не желанно…

— Вовсе нет. Именно этого я и не познала, но желаю.

Пэйн нахмурилась.

— Тобой не воспользовались?

— Воистину, мне было отказано Джоном Мэтью в вечер его превращения, после того как я благополучно провела его через изменение. И когда я отправляюсь кормить Братьев, то всегда остаюсь нетронутой.

— Прости… — Она не ослышалась? — Ты хочешь заняться сексом. С одним из них.

Тон Лейлы стал проницательным.

— Конечно ты, как и все мои сестры понимаешь, что такое быть ничем, кроме потенциала.

Хм… значит, она неверно истолковала развитие событий.

— Со всем должным уважением я не могу понять, почему ты хотела бы… этого… с одним из тех мужчин.

— А почему бы и нет? Братья и те трое молодых мужчин, красивые, мужественные существа. И с Праймэлом, оставившим нас всех не обслуженными… — Лейла покачала головой. — Для того кто хорошо обучен, по описанию и прочитанному про этот акт… я бы хотела испытать его на себе. Хотя бы раз.