Мы просидели почти два часа, и я уже устала вспоминать все, что говорила Пэйдж Воллис и что можно было рассказать об Эндрю Триппинге. Пончики и кексы, которыми ужинали детективы, не вызвали у меня аппетита, но я выпила три чашки кофе, и крепкий напиток слегка успокоил натянутые нервы.

— Не забудь о Гарри Стрэйте, — напомнил Майк.

— Кто это? — Свисток записал фамилию в блокнот.

— Агент ЦРУ. Пэйдж с ним встречалась. Недолго. Она решила расстаться с ним, но ему это не понравилось. Я не знаю, преследовал он ее на самом деле или нет.

— Почему? — спросил детектив.

— Потому что до вчерашнего дня она вообще не упоминала его имя. Я понятия о нем не имела, пока он не появился в зале суда.

— И ты ее никогда о нем не спрашивала?

Свисток не сводил с меня глаз и качал головой взад-вперед.

— Черт возьми, как можно спрашивать о человеке, о существовании которого даже не подозреваешь?

— Тебе ее не переиграть, Свисток. Она выше тебя на голову, а напряжение в мозгах такое, что у тебя все лампочки перегорят.

— Короче, она от меня кое-что утаила. Думаю, без особых причин. Смущение, нежелание говорить о личном и все такое. Только вчера утром она призналась, что Стрэйт звонил ей накануне вечером и уговаривал не давать показания.

— Он ей угрожал? — спросил Свисток.

— Она отрицала. Объяснила, что испугалась, потому что он был очень требовательным, когда они встречались. «Постоянно запугивал» — вот ее точные слова. Пэйдж обещала мне обо всем рассказать, но я не могла с ней говорить, пока она не закончит давать свидетельские показания. Поэтому она позвонила Мерсеру и сообщила, что хочет сама найти Даллеса, сына Триппинга. Звонить мне ей запрещалось.

— Расскажи ему о банде адвокатов, Куп.

Я перевела дух.

— Наверно, тебе нужно знать обо всех, кто замешан в этом деле. Есть парень по имени Грэм Хойт. — Я произнесла фамилию по буквам. — Он представляет интересы мальчика. Утверждает, что хочет усыновить Даллеса. По его словам, они с женой знают ребенка с рождения, поэтому Хойт думает, что тот скорей обратится к нему, чем к кому-то другому. Кроме того, он помогает одному из моих коллег в прокуратуре расследовать дело, в котором замешан адвокат Триппинга. Робелон. Питер Робелон. — Я продиктовала Свистку имя адвоката и название фирмы, в которой он работает. — Хойт утверждает, что Робелон нагрел руки на каких-то аферах, связанных с утечкой информации.

— Что конкретно тебе известно?

— Поговори с Джеком Клайгером. — Я помолчала. — Есть еще другие адвокаты. Один из приюта, другой из Службы опеки и попечительства. Их имена и телефоны есть в моих материалах.

— Стукач. Не забудь про стукача, — добавил Майк.

— Точно. Хотя кажется, что это было сто лет назад и по другому делу. Я хотела использовать осведомителя. Его зовут Бессемер.

— Слышал о таком, — отозвался Свисток, и на его губах в первый раз появилась улыбка. — Как и о ребятах, которые его прохлопали. Он тоже замешан?

— Я с ним так и не встретилась. Его как раз везли ко мне, когда он сбежал. Он сидел в Райкерс вместе с Триппингом.

— Думаешь, Бессемер что-нибудь знает о Пэйдж Воллис? — осведомился Свисток.

— Только то, что мог сказать ему Триппинг. Нет причин считать, что он как-то связан с моей свидетельницей. Но Бессемер пропал, и я понятия не имею, что он хотел мне сообщить.

Детективы входили и выходили из комнаты, пока мы обсуждали Пэйдж Воллис и связанных с ней людей. После двух часов ночи наступило небольшое затишье, и мы вздрогнули, когда на конторке зазвонил телефон.

Майк поднял трубку.

— 1-й округ, — сказал он, подумав, что его попросят подозвать кого-нибудь из детективов. — Да, сэр. Она еще здесь. Мы допрашиваем ее с пристрастием.

Он выслушал сообщение, повесил трубку и повернулся ко мне.

— Это был Батталья. Он звонил в Лэнгли, и они дали ему нужную информацию насчет Гарри Стрэйта. Он больше не работает в ЦРУ. Вот телефон парня, который может рассказать тебе о его прошлом.

— Наверняка они платят ему пенсию или что-то в этом роде. Они должны с ним контактировать. — Я взяла у Майка листок.

— Сомневаюсь. Даже ЦРУ это не под силу. Гарри Стрэйт умер двадцать лет назад.

В четыре утра я легла в кровать рядом с Джейком. Он не шевельнулся, когда я скользнула к нему под одеяло, и я подумала, не притворился ли он спящим, чтобы не заводить тягостный разговор о смерти моей свидетельницы. Я провела пальцами по его спине и поцеловала в поясницу. Никакой реакции.

Около семи я проснулась и увидела, что кровать рядом со мной пуста. На спинке стула висела рубашка Джейка. Я надела ее.

Он сидел в кабинете с чашкой кофе и половиной «Санди Таймс». Я остановилась на пороге, ожидая, когда он отвлечется от газеты и посмотрит на меня.

— Доброе утро, — сказала я. — Прости за вчерашний вечер.

— Ты не виновата.

— Как прошел ужин?

— У меня не было настроения, и я с ними не пошел. Вернулся домой сразу после спектакля. Ты что-нибудь ела?

— Мой желудок все равно бы ничего не переварил, — ответила я. — Хочу сварить себе кофе. Тебе сделать?

— Нет, спасибо. Больше не надо.

Я пошла на кухню и наполнила кофейник. Мне хотелось есть, и я положила в тостер английскую булочку. Пока она готовилась, я вернулась в кабинет. Джейк уже перешел к разделу «Стиль».

— Свадьбы — очень увлекательная тема.

— Тут есть довольно милые истории, — отозвался Джейк.

— Невеста специализируется по античности в Колумбийском университете и пишет докторскую диссертацию о сексуальных отношениях в Древнем Риме. Жених получил ученую степень в университете Падьюка, обучаясь по Интернету. Оба без ума от гончих, дельтапланеризма и пепперони, — спародировала я предполагаемое объявление в «Таймс» о помолвке. — Буддийский монах обвенчает жениха-католика и невесту-иудейку на пляже в Саутгемптоне. И все в том же духе.

— Мне интересно, какие препятствия преодолели эти пары, пока добрались до алтаря. Может, меня это вдохновит.

— Я не знала, что тебя нужно вдохновлять.

Джейк отложил газету и посмотрел на меня.

— Как правило, не нужно, Алекс. Но сейчас я растерян. Я знаю, как тебя измотала эта ночь, и понимаю, почему ты должна была уехать с Чэпменом. И что мне теперь сделать, чтобы собрать разбитые кусочки? Я устал расспрашивать тебя о деле и слышать в ответ, что ты не хочешь об этом говорить. Или, еще хуже, что шеф запретил тебе обсуждать со мной эту тему, потому что я работаю репортером. Что бы я ни делал, все плохо.

Я встала и направилась на кухню.

— Насчет дела Триппинга я была с тобой абсолютно откровенна. В пятницу я рассказала обо всем, что случилось в суде. Я не хочу скрывать от тебя то, что важно для меня.

Из кухни я крикнула ему через плечо:

— А ты готов рассказать мне о своем Хрипуне?[12]

Джейк тоже зашел на кухню.

— О чем ты?

— Ты ведь не станешь раскрывать мне свои источники информации. И я тоже не всегда могу рассказать о том, что знаю.

— Я не об этом, Алекс. Мне нужно знать, что с тобой происходит. О чем ты думаешь, что чувствуешь, когда тебя гложут все эти проблемы и ты не можешь спать по ночам, словно в каждом веке у тебя торчит по сотне зубочисток.

Булочка превратилась в уголь. Я выбросила ее в мусорное ведро и достала новую. Джейк забрал у меня булочку и положил в тостер.

— Вчера ночью тебе звонили. Почти в полночь. Питер Робелон.

— Черт. — Я села за стол. Тело еще не успело остыть, а над ним уже собрались стервятники. — Он знает о смерти Пэйдж?

— Он сказал, что слышал последние новости на одном из местных каналов. Ее имя не назвали, но он вспомнил адрес. Питер знает, что это небольшое здание, где живут несколько постоянных квартирантов.

— Еще бы ему не знать. Он нанял частного детектива, чтобы тот разнюхал у соседей компромат на Воллис. Надеюсь, он звонил не для того, чтобы высказать свои соболезнования?