— Он указал на дверцу шкафа. «Пистолет, Даллес. Не заставляй меня доставать пистолет».

Пэйдж Воллис сказала, что после этой угрозы Даллес задрожал всем телом. Она вскочила со стула и, схватив мальчика за руку, попросила Эндрю остановиться и отпустить ребенка с ней.

— Вы пытались выйти из квартиры?

— Протестую.

— Протест отклонен. Это важный момент. Продолжайте, мисс Воллис.

— Конечно, пыталась. Я сказала Эндрю, что ухожу и забираю с собой Даллеса. Он встал в дверях и заявил, что ребенок никуда не уйдет. Потом добавил, что, если я обращусь в полицию, найдутся люди, которые обо мне позаботятся. Это его точные слова. Я обещала, что не пойду в полицию, а просто покажу ребенка доктору. За себя я не боялась, меня беспокоил только бедный малыш.

— Эндрю Триппинг отступил от двери?

— Нет. Он положил руку на плечо сына и спросил, помнит ли он про пистолет. «Смерть предателям, — повторил он. — Бенедикт Арнольд был настоящей мразью».

Пэйдж Воллис опустила голову.

— Потом он отошел от двери.

— Вы ее открыли?

— Нет, мисс Купер. Тогда — нет.

Логичней всего было бы спросить ее, почему, но закон не всегда логичен. Свидетелю полагается говорить не о мыслях и чувствах, а о том, что он видел или делал сам.

— Что произошло потом?

— Даллес вырвался от меня и побежал к своему стулу. Отец пошел за ним.

— Что вы сделали?

— Я осталась. Я не хотела бросать ребенка в таких обстоятельствах.

Это был один из самых трудных моментов, который следовало объяснить присяжным. Я могла доказать, что поведение Триппинга представляло опасность для сына, но не более того. В тот вечер шестого марта у Пэйдж Воллис была возможность избежать насилия. Она не утверждала, что Даллеса Триппинга кто-то избивал, и не знала, откуда у него появились синяки. Эндрю упоминал о пистолете, но никто не угрожал ей оружием, и она не видела его сама.

— Протестую, — сказал Питер Робелон. — Требую вычеркнуть последнюю фразу из протокола.

— Протест принят, — ответил Моффет, постучав молоточком по перилам. Он поручил стенографистке вычеркнуть слова о том, что Пэйдж не хотела оставлять Даллеса в таких обстоятельствах.

Однако присяжные уже слышали эту фразу, и никто не мог вычеркнуть ее у них из памяти.

— Что обвиняемый сделал дальше?

— Он достал что-то из кармана. Какую-то маленькую вещицу. Сначала я не поняла, что это такое. Даллес начал плакать. «Пожалуйста, не надо», — повторял он снова и снова.

— Вам удалось разглядеть этот предмет?

— Щипцы. Маленькие металлические щипцы. Он откинул мальчику голову и вставил щипцы ему в ноздри.

Присяжная под номером четыре обмякла и закрыла глаза. Обморок, подумала я. Вполне естественная реакция. Номер восьмой перегнулся через перила и, похоже, смаковал детали. Наверно, слишком часто смотрит телевизор.

— Что вы сделали?

— Я попыталась его остановить. Но не смогла. Щипцы уже были в носу мальчика, и я испугалась, что, схватив Эндрю за руку, причиню еще больше вреда. Через несколько секунд он вытащил из ноздрей ребенка окровавленную вату.

— Вы говорили с ним об этом?

— Да. Эндрю сказал, что вставил Даллесу тампоны перед тем, как идти на ужин, чтобы остановить кровотечение из носа. Мне показалось, что эта процедура причинила мальчику большую боль, чем сама травма.

— Протестую, Ваша Честь.

— Протест принят.

Присяжные слушали очень внимательно, некоторые время от времени поглядывали на обвиняемого, чтобы видеть, как Эндрю Триппинг реагирует на показания Пэйдж Воллис. Мне отчаянно хотелось, чтобы свидетелем выступил сам Даллес. Без него у нас был всего лишь слабый намек на то, что отец каждый день проделывал с сыном.

Драматический рассказ оборвал перерыв на обед. Ни мне, ни Пэйдж есть не хотелось. Она с трудом проглотила сэндвич, а я поковыряла вилкой салат, чувствуя, что это начало стресса, который обычно развивался у меня во время слушаний и выражался в отсутствии аппетита и жутких головных болях, нараставших с каждым днем.

Вернувшись в зал суда, Пэйдж рассказала, чем закончился этот вечер. В какой-то момент, уже после полуночи, Эндрю позволил Даллесу переодеться в пижаму и лечь спать на узкой койке, которая стояла в углу кухни.

Потом Эндрю разговаривал с Воллис еще два часа, жалуясь на то, как ему тяжело воспитывать мальчика.

— Был уже третий час утра, — продолжала Пэйдж. — Эндрю встал передо мной. «Пойдем в спальню, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты сняла с себя всю одежду».

— Что вы сделали?

— Я ответила «нет». — Она пыталась держать себя в руках, но смотрела на меня, а не на присяжных. — «Не делай этого, Эндрю». Так я ему сказала.

— Эндрю вам ответил?

— Да. Он сказал: «Не заставляй меня причинять боль тебе или моему сыну».

— Что вы сделали, Пэйдж? — спросила я.

— У меня не было выбора. Я…

— Протестую, Ваша Честь. Это будет решать суд, — вмешался Робелон, улыбнувшись сидевшим на скамьях присяжным.

— Протест принят.

— Я пошла в спальню и сделала то, что потребовал Эндрю Триппинг. — Пэйдж бросила на Робелона гневный взгляд. — Я боялась, что он убьет своего сына или что-нибудь сделает со мной.

— После того как Даллес лег спать, Эндрю упоминал о пистолете?

Воллис тихо ответила:

— Нет.

— Вы когда-нибудь видели это оружие в квартире?

— Нет.

— Видели ли вы там какое-нибудь другое оружие?

— Да, очень много. Всякие странные вещи, которые лежали на столах и висели на стенах. Мачете, мечи, какие-то непонятные штуковины с острыми лезвиями. Я даже не знаю, как они называются.

— Он угрожал вам одним из этих предметов?

— Нет. По крайней мере, явно.

И я, и Робелон собирались использовать это обстоятельство в своих целях. Адвокат станет утверждать, что если бы Триппинг действительно хотел принудить Пэйдж Воллис к сексу, то у него были для этого более действенные средства. Я же буду настаивать, что как раз тот факт, что она не стала преувеличивать размеры грозившей ей опасности, говорит об искренности ее показаний.

Пэйдж описала, что произошло в спальне Триппинга. После того как он приказал ей раздеться и лечь, они не произнесли ни слова. Он делал что хотел, заставлял ее принимать разные позы и совершил несколько половых актов, которые ей пришлось во всех подробностях описать присяжным. Она сказала, что, переступив порог комнаты, плакала, не переставая, пока он не уснул.

— Когда это случилось?

— Примерно в четыре часа ночи.

— Потом вы ушли?

— Нет. Я лежала в кровати и ждала утра. Когда рассвело, я встала и оделась, стараясь двигаться как можно тише. Потом я разбудила Даллеса и помогла ему собраться. В это время я заметила на его теле множество синяков, они покрывали его бедра и плечи. Наверно, Эндрю услышал, как…

— Протестую.

— Из спальни Эндрю послышался шум, и я стала торопить мальчика. Когда мы уже были у входной двери, в прихожей появился Эндрю. Я сказала ему, что отведу Даллеса в школу и что мой домашний номер записан в его телефонной книжке на тот случай, если в будущем понадобится моя помощь.

— Что он вам ответил?

— Он снова спросил, собираюсь ли я идти в полицию, и шагнул к нам. Мы стояли уже возле лестницы, которая вела к выходу из здания, и я повернулась к нему лицом, закрыв собой мальчика.

— Вы ему ответили?

— Да. Я сказала, что он не должен подходить ближе и что ему не о чем беспокоиться. «Мне нельзя идти в полицию, — объяснила я Эндрю Триппингу. — В прошлом году я убила человека».

В своей вступительной речи я говорила присяжным, что свидетели приходят к нам такими, какие они есть. Теперь им предстояло узнать о том, что произошло с Пэйдж Воллис за несколько месяцев до встречи с Эндрю Триппингом.

— Это правда, что вы убили человека?

На Пэйдж снизошло какое-то странное спокойствие.

— Да, правда. — Она выпрямилась на стуле и открыто взглянула в лицо присяжным. — Это произошло случайно. В прошлом году, вскоре после Дня Благодарения, скончался мой отец. Ему было почти восемьдесят восемь лет, он умер во сне. После ухода на пенсию он больше двадцати лет жил один в маленьком доме в Вирджинии. Я была его единственным ребенком, он поздно женился и не хотел много детей, потому что его профессия требовала постоянных переездов.