Нейрт засмеялся над очевидно риторическим вопросом. Адмирал продолжал:

— Давай оставим в стороне рутинные неприятности и те, которые мы исправляем задним числом, просто разбираясь с последствиями. Поговорим о настоящем мятеже, когда кто-то применит против нас нашу же математику. Неужели ты в самом деле веришь, что наши методы никто никогда не сможет скопировать? А если они будут знать, чего мы ожидаем, то смогут и противодействовать нам.

— Но если они настолько умны, то придут к тем же выводам, что и мы, и выработают те же решения. Технологическая конвергенция. Разве самолеты за семьдесят тысяч лет не приобрели единую оптимальную форму? Сначала будет период разногласий, а потом обе группы сольются, вот и все…

Адмирал был вне себя от ярости, но не стал возражать: Он кивнул. Однако то, что он почувствовал, можно определить как болезненное ощущение разочарования. Кон внезапно принял решение: не работать больше с блестящим молодым ученым, на которого он возлагал столько надежд. Это не мой сын. Сколько же высокообразованных, но зашоренных консерваторов выходит каждый год из стен Лицея! Слишком много, черт побери!

Хаукум Кон не смог бы продолжать спор, даже если бы хотел. Адмирал полагался на интуицию, а не на формальные доводы. А мальчик формально прав, и Кон ничего не мог ему возразить. Они прошли одну и ту же школу и, несмотря на разницу в возрасте и степени зрелости, мыслили в одних и тех же категориях. И в самом деле, Основатель рассчитал все с полной определенностью.

Любая альтернативная группа, которая попытается воспроизвести психоисторические методы, будет с подавляющей вероятностью поглощена основной, причем слияние в их общих интересах. Если две организации практикуют психоисторию независимо и при этом противодействуют друг другу, то существование и той, и другой теряет смысл. Зачем же тратить время на столь сложную науку, чтобы потом сделать ее бесполезной?

Если каждый будет волен выбирать будущее для человечества, то такое перетягивание каната уничтожит саму возможность будущего — любого, свобода выбора исчезнет, и люди станут рабами хаоса. Всеобщая свобода означает окончательное порабощение. Как только человек решает расширить свою степень свободы, сделав что-нибудь по-настоящему оригинальное, к примеру, поселиться на Солнце, он рискует вскоре лишиться и той свободы, которую имел. Свобода всегда имеет границы.

Политическая система Основателя сделала эти границы почти оптимальными. Он решил создать общество с предельно возможной общей свободой, исключив все неразумные варианты будущего. Но он никогда не собирался предопределять жизнь отдельных людей — во всяком случае не более, чем инженер предопределяет траектории отдельных атомов в рассчитанной им тепловой машине.

Доводы Основателя в пользу лишь одной возможной психоистории, подобно тому как существует лишь одна физика, были довольно длинны и запутаны, но они оттачивались и полировались в течение долгих двадцати семи столетий. Психоисторик второго ранга Хаукум Кон сам занимался их проверкой, однако не будучи математиком-теоретиком не смог бы отыскать в них погрешность. Талант адмирала состоял в другом — его нос сразу чуял, когда экспериментальные данные пахли хоть чуть-чуть иначе, чем теория.

Уже давным-давно Кон принял как аксиому тезис о том, что в рамках политической системы, созданной Основателем, ни одна альтернативная группа не сможет пользоваться психоисторией. Он бы даже выразился иначе: деятельность психоисториков во время Междуцарствия сделала это невозможным. И даже теперь, с точки зрения логики, он не мог ничего противопоставить сценарию Основателя. Но рассуждения в рамках традиционных категорий не очень-то его и занимали. Хаукуму Кону удалось подняться с самых нижних ярусов Светлого Разума до второго ранга только потому, что он никогда и ничего не принимал на веру. За восемьдесят три года жизнь научила его придерживаться железного принципа: он никогда не подгонял данные под теорию. А между тем эти данные…

Данные противоречили теории Основателя!

Особо беспокоило Кона то, что Ульмат вовсе не являлся единственной аномалией. Их было намного больше — целых тридцать семь отклонений от теории, которые он никак не мог удовлетворительно объяснить. Едва ли, конечно, стоило удивляться, что в Галактике с сотней квадрильонов обитателей некоторые районы не поддавались контролю Братства психоисториков. Да, несомненно, случайность могла быть причиной. Но психоистория, подобно хозяину игорного дома, уже много веков назад постигла искусство управления случайностями. Даже погодой на Светлом Разуме уже давно управляли — башни-испарители и контроль состава атмосферы делали свое дело.

Потому ситуация с тридцатью семью проблемными точками и была такой странной — прошло уже больше столетия, как они отбились от рук. Все равно как если бы погода приобрела разум и преследовала собственные цели. У метеорологов не существует уравнений для описания разумной погоды.

Неразумный и непостижимый разумом хаос готов в самый неожиданный момент выплеснуться на космические просторы и безжалостно смести самые гениальные прогнозы людей и компьютеров, низвергая целые районы Галактики в пучину турбулентной истории. И чтобы вернуть события в нормальное спокойное русло, требовалось лучшее из того, чем располагали ученые Братства. От бдительности Хаукума Кона и ему подобных зависело само выживание Второй империи, поэтому его хищные кошачьи глаза без устали всматривались в кромешный мрак за пределами предсказуемого мира. Его терзало опасение, что появился хаос достаточно разумный, чтобы противостоять психоистории. От этой мысли кровь застывала в жилах. Ибо со злом нельзя найти общий язык — оно не успокоится, пока не уничтожит все, чего успел добиться Основатель.

Кон вдруг осознал, что больше не слушает рассудительные речи Нейрта, хотя и продолжает их записывать.

Серьезность ситуации требовала от него особой тщательности в подборе агентов-ищеек. Нейрт никак не годился в доверенные помощники. Проклятие! Уже пятый кандидат, которого он отвергал. На кого же опереться? Кого послать?

Может быть, поискать вне Лицея? Вербовать их еще детьми, как это делал флот? Тысячи академий на периферии готовили начинающих психоисториков. Вот и взять нескольких юнцов с еще незрелым мировоззрением и сформировать их, пока за дело не взялись консерваторы. Команда адмирала? Он невольно усмехнулся. Но кто знает? Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Брошенный на произвол судьбы, Нейрт совсем смешался и уже начал повторяться, как это бывает, когда человек чувствует, что его не слушают. Кон не сердился — в конце концов, не виноват же мальчишка, что не оправдал его ожиданий! Надо дать ему работу по силам, и дело с концом.

Он решил переменить тему.

— Ну ладно, мы отточили наши аргументы в дискуссии, а теперь давай-ка проверим остроту наших ножей на жареной свинине, а то я что-то совсем оголодал! Есть тут одно подходящее местечко. Опять же, ты ни слова еще не сказал о своей девушке, а ведь в прошлый раз болтал о ней, не умолкая. А когда закусим, просветишь меня насчет этого новомодного Хазеф-Има, первый раз о нем слышу.

У Нейрта была ночная вахта, и после приятной трапезы и прогулки по проспекту Балазанте он отправился домой спать. Но для Кона «день» только начинался. Он решил сходить поохотиться, чтобы слегка освежиться и отвлечься, но мысли о студенте не покидали его. Слушая лай собак в тщательно ухоженных гидропонных лесных зарослях своего клуба, он обдумывал варианты подходящей работы для своего протеже — работы без шансов продвижения, для которой требовалось бы большое усердие, но не слишком много таланта. Во всеобъемлющей системе контроля за тридцатью миллионами звездных систем вполне достаточно мест для таких молодцов, как Нейрт.

Тридцать миллионов — это утешало. Уж среди них-то наверняка найдется хоть один мальчишка с достаточными данными, чтобы стать мастером-сыщиком.

Любимый пес адмирала, пятнистый с висячими ушами, подбежал к нему и встал на задние лапы, держа в зубах двух упитанных пещерных летунов. У одного перебито крыло. Перехватив дичь своими длинными пальцами, развитыми генной инженерией, пес торжественно вручил ее хозяину. Кон бросил дичь в сумку.