Кроме того, существует опасность, что те, кто высоко ценит статус — кво, могут использовать концепцию шока будущего как оправдание, чтобы добиться моратория на перемены. Любая попытка подавить перемены не только потерпит неудачу и повлечет за собой еще большие, более кровавые, неуправляемые и невиданные изменения, но будет нравственным безумием. По любым человеческим нормам определенные социальные изменения уже отчаянно запаздывают. Ответ на шок будущего не в неизменности, а в изменениях иного вида. Единственный способ сохранить какое — то подобие равновесия в ходе сверхиндустриальной революции — ответить изобретением на изобретение: создать новые личные и социальные механизмы, регулирующие изменения. Следовательно, нам нужно не слепое принятие или слепое сопротивление, а множество творческих стратегий, чтобы избирательно формировать, отклонять, ускорять или замедлять изменение. Индивидууму нужны новые принципы, чтобы задавать темп своей жизни и планировать ее вместе с кардинально новой формой образования. Ему также могут понадобиться специальные новые технологические помощники, чтобы повысить его адаптивность. В то же время обществу нужны новые институты и организационные формы, новые буфера и регуляторы равновесия.

Все это, конечно, подразумевает еще большее изменение — изменение изначально созданной модели, которое сможет обуздать ускоряющийся рывок, управлять им и задавать ему темп. Это нелегко будет сделать. Быстро продвигаясь на социальную территорию, не нанесенную на карты, мы не имеем ни проверенных временем методов, ни планов. Поэтому мы должны экспериментировать с широким спектром мер, регулирующих изменения, изобретая и отвергая их по мере продвижения вперед. Именно в этом экспериментальном духе предлагаются следующие тактики и стратегии, не как панацея, а как примеры новых подходов, которые необходимо испытать и оценить. Некоторые из них личностные, другие — технологические и социальные. Ведь борьба за то, чтобы направить изменения, должна происходить на всех уровнях одновременно. Усвоив более ясное понимание проблемы и более разумный контроль над определенными ключевыми процессами, мы можем превратить кризис в возможность, помогая людям не просто выжить, но достичь вершины волн перемен, вырасти и получить новое ощущение господства над собственными судьбами.

Мы можем начать свое сражение, чтобы предотвратить шок будущего, на личном уровне.

Осознаем мы это или нет, но наше повседневное поведение в основном — это попытка отразить шок будущего. Мы используем разнообразные тактики, чтобы снизить уровни возбуждения, когда они угрожают поднять нас выше нашего адаптивного уровня. Однако по большей части эти техники используются бессознательно. Мы можем увеличить их эффективность, подняв их до сознательного уровня.

Например, мы можем периодически сосредоточиваться на самих себе, изучить собственные телесные и психологические реакции на изменения, на короткое время отключаясь от внешней среды, чтобы оценить свою внутреннюю среду. Речь идет не о манифестации субъективности, а о хладнокровном рассмотрении наших собственных качеств. По словам Ганса Селье, чья работа по стрессу открыла новые горизонты в биологии и психиатрии, индивидуум может «сознательно искать признаки перевозбуждения»[286].

Сердцебиение, тремор, бессонница или необъяснимая слабость вполне могут сигнализировать о перевозбуждении, точно так же как смятение, необычная раздражительность, глубокая усталость и паническое ощущение, что все ускользает из — под контроля, являются психологическими показателями. Наблюдая за собой, оглядываясь на изменения в своем недавнем прошлом, мы можем определить, оперируем ли мы спокойно, в пределах своих адаптивных границ или наталкиваемся на их внешние рамки. Короче говоря, мы можем сознательно оценивать собственный жизненный темп.

Сделав это, мы можем начать сознательно влиять на него, ускоряя его или замедляя, сначала в отношении мелочей, микросреды, а затем в условиях более крупных, структурных паттернов опыта. Мы можем изучить наши собственные непреднамеренные реакции на перевозбуждение. Мы используем дестимулирующую тактику, например, когда врываемся в спальню тинэйджера и выключаем стереосистему, которая бомбардирует наши барабанные перепонки невыносимыми прерывистыми звуками. Поистине мы с облегчением вздыхаем, когда уровень шума снижается. Мы ослабляем сенсорную бомбардировку и иными способами: опускаем жалюзи, создавая в комнате полумрак, отдыхаем в тишине на пустынной полосе пляжа. Мы можем включить кондиционер не столько для того, чтобы снизить температуру в комнате, сколько для того, чтобы заглушить непредсказуемые звуки с улицы равномерным, предсказуемым гудением. Мы закрываем двери, надеваем темные очки, избегаем зловонных мест и шарахаемся в сторону от действующих на нас странных внешних впечатлений, когда хотим уменьшить количество новой сенсорной информации. Точно так же, как мы предпочитаем знакомую дорогу домой с работы, а не сворачиваем за новый угол, мы выбираем сенсорную неновизну. Короче говоря, мы используем «сенсорную защиту» — тысячи тонких поведенческих уловок, чтобы «выключать» сенсорные стимулы, когда они приближаются к нашему верхнему адаптивному пределу. Мы используем подобные тактики, чтобы контролировать уровень когнитивного возбуждения. Даже лучшие ученики периодически устремляют взгляд за окно, блокируя учителя, закрываясь таким образом от потока новых данных. Даже у ненасытных читателей бывает период, когда им невыносимо взять в руки книгу или журнал.

Почему на многолюдной вечеринке в доме приятеля одна гостья отказывается учиться играть в новую карточную игру, хотя другие уговаривают ее? Здесь играет роль множество факторов: самооценка индивидуума, боязнь показаться глупой и тому подобное. Но одним из незамечаемых факторов, обусловливающих нежелание, может быть общий уровень когнитивного возбуждения индивидуума в данный момент. «Не надоедайте мне новой информацией» — эту фразу обычно произносят шутливо. Но шутка часто маскирует реальное желание избежать слишком сильного давления новой информации.

Это отчасти объясняет наш специфический выбор развлечений — чтение, фильмы, телепередачи в часы досуга. Иногда мы стремимся к высокому коэффициенту новизны, богатому потоку информации. В другие моменты мы активно сопротивляемся когнитивному возбуждению и тянемся к «легким» развлечениям. Например, типичный детективный рассказ непредсказуем — кто — это — сделал? — в пределах тщательно структурированной обрядовой рамки, набора не новых, а, следовательно, легко предсказуемых отношений. Таким способом мы используем развлечение для повышения или снижения возбуждения, как регулятор эмоционального темпа, приводя его в соответствие с нашими возможностями. Используя такие тактики более сознательно, мы можем «тонко настраивать» свою микросреду. Мы также можем отсечь нежелательное возбуждение, чтобы облегчить свое когнитивное бремя. «Стремление помнить слишком много вещей, конечно, один из главных источников психологического стресса, — пишет Селье. — Я совершаю сознательное усилие, чтобы немедленно забыть все, что не важно, и кратко записать данные, возможно, представляющие ценность… Эта техника может помочь каждому добиться величайшей простоты, совместимой со степенью сложности его интеллектуальной жизни».

Мы также действуем, чтобы регулировать поток решений. Мы откладываем решения или делегируем их другим, когда страдаем от чрезмерного груза решений. Иногда наша способность принимать решения бывает просто парализована. Я видел, как женщина — социолог, только что вернувшаяся с многолюдной, весьма напряженной конференции, сидела в ресторане и была абсолютно не в состоянии сделать заказ. «Чего бы тебе хотелось?» — спрашивал ее муж. «Реши за меня», — отвечала она. Когда ее попросили выбрать между специфическими альтернативами, она все равно эксплицитно отказалась, сердито настаивая на том, что ей не хватает «энергии» принять решение.