Заберите индивида из его родной культуры и внезапно переместите его в окружение, сильно отличающееся от привычного, в окружение с другим набором социальных сигналов, на которые ему приходится реагировать – на иные концепции времени, пространства, работы, любви, религии, секса и всего остального, – затем лишите его всякой надежды на возвращение в более привычный социальный ландшафт, и он получит расстройство. тяжелое вдвойне. Более того, если эта новая культура сама находится в постоянном хаотичном смятении и если – что еще хуже – непрерывно меняются ее ценности, то чувство растерянности и дезориентации усилится. Имея мало ориентиров, подсказывающих, какое именно поведение является разумным в абсолютно новых условиях, жертва шока будущего может стать источником опасности для себя и других.
Теперь вообразите не только индивида, но и целое общество, целое поколение, включая его слабейших, наименее образованных и наиболее иррациональных членов, неожиданно перенесенное в этот новый мир. В результате возникнет массовая дезориентация – широкомасштабный шок будущего.
Такова перспектива, с которой сегодня человек сталкивается лицом к лицу. Перемены, словно лавина, обрушиваются на наши головы, и большинство людей совсем не готовы справляться с ними.
Разрыв с прошлым
Не является ли все сказанное мною преувеличением? Думаю, нет. Стало модным говорить, что переживаемые нами сейчас феномены есть «вторая промышленная революция». Этой фразой предполагается впечатлить нас скоростью и глубиной происходящих вокруг перемен. Но, помимо того, что это утверждение абсолютно банально, оно вводит в заблуждение. То, что происходит сейчас, при всем сходстве, является намного более масштабным, глубоким и важным, нежели промышленная революция. Действительно, все более весомым становится мнение, согласно которому нынешнее движение является не чем иным, как вторым водоразделом человеческой истории, а он по своей величине может сравниться только с первым великим переломом в историческом континууме, с переходом от варварства к цивилизации.
Эта идея все чаще находит отклик в работах ученых в области науки и техники. Сэр Джордж Томсон, британский физик и лауреат Нобелевской премии, в своей книге The Foreseeable Future предполагает, что ближайшей исторической параллелью сегодняшнего дня является не промышленная революция, а скорее «изобретение земледелия в эпоху неолита». Джон Дибольд, американский специалист по автоматизации, предупреждает, что «воздействие технологической революции, которую сегодня мы переживаем, будет глубже воздействия любого социального изменения, пережитого нами в прошлом». Сэр Леон Багрит, британский производитель компьютеров, настаивает на том, что автоматизация сама по себе являет собой «величайшее изменение за всю историю человечества».
Не одни только ученые и инженеры придерживаются подобных взглядов. Сэр Герберт Рид, специалист по философии искусств, утверждает, что мы переживаем «революцию столь фундаментальную, что нам будет трудно найти адекватную параллель в прошлых веках. Вероятно, единственное, с чем ее можно сравнить, это изменения, происходившие на рубеже между палеолитом и неолитом». А Курт Марек, больше известный под псевдонимом К. В. Керама, автор книги «Боги, гробницы и ученые», отмечает, что «в двадцатом веке мы завершаем продолжавшуюся пять тысяч лет эру человеческой истории. Мы не предполагаем, вслед за Шпенглером, что находимся в ситуации Древнего Рима в эпоху зарождения христианского Запада; нет, сейчас мы в ситуации четвертого тысячелетия до новой эры. Теперь мы, как доисторический человек, открываем глаза и видим абсолютно новый мир».
Одно из самых поразительных утверждений прозвучало из уст Кеннета Боулдинга, выдающегося экономиста и оригинального социального мыслителя. В поддержку своего утверждения о том, что настоящий момент представляет собой решающий. поворотный пункт в человеческой истории, Боулдинг замечает, что «в том, что касается совокупности статистических данных о человеческой деятельности, дата, разделяющая человеческую историю на две равные части, имела место на памяти ныне живущих людей». Наш век представляет собой великую разделительную полосу, проходящую через центр человеческой истории. В подтверждение он говорит: «Сегодняшний мир отличается от того мира, в котором я родился, как он, в свою очередь, отличался от мира эпохи Юлия Цезаря. Я родился, на сегодняшний день, в середине человеческой истории. С момента моего рождения произошло намного больше нового, чем до него».
Это поразительное заявление можно проиллюстрировать множеством примеров. Было подсчитано, что если последние пятьдесят тысяч лет существования человечества разделить на сроки продолжительности жизни приблизительно по шестьдесят два года каждый, то мы получим в сумме около восьмисот поколений. Из этих восьмисот люди провели в пещерах полных шестьсот пятьдесят.
Только в течение последних семидесяти поколений, благодаря изобретению письменности, стала возможной полноценная связь между поколениями. Только в течение последних шести поколений массы людей впервые познакомились с печатным словом. В течение жизни лишь последних четырех поколений стало возможным с приемлемой точностью измерять время. Прошло только два поколения с тех пор, как был впервые использован электромотор. Но подавляющее большинство материальных благ, которыми сегодня мы пользуемся в обыденной жизни, были придуманы и сделаны в течение жизни последнего, восьмисотого поколения.
Это восьмисотое поколение практически порвало со всем прошлым человеческим опытом, потому что именно в течение жизни этого поколения коренным образом изменилось отношение человека к ресурсам. Особенно заметно это в экономическом развитии. В течение жизни всего одного поколения сельское хозяйство, некогда бывшее основой цивилизации, теряет свое доминирующее положение во многих странах. Сегодня в дюжине развитых стран в сельском хозяйстве занято менее 15 процентов экономически активного населения. В Соединенных Штатах, где фермы кормят 200 миллионов американцев и еще 160 миллионов человек по всему миру, в сельском хозяйстве занято менее 6 процентов населения, и эта доля продолжает быстро сокращаться.
Более того, если сельское хозяйство является первой стадией экономического развития, а промышленность – второй, то сейчас мы наблюдаем уже третью стадию, в которую мы вошли внезапно. В 1956 году Соединенные Штаты стали первой страной, в которой более 50 процентов рабочей силы, не занятой в сельском хозяйстве, перестало трудиться на фабриках и заводах, то есть заниматься физическим трудом. Синие воротнички были по численности оттеснены на второй план так называемыми белыми воротничками, людьми, занятыми в розничной торговле, администрации, связи, науке, образовании и других сферах услуг. В течение жизни всего одного поколения общество впервые в человеческой истории не только сбросило с себя ярмо сельского хозяйства, но и за несколько промелькнувших как одно мгновение десятилетий сумело избавиться и от ярма физического труда. Родилась сервисная экономика, экономика услуг.
С тех пор в том же направлении начали двигаться и другие развитые страны. Сегодня в тех странах, где уровень занятости в сельском хозяйстве составляет 15 процентов и ниже, белые воротнички по численности превзошли синих воротничков; это произошло в Швеции, Британии, Бельгии, Канаде и Нидерландах. Десять тысяч лет на сельское хозяйство. Столетие или два на промышленность. Теперь же на наших глазах рождается супериндустриализм (постиндустриальное общество?[1]).
Жан Фурастье, французский экономист и социальный философ, объявил, что «ничто не может быть менее индустриальным, чем цивилизация, рожденная промышленной революцией». Значение этого потрясающего факта нам еще только предстоит осмыслить и усвоить. Вероятно, генеральный секретарь Организации Объединенных Наций У Тан точнее других оценил значение сдвига в сторону постиндустриального общества (супериндустриализма), когда заявил, что «главная, исполинских масштабов истина о развитых современных экономиках заключается в том, что они могут получить кратчайшим путем ресурсы любого типа и размера, которые они решили иметь… Теперь не ресурсы ограничивают решения, а решения создают ресурсы. Это фундаментальное революционное изменение – возможно, самое революционное из всех пережитых до сих пор человечеством». Монументальные сдвиги произошли в течение жизни одного восьмисотого поколения.
