Надо сделать еще одну оговорку относительно глагола «будет». Ни один серьезный футуролог никогда не опускается до «предсказаний». Их оставляют телевизионным «оракулам» и газетным астрологам. Ни один человек, имеющий хотя бы отдаленное представление о сложностях предсказания, не станет претендовать на обладание абсолютным знанием завтрашнего дня. Говорят, что на эту тему есть изысканно-ироничная китайская пословица: «Пророчествовать трудно – особенно в отношении будущего».

Это означает, что каждое высказывание о нем должно быть, по справедливости, оснащено гирляндой спецификаторов, таких как «если», «и», «но» и «с другой стороны». Однако для того, чтобы добиться соответствующего качества в книге такого рода, автору придется «затопить» читателя лавиной всяческих «может быть». Я избрал иную тактику, я выражаюсь твердо, без колебаний, полагаясь на стилистическое чутье умного читателя. Слово «будет» надо всегда читать так, словно ему предшествует невидимое слово «вероятно» или выражение «по моему мнению». Точно так же, все данные, приложенные к будущим событиям, следует воспринимать с известной долей критики.

Неспособность точно и определенно рассуждать о будущем не является, однако, оправданием молчания. Там, где доступны «железные данные», их, конечно, необходимо брать в расчет. Но там, где их нет, ответственный автор, будь он даже ученым, имеет право и обязанность полагаться и на другие виды доказательств, включая привлечение данных впечатлений и описания отдельных случаев, а также использовать мнения хорошо информированных людей. Я поступаю так на протяжении всей книги и не прошу за это извинений.

Имея дело с будущим, по крайней мере в контексте целей этой книги, важнее проявлять воображение и интуицию, нежели стараться всегда быть на сто процентов «правым». Теориям необязательно быть «правыми» для того, чтобы стать полезными. Пользу можно отыскать даже в ошибках. Карты мира, рисованные средневековыми картографами, были совсем неточными, переполненными такими фактическими ошибками, что сегодня, когда на них нанесена практически вся поверхность земного шара, могут вызвать лишь снисходительную улыбку. Но без этих карт великие мореплаватели никогда не открыли бы Новый Свет. Сегодняшние, улучшенные карты не были бы составлены, если бы люди, работавшие с ограниченными, доступными им данными, не дерзнули нанести на бумагу свои смелые представления о мирах, которых они не видели.

Те, кто исследует будущее, во многом похожи на этих древних составителей географических карт, и именно в их духе в этой книге представлена концепция шока будущего и теории диапазона адаптации – не как окончательная картина мира, а как первое приближение к новым реальностям, исполненным опасностей и обещаний, реальностям, созданным неустанно действующим ускоряющим толчком.

Через три десятилетия, отделяющих нас от двадцать первого века, миллионы обычных, психически здоровых людей внезапно столкнутся лицом к лицу с будущим. Граждане богатейших и технологически наиболее развитых стран в большинстве своем ощутят нарастающую болезненность необходимости идти в ногу с переменами, что является характерной чертой нашего времени. Для таких людей будущее наступит слишком скоро.

Это книга о переменах и о том, как к ним приспосабливаться. Она о тех, кто благоденствует на них, кто с наслаждением скользит по их волнам, а также о множестве других людей, которые будут сопротивляться им или пытаться убежать от них. Это книга о нашей способности к адаптации. Она о будущем, о том шоке и потрясении, какие оно принесет с собой.

На протяжении последних трехсот лет западное общество охвачено огненным штормом перемен. Он далек от прекращения, наоборот, как выясняется, шторм только теперь набирает силу.

Перемены прокатываются по индустриально развитым странам ускоряющимися волнами невиданной мощи. Они оставляют за собой самую разнообразную социальную флору – от психоделических церквей и «свободных университетов» до наукоградов в Арктике и клубов обмена женами в Калифорнии.

Волны эти выводят также особые породы странных личностей: детей, в двенадцать лет не похожих на детей; взрослых, которые в пятьдесят остаются двенадцатилетними детьми. Появились богатые люди, изображающие нищих, и компьютерные программисты, увлекающиеся ЛСД. Существуют анархисты, под их грязными джинсовыми куртками скрываются отъявленные конформисты, и конформисты, под безупречными костюмами которых прячутся настоящие анархисты. Появились женатые священники, священники-атеисты и иудеи-буддисты. У нас есть поп-культура и оп-культура… есть «кинетическое искусство»… Возникли клубы кутил и кинотеатры гомосексуальных фильмов… Есть гнев, изобилие и забвение. Очень много забвения.

Можно ли объяснить эту странную сцену, не прибегая к сленгу психоаналитиков или малопонятным клише экзистенциалистов? Какое-то новое общество, очевидно, внезапно рождается прямо среди нас, на наших глазах и при нашем участии. Можно ли его понять, придать какую-то форму его развитию? Как с ним поладить?

Многое из того, что поражает нас своей необъяснимостью, станет намного понятнее, если мы свежим взглядом оценим невероятную скорость изменений, которая порой заставляет реальность смотреться как сломавшийся калейдоскоп. Дело в том, что ускорение изменений не просто больно бьет по отраслям экономики или целым странам. Это конкретная сила, глубоко проникающая в нашу личную жизнь. Она заставляет нас разыгрывать новые для нас роли и угрожает нам опасностью новой и катастрофической психической болезни. Эту болезнь можно назвать «шоком будущего», а знание ее причин и симптомов поможет объяснить многие вещи, которые в противном случае ускользнут от рационального анализа.

В популярный лексикон уже начинает проникать параллельный термин – «культурный шок». Культурным шоком называют воздействие, оказываемое на неподготовленного человека его погружением в незнакомую и чуждую культуру. Волонтеры «Корпуса мира» страдают от него на Борнео и в Бразилии, вероятно, культурный шок поразил и Марко Поло в Катаи. Культурный шок – то, что происходит, когда путешественник внезапно оказывается в месте, где «да» означает «нет», где о «фиксированной цене» можно поторговаться, где долгое ожидание в приемной не считают оскорблением, где смех служит признаком гнева. Культурный шок – то, что происходит, когда знакомые психологические сигналы, помогающие индивиду адекватно действовать в обществе, заменяются другими – странными и непостижимыми.

Феномен культурного шока лежит в основе смущения, фрустрации и дезориентации, преследующих американцев при их столкновении с другими обществами. Культурный шок приводит к нарушению адекватного общения, к неверному пониманию реальности, к неспособности справляться с ситуациями. Тем не менее культурный шок относительно мягок в сравнении с более серьезной болезнью – с шоком будущего. Шок будущего – это головокружительная потеря ориентации, вызванная преждевременным наступлением будущего. Вероятно, это самая серьезная болезнь завтрашнего дня.

Шок будущего не удастся найти в Index Medicus или в перечне психических отклонений. Тем не менее, если не будут предприняты разумные меры по борьбе с шоком будущего, миллионы человеческих существ ощутят нарастающую дезориентацию, почувствуют неспособность рационально поступать в окружающей их среде. Соматические болезни, массовые неврозы, иррациональность и разгул насилия, которые присутствуют в нашей современной жизни, являются лишь предвестниками того, что ждет нас впереди, если мы не разберемся в этой болезни и не начнем ее лечить.

Шок будущего – это временной феномен, производное от быстро ускоряющегося темпа изменений в обществе. Возникает он в результате наложения новой культуры на старую. Это культурный шок в пределах собственного, «родного» общества. Но воздействие его намного хуже. Дело в том, что большинство волонтеров «Корпуса мира», да и многие путешественники утешаются тем, что они скоро вернутся в культуру, которую оставили лишь на короткое время. Жертвам шока будущего это утешение будет недоступно.