Да. И теперь забыть об этом гораздо более уместно, чем снова вспоминать, что бы ни говорили на этот счет. Лучше оставить это там, в темноте, которая всегда сопровождает затмение. Ей надо еще многое вспомнить до того, как она сможет умереть в этой вонючей комнате с жужжащими мухами.
Она закрыла глаза, и тут же возник запах отцовского лосьона. Потом легкий запах его пота. Ощущение твердого под ягодицами. Вот она подвинулась, стараясь сесть на колене удобнее… Его рука легонько трогает ее грудь. Он начинает прерывисто дышать… Марвин Гэй по радио: «Нельзя так сильно любить, говорят мне друзья.., но я верю, да, я знаю, что именно так надо любить женщину…»
– Ты любишь меня, Чудо-Юдо?
– Да, конечно…
– Тогда ни о чем не думай. Я не сделаю тебе плохого.
Его пальцы двинулись по ее голой ноге, поднимая летнее платьице, поднимаясь к бедру. Я.., хочу…
– «Я хочу быть нежным с тобой», – прошептала Джесси, немного подвигаясь к спинке. Ее лицо было недвижимо, как маска. – Так он и сказал. Господи, так и сказал…
«Все знают это.., особенно вы, девочки.., как печальна любовь, а моя любовь печальна вдвойне…»
– Мне уже не хочется, папа… Я боюсь сжечь глаза!
– У тебя двадцать секунд. По меньшей мере. Так что не волнуйся. И не оглядывайся.
Потом она услышала гром.
Несмотря на предельное обезвоживание тела, одна слеза выкатилась и поползла по ее щеке.
– Я делаю то, что ты сказала, – произнесла она хриплым, скрипучим голосом, – я вспоминаю. Ты довольна?
«Да, – ответила Чудо-Юдо, и, хотя Джесси больше не видела ее, она чувствовала на себе ее нежный, любящий взгляд. – Но ты ушла далеко, вернись, вернись немного назад…» Она испытала огромное облегчение, когда поняла, что Чудо-Юдо хочет, чтобы она вспомнила о чем-то, что случилось чуть раньше…
«Но почему я должна вспоминать все это?» Ответ, как ей показалось, был очевиден. Не важно, хочешь ли ты съесть одну сардину или три, тебе все равно надо открыть банку. И надо вдохнуть этот ужасный запах рыбьего жира… Кроме того, эта старая история не убьет тебя… А вот наручники, которыми ты прикована к кровати, могут. И настало время прекратить стонать и метаться, пора приступить к делу. Что же имеет в виду Чудо-Юдо?
«Чуть раньше, чем он стал трогать тебя – трогать несколько иначе. Причина, почему вы были там вдвоем. Иди назад, к затмению».
Джесси зажмурила глаза и вернулась назад.
Глава 28
Чудо-Юдо? Все в порядке? – Да, но.., немного жутко, правда?
Теперь ей не надо смотреть в коробку с рефлектором, чтобы понять, что происходит. Кругом темнеет, как будто туча загораживает солнце. Но это не туча; небо ясно; облака лишь далеко на востоке.
– Да, – говорит, он, и когда она недоверчиво смотрит на него, то видит с облегчением, что он говорит серьезно. – Ты хочешь посидеть у меня на коленях, Джесс?
– А можно?
– Конечно!
И она так рада его близости, и теплу, и, запаху пота – запаху мглы, – а вокруг наступает мрак. Она рада еще и потому, что это действительно немного страшно – страшнее, чем она предполагала. Больше всего ее пугает, что исчезают их тени на полу веранды. Она никогда не видела, чтобы тени так незаметно исчезали, таяли. «Все в порядке», – думает она, и теснее прижимается ближе к нему. Она так рада снова быть Чудом-Юдом рядом с отцом, а не сегодняшней далеко не юной Джесси – угловатой.., со скрипучим голосом, – Могу я уже посмотреть сквозь дымчатое стекло, пап?
– Пока нет. – Его теплая, большая рука на ее ноге. Она кладет на нее свою ладонь, поворачивает к нему лицо и улыбается.
– Потрясающе, правда?
– Да, действительно потрясающе. Джесс. Даже сильнее потрясает, чем я предполагал…
Она опять ерзает, пытаясь сесть поудобнее, несмотря на твердый предмет под ней. Он шумно выдыхает воздух…
– Папочка, я тяжелая? Тебе неудобно?
– Нет. Ты чудесная.
– Могу я теперь взглянуть сквозь стекло?
– Пока нет, Чудо-Юдо, чуть позже. Мир уже не тот, когда сумерки наступают среди дня. Ландшафт полон тревоги. Она слышит крик совы в лесу, и этот звук заставляет ее задрожать. Дэбби Рейнолдс закончил свой репортаж, и после ведущего запоет Марвин Гэй.
– Смотри на озеро! – говорит ей отец, и она видит, как дрожащие сумерки накрывают окрестности, все цвета гаснут, оставляя только бледные пастельные тона. Ей становится страшно; он говорит ей, что надо не бояться, а получать удовольствие, – смысл этих слов она поймет позже. И теперь…
– Папа? Пап, оно ушло. Могу я…
– Да, вот теперь в самый раз, но когда я скажу: довольно, значит, довольно. Никаких споров, понятно?
Он дает ей три задымленных стеклышка в коробке, но сначала щипцы. Потому что он сделал эти стекла из осколков оконного стекла и не очень доверяет себе как стеклорезу. И теперь, когда она воскрешает этот день, ее разум вдруг спотыкается о сказанную им тогда фразу:
– Я вовсе не хочу, чтобы мама…
Глава 29
…вернувшись домой, нашла записку…
Глаза Джесси широко раскрылись, когда она произнесла эти слова, и первое, что она увидела, был пустой бокал Джералда, все еще стоящий на полке. Он располагался прямо над ее правым наручником.
– ..что я увез тебя на «скорой» в больницу, где тебе должны пришить пару отрезанных пальцев.
Только теперь Джесси поняла смысл этого воспоминания: поняла, что хотела ей напомнить девочка. Ответ не имел ничего общего со странным поведением отца и с пятном на ее старых хлопковых трусиках. Речь шла об осколках оконного стекла, которыми можно так порезать пальцы, что их придется потом пришивать. Она уронила крем, однако остается последний способ смазки, не так ли? Последний способ достичь Земли Обетованной. Это кровь. Пока не застынет, кровь так же масляниста, как крем.
«Это будет очень больно, Джесс».
Естественно, это будет чертовски больно. Где-то она читала, что в запястьях меньше нервных окончаний, чем во многих других жизненно важных частях тела: именно поэтому вскрытие вен, особенно в теплой воде, было самым распространенным способом самоубийства еще у патрициев Древнего Рима. Кроме того, ее руки наполовину атрофировались.
– У меня, кретинки, атрофировались мозги, когда я позволила ему заковать себя в эти кандалы, – прохрипела она.
«Если ты вскроешь вены слишком глубоко, то умрешь от кровотечения, как те римляне».
Да, такой риск есть; однако если вообще не резать, то наступит смерть от жажды.., если до тех пор не явится ее новый друг с коробкой костей и камней.
– Решено, – сказала она. Ее сердце колотилось, а сознание было ясным, как никогда. Время возобновило свой отсчет, как товарный поезд, который стоял на запасном, а теперь снова вышел на главный путь. – Будем резать.
«Слушай, – произнесли два голоса, и Джесси с изумлением узнала голоса Рут и Хорошей Жены… Давно она их не слышала. – Слушай внимательно, Джесс».
– Я слушаю, – произнесла она, не отводя глаз от бокала. Один из набора, который она купила на распродаже три или четыре года назад. Шесть или семь бокалов уже разбились. Скоро будет разбит еще один. Она сглотнула и скривилась от боли; это было похоже на глотание камня, завернутого во фланель. – Я внимательно слушаю.
«Учти, Джесс, ты больше не имеешь права на ошибку. Когда ты начнешь это, ты уже не сможешь остановиться. Все должно произойти быстро, иначе ты потеряешь сознание раньше, чем освободишь руку. Но помни: даже если все пойдет плохо…» -..Все будет хорошо, – прервала Джесси. К ней вернулись уверенность и спокойствие. Ситуация, с ее точки зрения, обрела изящную простоту. Разумеется, она не хотела умереть от потери крови – но это все же лучше, чем судороги и жажда. Лучше, чем он. Призрак или зловещий незнакомец.
Она облизала сухие губы шершавым языком и попыталась привести свои мысли в порядок, как это она сделала перед тем, как начать операцию с кремом, который теперь лежал без толку на полу около кровати. Она заметила, что думать стало труднее. Мешали отрывки из какого-то блюза, аромат лосьона отца… Потом послышался голос Джералда. Он, казалось, говорил с пола:
