В то время как деятели высокой политики делили должности и награды за победу над путчистами, отечественные мафиози жили своей, не менее насыщенной и опасной жизнью. Причем судьба отдельных их представителей тогда же была вынесена чуть ли не в анналы советской криминалистики. Взять, к примеру, историю, приключившуюся с неоднократно судимым 35-летним Сергеем Мадуевым по кличке Червонец (он же Сергей Ли, он же Андрей Ильин, он же Али Филани, он же Владимир Шпок и т. д.).
Сын чеченца и кореянки, С. Мадуев шести лет от роду вынужден быд приторговывать наркотиками. И все по наущению матери, вдобавок требовавшей от сына не воровать поблизости от дома. Так, уже в малолетстве С. Мадуев достаточно близко соприкоснулся с криминальным миром. Этот мир сформировал и его характер — дерзкий, бесстрашный и непреклонный. Обладал С. Мадуев и настоящим мужским обаянием, что так легко очаровывает не только респектабельных женщин, но и начальников разного ранга. 17 лет просидевший по тюрьмам за разбои и грабеж, Мадуев, хотя и не был посвящен в сан "вора в законе", но авторитетом в уголовной среде пользовался немалым. Правда, дерзость Мадуева кое-где выходила ему боком; в Ташкенте, например, где он обчистил воровской «общак» на 200 тысяч, и в Тбилиси, где ограбил одного из местных мафиози, на его жизни поставили крест.
6 декабря 1988 года С. Мадуев совершил дерзкий побег из зоны и на воле сколотил преступную группировку, отличавшуюся весьма пуританскими нравами. Двоих членов ее Мадуев, например, уволил за пристрастие к спиртному и наркотикам. Если читатель помнит из предыдущего повествования, в начале 50-х годов в Москве действовала дерзкая банда Митина, в которой царили точно такие же нравы. Благодаря такой дисциплине банда целых три года орудовала в Москве, не попадаясь на крючок сыщикам из МУРа и КГБ. Вот и банда С. Мадуева в течение одного только 1989 года совершила свыше 60 преступлений.
8 января 1990 года С. Мадуева все-таки взяли на Ташкентском вокзале в поезде Ташкент — Москва. Однако «легкого» задержания не получилось. Как только один из оперативников, арестовавший Мадуева, приковал его к себе наручниками, Мадуев внезапно достал из кармана гранату и, зубами вырвав чеку, громко произнес:
— Я буду разговаривать только с министром внутренних дел и прокурором республики!
Заявление было сделано, оставалось только ждать прибытия на вокзал высокопоставленной комиссии. Через некоторое время она действительно прибыла к месту происшествия. В нее входили первые заместители прокурора и министра внутренних дел Узбекистана. Но переговоры ничего не дали. Тогда решено было прибегнуть к помощи спецназа. Двое специалистов высокого класса — В. Ланских и М. Шаркаев — провели ювелирную операцию по обезоруживанию преступника. Шаркаев внезапно, навскидку выстрелил Мадуеву в руку. И в ту же секунду Ланских метнулся к выпавшей гранате, на лету подхватил ее и выбросил за дверь.
Через несколько дней после этого Мадуева доставили в Москву, в знаменитую Бутырку. По его уголовному делу работала следственно-оперативная группа из 30 опытных профессионалов. Ход работы контролировал лично Генеральный прокурор СССР.
Когда началась раскрутка питерских похождений Мадуева, его перевезли на невские берега в не менее знаменитые, чем Бутырка, «Кресты», или, как их официально именуют, в Следственный изолятор № 1 Санкт-Петербургского ГУВД. Здесь к следственной бригаде прибавились местные следователи городской прокуратуры, среди которых была и Надежда Снегирева (имя вымышленное). Одинокая разведенная женщина, престарелые родители которой жили на Украине, а сама она вот уже несколько лет жила в одной из питерских коммуналок. Она и ведать не ведала, какой поворот в ее судьбе произойдет после встречи с заключенным С. Мадуевым.
Между тем Мадуев, даже находясь в тюрьме, выглядел прекрасно — роскошная белая пиджачная пара, столь же белоснежный спортивный костюм, дорогие свитера. Да и за душой у него кое-что было, если даже руководитель следственной группы Леонид Прошкин в Москве отозвался так: "Яркая личность, с ним не противно общаться, как со многими уголовниками. Не мразь".
Да, дорогой читатель, как порой живучи в нас предрассудки относительно того, что преступники — это сплошь опустившиеся, деградировавшие от своей профессиональной деятельности люди. Бесспорно, есть среди них и такие, впрочем, так же, как и среди законопослушных граждан встречаются всякие.
Между тем, если читатель помнит из моего предыдущего повествования, уголовный мир России во все времена имел в своих рядах ярких личностей, несмотря ни на что, так и не утративших своего человеческого облика. Взять, к примеру, того же вора-домушника Б. Венгровера или фальшивомонетчика В. Баранова. Однако наше родное рабоче-крестьянское государство, кстати, само преступное во многих своих проявлениях, приучило нас, послушных своих граждан, относиться к людям, отбывающим или уже отбывшим наказание в исправительных учреждениях, с недоверием, видеть в них не людей, а вечных «зеков», которым и прощения теперь никогда не заработать, а значит, никуда и не смыться от своего прошлого. Нам бы чуточку милосердия проявить к оступившимся, руку им протянуть, плечо подставить, глядишь, сегодня и не страшно было бы на улицу выйти. Как говорится, "за что боролись, на то и напоролись"…
Однако, уйдя несколько в сторону от нашего повествования, мы забыли про наших героев. А они между тем в те мартовские дни 91-го года, кажется, совсем потеряли голову. Во всяком случае следователь городской прокуратуры Надежда Снегирева точно. Иначе чем объяснить то, что она брала к себе в домашнюю стирку брюки заключенного Мадуева и даже, более того, пыталась избавить подследственного от лишних, на ее взгляд, эпизодов престранной деятельности. Но вечно так продолжаться не могло. Дерзкая и свободолюбивая натура Мадуева требовала действий. Он решил совершить побег из «Крестов» с помощью любимой женщины. Для осуществления этого побега ему понадобился пистолет, доступ к которому имела Снегирева. Воистину, жизнь порой выписывает такие сюжеты, что не снились и опытному романисту.
Снегирева в первые дни после просьбы Мадуева раздобыть для него пистолет как могла отговаривала его от этой затеи, обещала ждать его из тюрьмы все годы, бросить работу и ехать за ним куда угодно. Но Мадуев был непреклонен, обещая лишь одно — пистолет ему нужен только для «понта», чтобы припугнуть охрану. И Снегирева в конце концов «сломалась». Она незаметно пронесла к Мадуеву пистолет, изъятый у него при аресте в Ташкенте и хранившийся в опечатанном сейфе городской прокуратуры.
3 мая 1991 года С. Мадуев совершил попытку побега в строгом отделении изолятора. Он вытащил наружу пистолет и довольно легко разогнал усиленный наряд охраны: пятерых офицеров с собакой и восьмерых солдат. Однако дальше произошло неожиданное. Майор конвоя М. Егоров попытался выбить у Мадуева пистолет, но тот оказался проворнее, увернулся и всадил майору пулю в живот. После этого Мадуев взял в заложники дежурного помощника А. Афанасьева и заставил охрану отпереть двери во двор. Однако в самый последний момент тюремный двор был перекрыт. Мадуев попытался выстрелить из пистолета еще раз, но тот дал осечку. Затем еще одну. Поняв, что проиграл, Мадуев отбросил пистолет в сторону. И туг же был сбит с ног озверевшим конвоем. Тело раненого майора М. Егорова с вывалившимися наружу кишками было убедительным поводом для охранников, чтобы не оставить на Мадуеве живого места. Ему успели сломать два ребра и повредить легкое, прежде чем командиры отдали приказ прекратить избиение.
После этого неудавшегося побега машина следствия закрутилась с новой силой. Теперь предстояло выяснить, кто же передал Мадуеву пистолет. Сам он ни в чем не сознавался. Под подозрение попали все следователи следственной прокуратуры. Подозревали и Снегиреву, но доказать ее вину тогда так и не смогли. Ее уволили из прокуратуры за неформальные отношения с подследственным. Она устроилась в порту на должность юриста. Там она работала до середины августа 1991 года.
