Автор этого повествования уже неоднократно отмечал, что когда дело касалось крупного куша, преступники всегда находили возможность договориться друг с другом, несмотря ни на какие национальные, клановые или иные различия. В таких случаях даже границы Отечества не играли для них особой роли. В августе 1991 года в Варшаве и Праге прошли очередные тайные съезды представителей советской и итало-американской мафии. К этому времени проникновение международной мафии в СССР стало доказанным явлением. После того как в течение 1989–1991 гг. американское правительство и ФБР сумело очистить от мафии 38 крупнейших синдикатов, итало-американская мафия обратила свои взоры в сторону новых регионов. Одним т них стала Россия, где наркодоллары можно было «отмывать» в так называемой гуманитарной помощи, в банковских кредитах, во всевозможных международных благотворительных фондах. Не потому ли к 1991 году около трети совместных предприятий России так или иначе были связаны с итальянским капиталом, а основным вектором внедрения стало Закавказье?

Между тем тот август 1991 года стал для СССР поворотным пунктом его истории. 20 августа все утренние газеты поместили на своих страницах Указ вице-президента СССР Г. Янаева, в котором говорилось: "В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента СССР на основании статьи 127 Конституции СССР вступил в исполнение обязанностей Президента СССР с 19 августа 1991 г.

Вице-президент СССР Г. Янаев".

С этого дня в стране был введен режим чрезвычайного положения и все руководство сосредоточилось в руках Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). В этот комитет вошли все силовые министры страны: В. Крючков, Б. Пуго и Д. Язов. Это была последняя попытка «державников» спасти страну от распада. Попытка запоздалая и оттого бессмысленная. Режим ГКЧП продержался всего три дня и уже к вечеру 21 августа все было кончено. Председатель КГБ СССР В. Крючков и министр обороны Д. Язов были арестованы в Крыму, куда они прилетели на последнюю встречу с М. Горбачевым. В Москве хотели арестовать министра внутренних дел Б. Пуго, но он вместе со своей женой предпочел аресту самоубийство (тем самым они почти один к одному повторили путь супругов Щелоковых). Газета "Совершенно секретно" в апреле 1992 года по факту этого самоубийства писала: "У Бурбулиса Виктор Иваненко (пред. КГБ России) застал звонок Генерального прокурора России Валентина Степанкова:

— Все поменялось, вы едете брать Пуго, а мы с Баранниковым — за Янаевым. Сами понимаете — как-то неприлично нам арестовывать бывшего шефа. Подробности знает Ерин.

Кроме заместителя Баранникова Ерина к аресту был привлечен в качестве наблюдателя от российского парламента Григорий Явлинский. Все собрались в МВД России и стали ждать сигнала — была информация, что министр внутренних дел СССР вызвал домой машину. Ждали до десяти часов вечера, пока не выяснили, что он уже звонил в министерство. Заместитель стал привычной скороговоркой докладывать обстановку, но Пуго интересовали куда более прозаические вопросы — он распоряжался, что и кому теперь надо передать. Потом отменил заказ на машину и сказал: "Передайте товарищам, что мы хорошо вместе работали".

Опергруппа решила, что министр собрался дать тягу, тем более что одного из гэкачепистов уже не могли найти ни в Кремле, ни в его любимом тульском совхозе. Часть оперативных работников отправилась на дачу, другие засели в кабинете министра, остальные пытались дозвониться до московской квартиры. Наверное, сейчас это кажется пародоксальным, но номер обычного городского телефона, установленного в квартире Пуго, заместитель председателя КГБ России Подесякин искал несколько часов. Наконец утром Иваненко дозвонился.

— Борис Карлович?

— Да.

— Вы будете находиться дома?

— Да, — ответил министр после некоторого молчания.

— Если вы не возражаете, мы сейчас приедем?

— Ладно. — Иваненко показалось, что в голосе Пуго было облегчение, почти радость.

Они звонили в дверь квартиры минут двадцать спустя. Кто-то прошаркал к двери, но замок не открывался. Уже обсуждался вопрос — не взломать ли дверную коробку, когда на лестничную площадку вышла Инна Пуго, дочь. Ее приняли за соседку, и потому, не стесняя себя в выражениях, продолжали строчить предположения, сбежал Пуго или уже «того»? Охрана ответить на этот вопрос тогда не могла.

Прошло еще полчаса, и дверь наконец открыл старик. "У вас несчастье?", — спросил Иваненко. «Да», — безразлично ответил он и отступил в сторону. Иваненко, Ерин и Явлинский прошли в спальню. Следом шла Инна Путо. Перед открытой дверью кто-то из прибывших небрежно бросил ей через плечо: "Только без истерик".

Борис Карлович лежал на кровати в тренировочном костюме, на губах и на подушке была кровь. Его жена сидела на полу с другой стороны кровати. Вот тотда-то Григорий Явлинский и заметил, что пистолет на тумбочке со стороны Бориса Карловича аккуратно положен. Почтя одновременно вызвали "скорую помощь" и врача из спецполиклиники. Однако тех нескольких минут, которые понадобились врачам, чтобы добраться до квартиры, оказалось достаточно, чтобы сердце Бориса Карловича перестало биться…

Из заключения судебно-медицинской экспертизы: "Около 9 часов ртра 22 августа 1991 года Пуго, находясь в спальной комнате своей квартиры, выстрелил из автоматического пистолета "Вальтер РРК" № 218090-К-ка-либра 7,65 в правую височную область жене, после чего он сразу же произвел выстрел из того же пистолета себе в голову…"

Характер ранения самого Бориса Карловича — одиночное пулевое сквозное проникающее ранение — позволил прожить ему еще 10–20 минут. Валентина Ивановна Пуго скончалась, не приходя в сознание, в Центральной клинической больнице Москвы в час ночи 24 августа…

Именно отец Валентины Ивановны Иван Павлович вынул пистолет из рук зятя и положил его на тумбочку…

Версию о самоубийстве подтверждают и предсмертные записки, предоставленные работниками прокуратуры.

Вот что написал Борис Карлович: "Совершил совершенно неожиданную для себя ошибку, равнозначную преступлению.

Да, это ошибка, а не убеждение. Знаю теперь, что обманулся в людях, которым очень верил. Страшно, если этот всплеск неразумности отразится на судьбе честных, но оказавшихся в очень трудном положении людей.

Единственным оправданием происшедшему могло бы быть в том, что наши люди сплотились бы, чтобы ушла конфронтация. Только так и должно быть.

Милые Вадик, Элинка, Инна, мама, Володя, Гета, Рая, простите меня. Все это ошибка! Жил я честно — всю жизнь".

Последнее обращение Валентины Ивановны более кратко:

"Дорогие мои! Жить больше не могу. Не судите нас. Позаботьтесь о деде. Мама".

Из обвинительного заключения от 26 февраля 1991 года:

"Пуго Б. К. 18–21 августа 1991 года принял активное участие в заговоре с целью захвата власти в стране, используя свое должностное положение министра внутренних дел и члена незаконно созданного участниками заговора и объявленного высшим органом власти комитета — ГКЧП, в указанные дни принимал решения, подписывал постановления, издавал указы, давал распоряжения и указания, направленные на обеспечение выполнения практических действий по захвату власти и устранению препятствий этому, чем совершил преступление, предусмотренное статьей 7 Закона СССР "06 уголовной ответственности за государственные преступления" (см. ст. 64 УК РСФСР)".

И далее: "В связи с этим Прокуратура РСФСР постановляет прекратить дело в связи с самоубийством обвиняемого".

Не прошло и трех дней после самоубийства Б. Пуго, как 25 августа прозвучало сообщение о том, что покончил с жизнью Маршал Советского Союза Сергей Ахромеев, а 26 августа — бывший управделами ЦК КПСС Николай Кручина (он выбросился из окна своей квартиры).

29 августа 1991 года Верховный Совет СССР утвердил новые назначения Президента СССР: В. Бакатина — председателем КГБ СССР, В. Баранникова — министром внутренних дел СССР, Е. Шапошникова — министром обороны СССР.