15. В ТОЛПЕ Ужель, ты думаешь, что я в ревнивой муке Не рад любви твоей и счастью твоему, Когда, соединив ласкающие руки, Ты с ним в толпе идешь, доверившись ему? Ужель ты думаешь, что я тебя ревную В тот самый светлый миг, в тот радостный твой миг, Когда почуявши кругом толпу чужую, Твой стан к его руке доверчиво приник? О, нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши. Останься с ним всегда. Ему не прекословь. О, как ты счастлива, к нему дрожа прильнувши, Забывшая себя, принявшая любовь. Я вижу вас в толпе, я вижу отовсюду. Он выше всех в толпе, ликующий орел. И всюду вместе вас всегда я видеть буду,— О, если б хоть на миг он от тебя ушел! Лишь чтоб открыть тебе рыдающую муку, Все исступление, что я несу любя. Но ты проходишь с ним, склоненная на руку, На руку мощную, держащую тебя. О, этот тонкий стан, к нему дрожа прильнувший, О, этот тонкий стан слабее стебелька. Но нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши, И радостно душа душе твоей близка. И не ревную я. Не надо мне участья. Останься с ним всегда. Ему не прекословь. Останься счастлива, изведавшая счастье, Забывшая меня, принявшая любовь. 1905 16. В ЧАС РАЗЛУКИ Благословим судьбу за наше разлученье?.. В нем воля явная. Зачем же длить борьбу? Пусть в сердце сдавленном глухое исступленье, Благословим судьбу. Благословим судьбу. Открылся весь наш путь, навек разъединенный, Мы отданы судьбой влиянью разных сил. Я знаю весь твой путь, лучисто-неуклонный, И я его в душе давно благословил. О, тихая сестра, о, агнец златорунный, Ты ангел ласковый среди печальных дев. И вся твоя душа – святой и многострунный, Угодный Господу молитвенный напев. Ты подвиг свой возьмешь без ропота и думы. О, сохрани себя. И душу уготовь, Твой подвиг не в борьбе, тяжелой и угрюмой, Твой подвиг сладостный – смиренная любовь. В ней ласковая весть о счастья всеединства. Для душ поверивших мгновенье забытья. В ней радость светлая святого материнства И приобщение к заветам бытия. О, тихая сестра, дай ласковые руки. Я покорюсь судьбе. Я больше не ропщу. Я в этот крупный час мучительной разлуки Ненужным ропотом тебя не возмущу. Я встану, как и ты, смиренно на колени, Я буду повторять покорную мольбу. Пусть в сердце сдавленном безумье исступлений, Благословим судьбу. Благословим судьбу. 1905 17. ТЕРЦИНЫ О ПРОШЛОЙ ЛЮБВИ
В те дни, когда с тобою мы встречались, Мы рядом шли и грезили одно, Мы рядом шли, но чуждыми остались. И души слить нам было не дано. Душа другой души не понимала, В другой душе осталось все темно. Мы отошли. Судьба нам указала. Былое стало невозможным сном. Я вновь один, тревожный и усталый. Глухая боль означилась на всем. Быть близ тебя казалось так желанно, Быть близ тебя казалось мне грехом. Была ты вся лучисто-осиянной, Входила в душу ясной тишиной, Как светлый сон, легко-благоуханной. Был взор твой сладостный и неземной, Ты мне казалась ласковой святыней, Ты мне казалась радостной весной. В твоем лице, в сиянье тихих линий Была покорность знающей судьбе, Безмолвный страх глухих моих уныний. Когда ж, дрожа, склонялась ты в мольбе, Все позабыв в молитвенном напеве. – Светилось что-то чудное в тебе И что-то близкое Пречистой Деве. 1905 III. ТРУД 1. ТЕРЦИНЫ ТРУДОВОГО УТРА Несвязный гул ворвавшихся речей. Зеленый свет, угрюмый и неясный. Да, это утро, утро без лучей! Подходит день, тяжелый и ненастный, Тревожен мрак, глядящий из окна, А лампы свет—пугающий и красный. Итак прошло очарованье сна, И этот день в оправе дымно-синей — Действительность, что нам присуждена. На ветках дрогнущих — тяжелый иней, На улицах пустынно и темно, Весь мир одет в покров глухих уныний. Весь мир — зеленое, глухое дно. Но пусть дома — как темные пещеры, Где счастье мертвое погребено. Пусть небеса безжизненны и серы, — Я верю дню, я жду и жажду дня Со всем безумием последней веры!.. И день пришел и глянул на меня — Меж фонарей, где дотлевает чадно Гниющий след вчерашнего огня. Что ж, здравствуй, день, угрюмо-безотрадный, Тебя я встретил стойко, как всегда, Как верный страж на службе беспощадной Бессмысленно-позорного труда! 1906 |
