4. В НОВОГОДНЕМ СНЕ Мне лицо лучистое твое давно желанно, И давно, и тайно оно знакомо мне. После чуда светлого, после встречи странной В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне. Помнишь эту встречу — то было не случайно. Тихая и светлая явилась ты ко мне. Это души встретились радостно и тайно В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне. Ты спала, закинувшись, не пошевелилась, А душа с душою обнялась в вышине, Радостного чуда тайно причастилась В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне. И когда мы встретились, мы вздрогнули от счастья. Мне казалось, словно я приблизился к весне. Мы тотчас припомнили светлое участье В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне. 1905 5. ЛЕТНИЙ БАЛ Был тихий вечер, вечер бала, Был летний бал меж темных лип, Там, где река образовала Свой самый выпуклый изгиб, Где наклонившиеся ивы К ней тесно подступили вплоть, Где показалось нам — красиво Так много флагов приколоть. Был тихий вальс, был вальс певучий, И много лиц, и много встреч. Округло-нежны были тучи, Как очертанья женских плеч. Река казалась изваяньем Иль отражением небес, Едва живым воспоминаньем Его ликующих чудес. Был алый блеск на склонах тучи, Переходящий в золотой, Был вальс, призывный и певучий, Светло овеянный мечтой. Был тихий вальс меж лип старинных И много встреч и много лиц. И близость чьих-то длинных, длинных, Красиво загнутых ресниц. 1905 6. ПЕСНЯ ОБЕЩАНИЯ Счастье придет. Дни одиночества, дни безнадежности, Дни воспаленной, тоскующей нежности, Счастье как светом зальет, Счастье придет. О, не грусти. О, не желай же всегда недоступного. Друга неверного, друга преступного С тихим смиреньем прости И не грусти. Ты отдохнешь. Я наклонюсь и в уста воспаленные Тихо слова положу упоенные, Губ моих нежную дрожь. Ты отдохнешь. Будет любовь. Тело застонет от нежного счастия, Тело душе передаст сладострастие. Душу готовь, Будет любовь. 1906 7. БОЛЬНОЕ СЧАСТЬЕ
Я хочу, чтоб прошедшее было забыто. За собой я огни потушу. И о том, что погибло, о том, что изжито, Я тебя никогда не спрошу. Наше счастье больное. В нем грустная сладость. Наше счастие надо беречь. Для чего же тревожить непрочную радость Так давно ожидаемых встреч. Мне так больно от жизни. Но как в светлое счастье Ты в себя мне поверить позволь. На груди твоей нежной претворить в сладострастье Эту тихую, тихую боль. Пусть не будет огня. Пусть не будет так шумно. Дай к груди головою прилечь. Наше счастье больное. Наше счастье безумно. Наше счастье надо беречь. 1906 8. ПЕСНИ СЧАСТЬЯ (I) Я больше не грущу. Я больше не ревную. Я только счастья жду — и упоенных встреч. Хочу отдаться весь тебе и поцелую, Хочу к груди твоей приникнуть и прилечь. Я долго ревновал. Душа моя боролась. Душа была больна. Душа боится мук. Но пусть звучит теперь твой смех, твой нежный голос, Пусть шею обовьет кольцо стесненных рук. Я жажду губ твоих, покорных поцелую. Я счастья, счастья жду, все думы отстраня. Я больше не грущу. Я больше не ревную. — Люблю, люблю, люблю… люби же ты меня. 1906 9. ПЕСНИ СЧАСТЬЯ(II) Я часто счастья ждал, усталый от ненастья. Молитвам ропотным внимала тишина. И вот мне кажется, вся беспредельность счастья, Как в солнце все лучи, — в тебе заключена. Ты точно светлый сон, сияющий и вешний, Что душу озарил и шепчет ей: поверь. Ты с самых первых встреч казалась мне нездешней, Но то, что счастье – ты, я понял лишь теперь. Мечтою ласковой задумчиво взволнован, Я образ твой храню в мельканьи всех минут. И я люблю тебя. И я к тебе прикован. Так, как я жду тебя, так только счастья ждут. Я знаю,– вся лазурь, вся беспредельность счастья, Вся солнечность лучей, – в тебе заключена. Поверив, тихо жду, усталый от ненастья. Молитвам радостным внимает тишина. 1906 10. ВДВОЁМ Морозная ночь. На окне бриллианты. Мерцает и блещет их снежная грань. Душистые волосы, шпильки и банты И тело сквозь тонкую ткань, Какое безумье, какая истома К губам исступленным припасть, И с них, как с волшебных краев водоема, Принять безысходную страсть! Всё глуше, протяжней и все погребальней Метельный напев за окном. А здесь, в этой душной, натопленной спальне, Какое безумье вдвоем! Там шумная вьюга, там песни метели, Подобные пению труб. А здесь на горячем, на трепетном теле — Следы обезумевших губ! Закрыты глаза, обессилено тело, Сползли волоса на виски. Но груди как прежде упруги и белы, Как граненый опал их соски. Не надо теперь никаких достижений, Ни истин, ни целей, ни битв. Вся жизнь в этом ритме безумных движений — Ему исступленье молитв! Пусть мир сотрясают снега и метели, И громы архангельских труб. Всё в этом горячем, порывистом теле Открыто безумию губ. 1908 |
