— Ты, верно, рассудил, это невозможно. Расскажи мне лучше, что случилось…

— Она соблазнила меня. Предложила подняться на верхний этаж, в спальню. Я словно ума лишился. Женщины делают из меня дурака!

— Вовсе нет! — сказал Луи, забавляясь, поскольку опасность уже миновала.

— Да! Уж я-то знаю! Мы вошли в спальню, и больше я ничего не помню. Должно быть, меня ударили сзади. Когда сознание ко мне вернулось, я лежал связанный на соломе в конюшне, где ты меня и нашел. Я провел там два часа и промерз до костей, потому что потерял плащ в этой западне.

— Ты уверен, что именно она завлекла тебя в ловушку?

— Кто же еще? Она была со мной. Разве что и на нее напали те же люди?

— Нет, на нее никто не нападал.

— Откуда ты знаешь, ты что — видел ее?

— Да, сейчас я тебе все объясню…

Луи поведал другу о том, что с ним произошло, не умолчав о важной роли мадам Муайон.

Когда он завершил рассказ, Гастон надолго задумался.

— Кто же эта женщина, которая привязывает кинжал к ноге на манер итальянских бретеров?

— Не знаю, Гастон. Ее вмешательство не было случайным, я уверен. Думаю, она следила за мной, чтобы защитить.

— Ангел-хранитель? Иезуиты учили меня, что у ангелов нет пола. Однако у твоего имеются весьма соблазнительные женские прелести! Это очень красивая женщина.

— Действительно, она не ангел, совсем наоборот, — угрюмо возразил Луи. — Более того, она гугенотка! Главное, не влюбись в нее, дружище, поскольку она не только замужняя дама, но еще вооружена и опасна.

— С чего бы ей защищать тебя?

— Полагаю, я угадал причину. Она состоит на службе у Абеля Сервьена.

— Ничего не понимаю! Почему Абель Сервьен интересуется тобой? И как он узнал, что тебе грозит опасность? И отчего они меня не защитили? — шутливо осведомился он, ощутив наконец радость от того, что остался в живых.

— Я тоже ничего не понимаю. Мне нужно поразмышлять о том, что случилось этим вечером.

— Они не убили меня, Луи, — произнес Гастон, помолчав.

— Что ты хочешь сказать?

— Почему они меня не убили?

— С какой стати им было убивать тебя? Полагаю, они хотели узнать, что известно тебе, что известно мне, почему мы пришли в «Азар». На нас напали именно содержатели этого игорного дома или борделя. Нет даже намека на то, что это как-то связано с нашим шпионом.

— Наверное, ты прав. Они пришли бы за мной позже, возможно, вместе с тобой. Но после допроса нас бы точно убили, — содрогнулся Гастон.

— Несомненно.

Карета остановилась у дома комиссара.

— Проводить тебя?

— Нет, мне гораздо лучше. Завтра утром я буду в Гран-Шатле. В пять часов. В шесть я вместе с моими лучниками захвачу игорный дом «Азар». Прекрасной Блуднице придется дать объяснения. Я не люблю терзать женщин, но для нее без колебаний потребую предварительного допроса с пристрастием.

Однако этому случиться было не суждено.

Ночью подморозило. Когда Луи проснулся, в библиотеке камин уже давно потух. Было еще темно, но он не смог снова заснуть. Накануне он вернулся, когда весь дом спал глубоким сном. Гийом Бувье оставил приоткрытыми ворота и зажег два сальных факела во дворе. Сам он и Гофреди бодрствовали на кухне, коротая время за игрой в кости и не забывая о кувшинчике с вином.

Луи присоединился к ним, когда Никола ставил карету в сарай. Дядя пошел помогать племяннику, и Луи остался наедине со старым рейтаром.

Луи был не слишком доволен собой. Он рассказал Гофреди, которому полностью доверял, о событиях во дворце Аво.

— Эта западня стара как мир, мсье, — иронически молвил бывший наемник. — Не понимаю, как вы могли попасться! Когда же вы поймете, что люди злы по своей природе? Пусть это послужит вам уроком: никогда больше не выходите из дома без оружия.

— Я иду спать, Гофреди, — сказал Луи, поднимаясь с места. — Ни слова об этом моей жене и, разумеется, никому другому. Мне надо немного подумать, осмыслить все, что я видел и узнал. Не знаю, куда отправлюсь завтра, но ты обязательно пойдешь со мной.

Луи подложил дров в камин. Накануне Гийом Бувье притащил целую охапку поленьев. Луи снял ночную рубашку и оделся, натянув несколько пар чулок, как делал Малерб в период сильных холодов. Поэт приказал вышить на каждой паре букву алфавита и в один морозный день дошел до буквы L!

Затем Луи надел длинный камзол на короткий, из толстой шерсти, и подошел к постели. Жюли спала. Он поцеловал ее в лоб и, спустившись по винтовой лестнице в старой угловой башне, оказался на кухне. В руке он держал подсвечник, на плечи накинул плащ.

Он услышал, как прозвонили к всенощной[52] в монастыре Милосердия. Мадам Бувье была уже на кухне и разводила огонь в очаге.

— Вы сегодня рано, мсье, — удивилась она.

— Никак не мог заснуть, Жаннета.

— Поедите, мсье?

— С удовольствием, вчера вечером я не ужинал.

— У нас осталась пулярка от обеда. Могу подогреть бульон, а через минуту будет готов суп, я готовлю его для мужчин, которые работают во дворе.

Поеживаясь, Луи уселся на скамью перед огнем, пока мадам Бувье хлопотала. Очаг пока не давал тепла, и он следил, как языки пламени постепенно охватывают поленья.

Несколько раз за ночь он просыпался, не в силах отрешиться от того, что произошло накануне. В одном он был уверен: Россиньоль действительно беседовал с полномочным представителем папы. До сих пор Луи не допускал мысли, что шпионом может быть глава шифровального бюро — такое предположение казалось слишком невероятным. Но теперь отвергать его никак нельзя.

Кроме того, он видел Кольбера с мадемуазель де Шемро. Кто знает, чего пыталась добиться от него эта колдунья? Получить ключ от сейфа? Он с горечью одернул себя: одной беседы на приеме явно недостаточно, чтобы подозревать клерка в предательстве. Разве сам он не зашел с Прекрасной Блудницей слишком далеко?

Но больше всего занимала его мысли Луиза Муайон. Теперь он не был уверен, что ее послал за ним Сервьен. Возможно, она сказала правду: ей захотелось поговорить с ним о живописи, а помогла она ему из чистого любопытства. Что до кинжала, привязанного к ноге, ее объяснение было не столь уж неправдоподобным. В конце концов, гугеноты и особенно гугенотки пережили столько мучений, что у них были причины соблюдать особую осторожность.

Разве Гофреди не советовал ему всегда выходить из дома вооруженным?

Мадам Бувье поставила перед ним миску с дымящимся бульоном.

Кухня была большой, и всю стену занимал огромный камин, где на нескольких крюках висели котелки с водой. Служанки, как только встанут, нальют воду в кувшины и понесут хозяевам.

Почти всю кухню занимал длинный дубовый стол длиной в два туаза и четыре скамьи. Обычно тут и питались обитатели дома, поскольку первый этаж предназначался лишь для торжественных семейных обедов или приемов.

Скамья Луи стояла у очага. Кроме миски с бульоном, мадам Бувье подала половину пулярки и два ломтя черного хлеба. Луи оторвал руками большой кусок птичьего мяса и положил на хлеб. Есть хотелось зверски.

Покончив с пуляркой, он дожевывал хлеб, обмакивая его в бульон. В этот момент вошел Гофреди.

Старый рейтар не выказал никакого удивления, застав Луи одного с кухаркой в столь ранний час, когда хозяева обычно еще спят. Он положил на стол рапиру, а также пистолет с колесиком, который торчал у него из-за пояса, и уселся напротив своего господина, оставив на месте привязанный к груди шнурком охотничий нож.

— Мсье шевалье не вооружен? — осведомился он со свирепой иронией.

— Я же дома, Гофреди, — примирительно заметил Луи.

— Именно так и позволяют себя убить, мсье, — мрачно сказал старый солдат.

Мадам Бувье поставила перед ним тарелку с супом, а вторую подала хозяину.

Появился Антуан Малле, привратник конторы, вместе с Никола и его отцом. Антуан жил с супругой на чердаке. Она заправляла всем на кухне и командовала горничными. Он занимался также очагом и дровами, помогал ему Жак Бувье, отец Никола.