Словно возвещая о возвращении ФЛОЙД из долгих заграничных путешествий и гастролей внутри страны и сигналя о пробудившейся в них жажде творчества — немедленно, как говорится, «не отходя от кассы», разработанная Уотерсом концепция обложки пластинки «Animals» отражала весьма практичный и честный подход к реальным перспективам на будущее, аналогично тем, которые представлял себе человек, глядевший на унылое изображение лондонской электростанции Баттерси (кстати сказать, этот альбом должен был стать первым продуктом, выпущенным на их собственной студии). «Мне нравятся четыре башни, смахивающие на фаллические символы, — признался Роджер, — и идею энергии я тоже нахожу довольно привлекательной, хотя и несколько странной».

Изображение, кроме того, было щедро украшено отличительными сюрреалистическими «фирменными» знаками ФЛОЙД и Hipgnosis: парящая между дымовых труб сорокафутовая надувная свинья станет неизменным атрибутом всех последующих концертных выступлений ФЛОЙД. Во время фотосъемок свинья сорвалась, и — к удивлению и ужасу авиадиспетчеров, — воздушные потоки погнали ее к аэропорту Хитроу. В конце концов, хрюшка упала примерно в двадцати милях к юго-востоку от столицы.

Задавая группе новое направление для движения, антропоморфное восприятие Уотерсом человеческого бытия прогрессировало настолько, что появился образ динозавра ПИНК ФЛОЙД, срывающегося с привычной проторенной дорожки. В конечном счете, озабоченность Роджера плачевным состоянием национального и мирового политического устройства (не говоря уже о его душе) привела к тому, что музыка ПИНК ФЛОЙД изменилась до неузнаваемости — когда (частично на «The Wall» и на всем «The Final Cut») старые поклонники группы начали сомневаться, а БЫЛО ли это, вообще, музыкой ПИНК ФЛОЙД. Красноречивее всяких слов почти абсолютное отсутствие «пинков» на «The Animals» (и последующих альбомах) иллюстрируют сонные темпы, «небесные» органные подклады и эфемерные вокальные гармонии, которые так долго определяли саунд ПИНК ФЛОЙД.

«Это первый альбом, для которого я ничего не написал», — говорит Рик Райт, чьи пространные джазовые упражнения как бы без всяких причин проявляются в хлестком конфликтном роке «The Animals». «Для меня это также первый диск, начиная с выпуска которого группа перестала быть единым организмом. Вот тогда-то Роджер и решил прибрать все к рукам. На альбоме есть немного музыки, которая мне нравится, но это — не самый мой любимый альбом ФЛОЙД».

Процесс создания «The Animals» был отмечен такими же творческими разногласиями, которые поставили группу в тупик во время работы над «Wish You Were Here». To, что на завершение альбома ушло десять месяцев, — результат борьбы с целью подогнать свои обычные стандарты звучания группы к возможностям в какой-то степени самопальной студии.

В аллегорическом цикле песен Уотерса, в чем-то близком к классическому произведению Джорджа Оруэлла (George Orwell) «Скотский хутор» («Animal Farm»), люди подразделяются на три категории, каждой из которых соответствует название одной из центральных пьес альбома. Свиньи — лицемерные и склонные к тирании моралисты, вызывающие чувство жалости. Собаки — беспощадные прагматики, изо всех сил рвущиеся к кормушке. Овцы — глупое и не задающее вопросов стадо (может быть, именно так Роджер воспринимал аудиторию ПИНК ФЛОЙД?), бестолковые мечтатели, чье единственное назначение в жизни — быть оскорбленными и использованными собаками и свиньями. Все это весьма далеко ушло от причудливой фауны любимой барреттовской «Wind In The Willows» («Ветер в ивах»), хотя, возможно и не очень далеко от постфлойдовской композиции Сида «Rats» («Крысы»).

Но, в отличие от вышедших ранее «Алмазных псов» («Diamond Dogs») Дэвида Боуи, написанных под впечатлением от оруэлловского романа «1984», анималистическая трилогия ПИНК ФЛОЙД не являлась дословной адаптацией книги английского писателя. Хотя бы уже потому, что для Оруэлла моделью послужил Советский Союз, в то время как мишенью Роджера стала уничтожающая конкурентов капиталистическая система того общества, в котором жил он сам. И тогда, когда скотский хутор в итоге попал под абсолютное правление свиней, кульминационный момент сочинения ФЛОЙД — восстание осмелившихся на месть овец, очнувшихся, наконец, от своего благодушного оцепенения (может быть, они стали слушать новые песни Уотерса вместо «Ummagumma»).

Нельзя сказать, чтобы Роджер освобождался от человеконенавистнического подхода. В нежной двухчастной акустической исповеди в духе «If» — композиции «Летающие свиньи» («Pigs On The Wing»), которая открывает и завершает альбом и без которой, как он выразился, «Animals» были бы всего лишь «чем-то вроде яростного ВОПЛЯ», — Уотерс признается, что он тоже в чем-то «собака». Он также признался — в первый и фактически единственный раз в качестве автора песен ФЛОЙД, — что был влюблен: Роджер нашел долговременную замену своей Рыжеволосой Джуди в лице Кэролайн Кристи (Carolyne Christie) — племянницы маркиза шотландского графства Шетланд, в жилах которой текла голубая кровь аристократов (вниманию коллекционеров: в модном тогда восьмидорожечном формате две части «Pigs On The Wing» объединены единственным в своем роде гитарным соло, которое больше нигде не услышишь).

Ни одна из карикатур на животных Уотерса не представлена хотя бы в мало-мальски приятном виде — слушатель, желающий пообщаться с положительными героями, посылается куда угодно, но в другую сторону. «Pigs (Three Different Ones)» источает свою могучую энергию благодаря полнейшему необузданному презрению. В композиции автор особенно «проезжается» по адресу Мэри Уайтхаус (Mary Whitehouse) — самозванной защитницы чистоты нравов британской поп-музыки. Контрапунктирующее тяжелое дыхание подразумевает скрытый похотливый интерес к «разврату», который она так громогласно осуждает — и которого так отчаянно боится. «Вся она — поджатые губы и холодные ступни» («All tight lips and cold feet»). Эта беспощадная моралистка, по некоторым сведениям, осуждала ПИНК ФЛОЙД аж в 1967 году за их связи с любителями приема ЛСД. На музыку, сочиненную Дэвидом Гилмором («не самую мою любимую», — говорит он сегодня), в «Dogs» создается портрет бесспорно материалистичного, стремящегося к успеху любой ценой, персонажа — «яппи» следующего десятилетия:

Очень эффектный литературный прием использования в начале каждой новой неримфованной строчки слова who — «те, кто» — вошел в моду после выхода в свет известной поэмы Аллена Гинзберга «Вопль» — «Howl». Судьба «пса» — умереть в одиночестве от рака, будучи сраженным грузом собственного непомерного самомнения. Дейв запевает: «Так иди же благополучно ко дну» («So have a good drown»). Вслед за этим радостным советом слово «stone» («камень») отдается повторяющимся электронным эхом до тех пор, пока искажение не превращает его в вопль первобытной слизи. Сопутствующий звук лающих собак для большего эффекта пропущен через «Вокодер» и постепенно приобретает все более музыкальное и даже «человеческое» звучание.

Сходный зловещий фрагмент есть и в «Sheep» — там, где речь идет о Семи заповедях Скотской фермы (включая знаменитую «Все животные равны, но некоторые из них еще равнее, чем остальные» — «All animals are equal, but some are more equal than the others»). У Уотерса эта монотонность овец выливается в пародию на Двадцать третий псалом, вновь пропущенную через «Вокодер»: «Господь, мой пастырь… С помощью сверкающих ножей Он освобождает мою душу» («The Lord is my shepherd… With bright knives he releaseth my soul»). «Sheep, — хвалится Гилмор (который приписывает себе все заслуги в успешном музыкальном решении композиции), — всегда была чрезвычайно забавной».

Весьма соблазнительно посчитать резкое недовольство «Animals» и социальную направленность пластинки (как и относительно скудные аранжировки, малобюджетность записи, «заводную» музыку и неистовые аккорды в кульминационной точке «Sheep») — ответом ПИНК ФЛОЙД на восстание панк-рока… Можно было бы поддаться, конечно, такому порыву, если бы «Dogs» и «Sheep» не состояли, в основе своей, из затасканных концертных номеров 1974 года — «Gotta Be Crazy» и «Raving And Drooling». Группа уже была занята их переработкой в «Britannia Row» одновременно с сочинением новой вещи «Pigs», когда Уотерсу пришла в голову мысль о собачьем и овечьем подтекстах ранних текстов, и — бац! — получился фундамент еще одного концептуального альбома.