Думаю, существовали некоторые необычайно ясные моменты, как это было в потрясающем американском турне, о котором мы будем вспоминать всю жизнь. Сид, расстраивающий свою гитару на протяжении всей композиции, ударяющий по струнам и опять расстраивающий инструмент, что очень современно (смех), но группе-то практически невозможно ему подыграть! Во время других выступлений он — так или иначе — прекращал играть, но оставался стоять на сцене, заставляя нас выкручиваться из ситуации изо всех сил. В таких случаях думаешь: «Нам позарез нужен кто-нибудь еще или, по крайней мере, пусть хоть кто-нибудь поможет!».
«В то время, — говорит Уинн Уилсон, — нас не покидало ощущение, что он вот-вот «соскочит». Я был очень близок к Сиду, и в определенной степени чувствую за него личную ответственность . Иногда ситуация складывалась, прямо скажем, мало приятная».
«На Сида было страшно смотреть — и страшно находиться рядом. Ты говоришь что-то, так, как обычно общаешься с другими, а в ответ получаешь пустой, абсолютно параноидальный взгляд». «Такая мрачная картина усугублялась новой, совершенно дурацкой, прической Сида.«Мы все отправились к «Видал Сассун» (Vidal Sassoon) и сделали перманент, — вспоминает Уинн Уилсон. — Сид был совсем плох. На нем была цветастая рубашка с обшитым тесьмой воротником и широкими рукавами, которая, если бы все было в порядке, выглядела забавной. Но в сочетании с его напряженностью и паранойей эта одежда производила отвратительное впечатление». Capitol тем временем продолжала расточать щедроты. Покатав ФЛОЙД по Беверли-хиллз, чтобы они поглазели на дома звезд, представитель фирмы торжественно провозгласил: «Да, вот мы и в самом центре всего этого — Голливуд и Вайн!». При этих словах Барретт моментально вышел из транса и воскликнул: «Как здорово оказаться в Лас-Вегасе!».
Другим желанным гостем в Лос-Анджелесе был Элис Купер, пригласивший Сида и остальных отобедать вместе с его группой. Таким образом, рокеры, являющие собой некий суррогат-заменитель психоделии, получили прекрасную возможность встретиться лицом к лицу с настоящими представителями этого направления. Гитарист Купера Глен Бакстон (Glen Buxton) ушел с обеда, будучи твердо уверенным, что «Сид определенно явился с Марса». Хотя Барретт едва ли произнес пару слов за весь вечер, Бакстон не считает, что он был уж таким стопроцентно некоммуникабельным. «Ни с того ни с сего я взял сигару и передал ему, — вспоминает он, — а он кивнул головой, как бы говоря: «Да, спасибо…». Очень странно. Произошел как бы сеанс телепатической связи, настоящий сеанс! Совершенно неожиданно оказываешься вовлеченным в какое-нибудь действие. Например, передаешь сахар или что-то еще и думаешь: «Черт возьми! Я не слышал, чтобы кто-нибудь что-то сказал». Первый раз в жизни я встретил человека, который свободно владел таким даром. А этот парнишка «выпадал» и возвращался постоянно».
Теледебаты в Tinseltown с Пэтом Буном (Pat Boone) 5 ноября и Диком Кларком (Dick Clark) 6-го соответственно должны были стать самым примечательным событием турне. Но они закончились полным провалом. В ответ на дурацкие вопросы Буна Сид хранил молчание, глядя в лицо ведущему пустым, немигающим взглядом, как зомби. Когда же пришло время пропеть (надо думать, под фонограмму) «See Emily Play» в передаче «American Bandstand», он, вообще, не разжимал губ — образно говоря, «на устах его лежала печать». В самый разгар наслоения столь ужасных эпизодов Эндрю Кинг решает сказать «стоп!» столь убыточному развлечению: отправить компанию следующим самолетом домой — по хатам! — вынудив телешоу «Beach Party» подыскать замену. Кроме того , 12 ноября ФЛОЙД должны были выступить в нью-йоркском клубе Cheetah. Однако обстоятельства складывались так, что и Нью-Йорку, называемому на слэнге «Большим яблоком», приходилось ждать лучших флойдовских времен. Во время незапланированного недельного отпуска неожиданно обнаружилось, что почти у всех (после того, что они натворили) есть неотложные дела в Лондоне. «Они вернулись из Штатов с гонореей, — вспоминает одна из подружек. — Они с остервенением подставляли свои мягкие места под уколы».
Если бы все шло по плану, после Нью-Йорка группа выступала бы в Голландии, в Роттердаме, а потом начала бы еще одно изматывающее турне по Великобритании. В подобном беличьем колесе вертелись тогда жаждущие славы поп-звезды: «Добро пожаловать, сынок, добро пожаловать… в Машину!». К такой гонке Барретт оказался совершенно неприспособлен и с психологической, и с творческой точек зрения. Теперь, когда машина шоу-бизнеса была запущена полным ходом, ее едва ли можно было остановить, сбавить ход или попридержать. Нужно было платить по бесконечным счетам, которые набегали из-за многомерных шоу ФЛОЙД. Музпечать жаждала интервью, фэнзины требовали фотографий, а фирмы грамзаписи бредили новым синглом. И остальные флойдовцы не собирались расставаться со своим шансом стать звездами только из-за того, что здоровье Сида было ни к черту. The show must go on… Шоу должно продолжаться.
ФЛОЙД сразу же отправились в путь как разогревающий состав у THE JIMI HENDRIX EXPERIENCE, в старомодном «сборном турне» а-ля 50-е годы, где выступали семь команд, игравших по два раза за вечер, и каждый раз — в другом городе. Однако исполняемая музыка представляла собой бескомпромиссный прогрессивный рок образца 1967 года. Премьера шоу 14 ноября в лондонском Ройял Альберт-холле даже получила название в лучших традициях андеграунда — «Алхимическая свадьба» («The Alchemical Wedding»).
Именно на этом концерте Питер Уинн Уилсон применил ультрановый эффект, позволявший мгновенно менять цвет. «Я разгонял две установки на полную скорость, затем убавлял освещение и получал неверно мерцающий белый свет. Но когда я потом сбавлял скорость, от любого быстрого движения музыкантов на сцене получались радужные тени. Первое, что вы видели, — как расцвечивались руки Ника, потому что он двигался быстрее остальных. А затем спадала скорость — и радуги расширялись до тех пор, пока вся площадка не начинала пульсировать лучами. Но нельзя было понять, какого именно цвета были лучи, потому что все менялось так быстро».
«Это был потрясающий эффект. Он обладал всеми свойствами вводящего в транс стробоскопа, но без резких вспышек, из-за которых возникают неприятные ощущения. Я редко использовал стробоскопы в шоу ФЛОЙД, поскольку они, с моей точки зрения, по своему воздействию были чересчур агрессивны для той музыки, в которой мы купались». Уинн Уилсон мог радоваться тому, что только один фэн «откинулся» из-за придуманного им эффекта — «неплохой результат по сравнению с массовой дурнотой, которая охватывала при включении стробоскопов зрителей-торчков и превращалась в настоящую эпидемию.
В Ройял Альберт-холле насыщенное световыми эскападами шоу и чувство чего-то грандиозного, переживаемое зрителями, позволили ФЛОЙД спокойно прокатить свое короткое выступление третьими по счету. Старания Барретта поучаствовать в шоу были весьма похвальны, хотя и не очень ощутимы, и являлись всего лишь короткой ремиссией болезни.
Помимо жесткого расписания, турне в одной связке с Хендриксом включало все те приемы шоу-бизнеса, против которых возражал Сид. И это неминуемо обострило отношения в группе. Выступавший хедлайнером Хендрикс на каждом концерте работал по 40 минут, THE MOVE — 30, а ФЛОЙД должны были вывернуться наизнанку и показать, что ОНИ за штучки такие, — всего за 17 минут. С точки зрения Уотерса и Мейсона, это вынуждало группу исполнять набор проверенных хитов, подаваемых в усеченной и удобоваримой форме.
Для Барретта же музыка служила актом спонтанного самовозгорания, и какое-либо повторение было лишним. Когда он воспротивился попытке своих коллег прибавить чуточку профессионализма, они, в свою очередь, с еще большей нетерпимостью стали относиться к его выходкам. «Похоже, они не отдавали себе отчета в том, что Сид был в состоянии глубочайшего психоза, — говорит Сюзи Уинн Уилсон, — они этого не чувствовали. Барретт же был сверхчувствителен к окружающей его обстановке. Он не мог даже войти в комнату, если там чувствовалось хоть малейшее напряжение или раздражение».
