Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Какие бы причины ни побудили Сида поступить таким образом, между ним и, по меньшей мере, двумя музыкантами группы появились первые признаки разлада. По словам одного близкого к ним человека, «Роджер всегда был ревностно амбициозен. Остальным пришлась по душе мысль стать поп-звездами, но Роджер постоянно пытался вовлечь ансамбль во всякие ситуации, влекущие за собой коммерческую выгоду, — и в плане общения с прессой, и в режиссуре концерта, и в сочинительстве. Ник Мейсон был на его стороне».

«Рик был гораздо менее амбициозной личностью, сначала мыслившей так же, как и Сид. Они много играли вместе, много вместе работали. По существу, они оба были курильщиками, а Роджер и Ник — выпивохами. Между ними начался раскол. Но Рик в итоге переметнулся в лагерь более сильных людей в группе».

В свою очередь, Питер Дженнер, несмотря на свои собственные трения с Уотерсом, чувствовал, что все действия басиста диктовались непреодолимым желанием «организовать все как можно лучше и сделать этот целый организм более управляемым». Он, по крайней мере, вспоминает Мейсона как «флойдовца, способного общаться с любым человеком. Ему, единственному из группы, не нужно было ничего доказывать. Он заслуживает огромного уважения за то, что на протяжении всего этого времени не позволил группе развалиться».

Джун Болан считает, что в определенной степени трения между членами ФЛОЙД возникли из-за Барретта, харизматического певца и сочинителя, на которого всегда обращали больше внимания, чем на других. «Так происходит всегда — певца группы всегда чаще фотографируют. Он, вообще, был самым фотогеничным. Сид был как бы движущей силой группы, и вполне естественно, что в первую очередь люди хотели видеть именно его».

«Думаю, существует определенный показатель славы. Это может быть всего лишь один диск, вроде «See Emily Play» и вашей первой «Top Of The Pops», но потом все меняется, — говорит Джун. — Раньше они были четырьмя выросшими вместе или учившимися в одном и том же колледже людьми. А потом образовалось два лагеря: вы — курильщики и «торчки», а мы — выпивохи. «Выпивохи» ни в своем поведении, ни в способах общения в крайности не впадали. «Косякам», «кислоте» и бог знает чему еще они предпочитали выпивку. Мало-помалу в отношениях между ними образовывалась трещина».

Что касается творческих разногласий, то тут Джун винит ЛСД: «Чем больше «кислоты» кто-то принимает, тем великолепнее звучит в его голове музыка, но для сторонних наблюдателей это — чушь собачья. Те, кто не принимает ту же дурь, что и ты, не слышат того, что звучит у тебя в голове. Вот тут-то и находится яблоко раздора, потому что как единое целое этот механизм группы уже не срабатывает. Именно тогда все остальные начали самоутверждаться и отстаивать свои музыкальные права. Ричард высказывал соображения, как должны звучать клавишные, Роджер все воспринимал с энтузиазмом, а Ник — самая незначительная из всех фигура — по крайней мере, не маячил перед глазами!».

Питер Уинн Уилсон повествует о развитии тех событий несколько по-иному: «Всегда существовало огромное давление на Сида со стороны Роджера и Ника. Они пытались заставить его согласиться с их видением того, что должна делать поп-группа: необходимо, мол, включать последний сингл в концертную программу, равно как и отдельные композиции с пластинки. Такой подход совершенно не соответствовал планам Сида. Он очень хотел развиваться, совершенствовать музыку, пробовать новое, поскольку попал в струю аналогично думающих альтруистов того времени. Но Ник и Роджер уловили момент появления отличной возможности добиться серьезного коммерческого успеха группы».

«Они оказывали давление и на меня. Роджер часто жаловался, что его освещают прожектором совсем не так, как подобает освещать звезду. Я специально не подсвечивал кое-кого из них как «звезд рока», потому что я задумывал световое оформление, которое бы подчеркивало музыку, а не выделяло кого-то из ансамбля».

«Турне ФЛОЙД, — говорит Сюзи Уинн Уилсон, — были сумасшедшими, там царил дух конкуренции, музыканты покрикивали друг на друга. У Роджера была очень тяжелая манера игры, как будто в этой концертной гонке кто-нибудь обязательно должен был быть победителем. Жизненные установки у них тоже разнились, вместе они жили только потому, что гастролировали вместе. Даже в еде у них были разные пристрастия. Сид, Пит и я были вегетарианцами и выкуривали значительное количество «травки», а остальные предпочитали пиво и сочные бифштексы. Мы находились в совершенно разных пространствах, далеко друг от друга».

Когда поведение Сида на гастролях стало более сумасбродным, остальные «флойдовцы» в отместку стали издеваться над ним. Во время одного «путешествия» они заставили его купить в придорожной закусочной вместо одного бутерброда целых двенадцать. Один за другим Барретт заталкивал их в рот, не замечая следов начинки из смятых сэндвичей на лице и руках, в то время как его коллеги со злостью подначивали Сида. Странно, что его не вырвало.

Джун Болан подтверждает, что «Сид потерял хватку, в том смысле что настроение у него постоянно менялось, а они относились к нему не по-доброму. Когда он вел себя как полный идиот, они усаживали его в автомобиль и отправлялись в длинные автомобильные прогулки, в одной машине, и некуда было скрыться, потому что потом надо ехать на концерт».

«Возможно, если бы в то время, в начале его нервного срыва, они отнеслись бы к Сиду с пониманием, то такого крушения могло бы и не произойти. Но теперь можно высказывать лишь предположения. Это все равно произошло бы, может быть, не с такими последствиями, но, как мне кажется, по отношению к Сиду парни вели себя гораздо хуже, чем следовало бы».

29 июля, точно три месяца спустя после эйфории Technicolor Dream, ПИНК ФЛОЙД выступили на втором мероприятии в Alexandra Palace. Название их группы в афишах стояло вторым после Эрика Бердона (Eric Burdon), окутанного тайной сан-францисских ночей, и нового состава его психоделической группы ANIMALS. Триумфального возвращения из этого Международного Love-In'a, как надеялись Питер Дженнер и Эндрю Кинг, не получилось. «Особенный интерес, — писал Кит Олтем (Keith Altham) из «NME», — вызывала непосредственно сама публика в возрасте от 17 до 25… с раскрашенными в синий, желтый или зеленый цвета лицами — краски были размыты лившим с небес безумным дождем. Одни были в цветастых сюртуках, другие — в свободных одеждах, с яркими шарфами. Кто-то позвякивал бусами на шее и разбрасывал гвоздики».

Когда пришел черед ФЛОЙД, вспоминает Джун Болан, Барретта нигде не было видно. В конце концов она обнаружила его в гримерной — «впавшего в слабоумие, сидевшего в полной отключке, буквально окаменевшего…». Джун попыталась встряхнуть его, пока остальные переодевались перед выходом на сцену (для самого Барретта необходимость в переодевании отпала — он и так был одет в ярко-преяркие красные одежды). «Сид! — закричала она. — Это — я, Джун! Посмотри на меня!». Взгляд его был по-прежнему пуст и безразличен.

Тем временем аудитория накалялась и дымилась от нетерпения. Режиссер колотился в дверь, завывая: «Пора! Пора на сцену!». «А мы пытались привести Сида в чувство, — продолжает рассказывать Джун, — заставить его собраться, чтобы он мог играть. Он был не в силах говорить, находился в полной прострации. Роджер и я вывели его на сцену, по пути повесили ему на шею гитару и поставили его перед микрофоном».

«Вот когда следует отдать должное Роджеру за то, что он сделал: он на самом деле сумел заставить двух остальных музыкантов собраться, и они кое-как отыграли свой сет. Питер и Эндрю были на грани безумия — рвали на себе волосы».

Менеджеры вздохнули было с облегчением, когда Сид взялся за свой белый «Стратокастер», но праздник их был недолог: по словам Джун, он брал длинные диссонирующие ноты, не имевшие никакого отношения к тому, что исполняли остальные. По большей части, Барретт «просто стоял на сцене со съехавшей крышей».

29
{"b":"139522","o":1}