* * * «Руководство для свежеумерших». Обложка в семь цветов и недорого. Все же я не купил. К чему опережать события? И может, пожалуй, устареть. Ведь в наши дни так быстро все меняется. К тому же я, может быть, бессмертен. Так зачем выбрасывать на ветер деньги? * * * – Кого здесь нет, прошу поднять руку! Я не поднял. Меня не было, но Было лень поднимать. Пусть вместо меня Обе руки поднимет Мой читатель, которого тоже, К моему сожалению, нет. * * * По небу ходят андрогины – Невеста то же, что жених. Оттенок сизо-голубиный Просвечивает в плоти их. Две голубые половины — Под стать сиамским близнецам. Но двуединой сердцевины Я не пойму, приятель, сам. Библейские женомужчины Гермафродиты? Да и нет. Нам не понять такой картины: Закат и вместе с тем рассвет. Эдема странный обитатель Раздвоен, да, но двуедин. И только вы, мой друг читатель, Наполовину андрогин. * * * Дал объявление, что обменяю Свой возраст — восемьдесят — на семнадцать. Вы думаете, кто-нибудь ответил? (Был светлый вечер, легкокрылый ветер.) Так не хотите, мальчики, меняться? Вот молодые: злые эгоисты! Ну, к черту! Я раздумал: отменяю. Играйте туш, небесные горнисты! Мы грешники: нам помирать опасно… Иосифа Прекрасного напрасно Мафусаил молил: «Ну поменяйся!» Иосиф отвечал: «Иди ты, знаешь», — И пояснял, куда (не усмехайся!). А впрочем, я напрасно обижаюсь. Ну, нет так нет. Насильно мил не будешь. Какая тут обида? Только жалость. Они не ангелы. Не боги. Люди ж. (Сквозь темный дождь к могиле приближаюсь.) * * * Я сочинил премиленькую пьеску О том, что кошка вышла за кита. Не за кота. В ней было много блеску, Но я забыл… Не помню ни черта. Во что сыграем? В бридж или в железку? Какая ночь по небу разлита! Я в карты проиграл на днях невестку, Точней — невесту. Девушка — мечта! Что мне добавить к этому гротеску? Что рыба-кит длиннее от хвоста? Увы, убили душку Чаушеску, Бай-бай навек, земная суета. Я получил судебную повестку. Как ночь прозрачна, улица пуста! Кит проглотил Иону. Но в отместку Пророк Иона — проглотил кита. * * * Кролики и крамбамбули каламбурят по-каракалпакски, Каролинги вместо Килиманджаро говорят Кракатау, Ихтиозавры и психиатры говорят кра-кра или мяу. А в Папуасии мамуас женился на таксе Максе, Морскую свинку Селинку в Египте случили с Сфинксом, И у них родилась пирамида между Марсом, Марксом и Минском. КАРТИНА В БОСТОНСКОМ МУЗЕЕ Фламандская школа, пятнадцатый век И будет разорван сейчас человек. Его четвертуют четыре коня. О мученик светлый, молись за меня! Он будет разорван, святой Ипполит, А сердце мое за него не болит. За веру Христову его разорвут, И поднят над крупом извилистый кнут. И всадники в алых камзолах взлетят Сейчас (а святые бесстрастно глядят) Сквозь розы, репейник, сквозь чертополох Туда, в облака, где невидимый Бог. И дико ярятся четыре коня, Но слишком их много, коней, для меня. Ведь русский поэт, эмигрантский поэт, Разорван лишь надвое. Кони, привет! * * * Задумывался, да, но не додумался Ни до чего. Ну и прекрасно. Божественного замысла и умысла Нам не постичь. «Не плачь напрасно». Напрасно мудрые ломали головы Философы и богословы. Боюсь, что понимали очень мало вы В предначертаньях Иеговы. А мы ходили по грибы, по ягоды И белку легкую ловили, И серебристых рыбок в светлой заводи Или в зеленом, темном иле. На свадьбе пьянствовали и горланили, Как будто в Кане Галилейской, И подплывали к неизвестной гавани Под вечный шум воды летейской. ПАМЯТИ ЮРИЯ ИВАСКА В Печорах, где природа не нарядна, Есть церковь малая Николы Ратна. Кубическая, белая, простая, Она поет, из праха вырастая. Никола Ратный, храбрый Божий ратник Нас осенял хоругвью в Светлый Праздник. Святил священник куличи и пасхи. Я там узнал о Юрии Иваске. У белой звонницы Николы Ратна Мы повстречались в тишине закатной. Игрок «Играющего человека», Он стал мне другом. Другом на полвека. Музеи, церкви, города и веси Мы повидали, восхищаясь вместе. На Мексику, на Рим, на древний камень Он отзывался страстными стихами. А в старости была ему услада: Увидеть блеск державный Петрограда. И он смотрел, взволнованный, влюбленный, На Стрелку, на Ростральные колонны. И легкую гармонию Растрелли Он понял, как другие не умели. Пускай сиянье питерского солнца Сойдет в раю на русского эстонца. Пускай в раю сияет незакатно Ему любимый храм Николы Ратна. |