Даже в полночь – будничный мир,

Скребется не призрак, а мышь.

И в саду кружит не вампир,

А летучая мышь.

— Тоже мышь.

Только мышь.

И печален будничный мир.

Снова дождь и лай или плач.

И вода за стенкой шумит

С хриплым всхлипом, как плач.

— Тоже плач.

Только плач.

Может быть, мировая скорбь

Не тоска, не скука, не боль

И не грустный Богу укор,

А зубная лишь боль.

— Тоже боль.

Только боль.

Ветер, сияя, качает

лепестки сверкающей зыби

и улетает.

Облака стоят над рекою,

Неверные вехи

летучей жизни.

Пусть остаются

прозрачно-пустые обрывки

от светлой жизни.

Или, пожалуй,

пусть себе тонут

лепестки мгновений,

качаясь над водоворотом.

Пусть они станут,

как беглая смутная стайка

мелкой рыбешки

в тускло-осенней утренней зыби

северной речки.

Работал бедный и устал.

Засни, засни скорее!

Ты выиграешь капитал

В небесной лотерее.

Он спит и шепчет: о, о, о! –

Как новый житель рая.

Гуськом большие буквы О

К нему бегут, сияя.

И вот становится светлей

В молчанье тусклой ночи:

Идет процессия нулей

Цепочкой, длинной очень.

Их увлекает за собой

Большая единица.

Тот чек небесно-голубой

Соседу тоже снится.

Ну а ночью-пандемониум:

Завывают: улюлю!

И лежу – святым Антонием:

Искушения терплю.

Многокрылое чудовище

Прогнусило: – Согреши! —

Полукрысы-полуовощи,

Полуптицы-полувши.

Скачет, пляшет ведьма рыжая,

И козел-хамелеон

Звезды слизывает, прыгая,

И чернеет небосклон.

Жаба-мышь по телу катится,

Омерзительный гибрид,

И мокрица-каракатица

Душу бедную чернит.

Погнались, шипя и квакая…

Но по струям дождевым,

Как по лестнице Иакова,

Подымусь, мерцая ласково,

В горний Иерусалим!

Морской огромной черепахе,

Живущей дольше человека,

Под туристические ахи

Завидовал полукалека.

Плыла — крылато и могуче –

Орлиная и костяная.

Жестоко-жесткий лик, колючий,

Был древен, резок, страшен – знаю.

А бабочка, колеблясь нежно,

Желто-оранжевой игрушкой

Легко летала, однодневка,

Над долгожительницей грузной.

Увы, тускнело на востоке.

Ну, бабочка? Не знаешь, верно,

Что кто-то жизненные сроки

Распределил неравномерно?

Но, в общем, глядя – в смутном страхе –

На тень, скользившую без шума,

Я думал не о черепахе,

И не о бабочке я думал.

Сегодня я сразу узнал

тот ветер вечерний, весенний, —

тот ветер начала апреля тридцатого года.

Он снова вернулся на землю

с какой-то планеты,

которой не видно отсюда.

А прошлой зимой

как-то вечером вдруг я узнал

тот ветер конца февраля тридцать

первого года —

почти уж полвека назад!

Свидетель далекого счастья,

Свидетель свидания с ней!

Ну да, возвращается ветер

на круги своя. Только вечер —

вот вечер сегодня другой.

Наплывает черный парус,

Навевает холодок,

Зарывает глупый страус

В страхе голову в песок.

Тоненько песок струится

Сквозь песочные часы,

Падают его крупицы

На дрожащие весы.

Я любитель долголетья,

Оттого моя тоска,

Что останется на свете

Просто горсточка песка,

Что навеет черный парус

Нежитейский холодок,

Что зароют, глупый страус,

Наши головы в песок.

Эй, постойте, дайте срок!

Не печалься, милый страус:

Я наперекор судьбе

Жить подольше постараюсь —

И советую тебе.

Плыл лунатик в лунном свете,

Словно в золотой карете,

Превращал подлунный мир

В пасторальный Монплезир!

Нам с Фортуною милейшей,

С маленькой жеманной гейшей,

Гейшей стиля рококо,

Танцевать весьма легко!

Думать ни о чем не надо,

Легкая арлекинада —

Пируэты, антраша,

Реет юбочка, шурша!

Стрекозой, не муравьем

Мы росинку с неба пьем.

Больше никаких мучений:

Сдул пушинку светлый гений.

Ни финансовых забот:

Золотой фонтанчик бьет!

Спросят: «Вам не надоело?»

Надоело, надоело!

«Лето целое пропела!»

Но — сие не ваше дело!