III * * * Но выше нежного сияния Колышется трава забвения, Туманно-бледное растение. И расстилается молчание, И превращаемся и день и я В рассеянные привидения. Из декораций мироздания Лишь лиловатые да синие Остались (опустелой скинией). И над развалинами скинии Холодная трава забвения, Холодная река забвения. * * * Да, недужится, неможется, В сердце прыгнула игла. Смерть – оскаленная рожица – Выглянула из угла. Не поможет потогонное… Что ж ты смотришь наяву? Уплываю в Патагонию, В Похоронию, Харонию, В Погребалию плыву. Аспирины аспиринные… Обессилел… Кошка, брысь! Палестины апельсинные… Обессилы Абиссинии… «Подставляй-ка губы синие, Ближе к молодцу садись». * * * Ну что – отмучился? «Залогом примиренья» Белеет роза на груди. Ну, если не обман блаженные селенья, То – Царство Света впереди. Но свет, пожалуй, был на будущей могиле, И воздух, как жасмин, расцвёл, Когда тебя, дружок, – ты помнишь? – положили На операционный стол. А в тот, нездешний мир ты, значит, под наркозом… И что же – Бог, блаженство, свет? К огромным, ангельским, крылатым, райским розам .. Так как же – неужели нет, Всё глупости (эх, хоть бы сон блаженный!), Лишь роза на груди, где шов, Недолговечной, да, земной, земной заменой Небесных вечных лепестков? * * * Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? И жало смерти, и победа ада. За два тысячелетия – не лучше. Без перемен… Ну, помечтаем лучше О лоне Авраамовом… (Прохлада, И Страшный Суд прошел благополучно.) Да, если бы… Пустые разговоры? Висит луна, как яблоко раздора, Познания добра и зла, греховный И мертвый плод. Так вот – когда? Не скоро?.. Долина горя, темный лес огромный. Прощение, спасение… Темница Не навсегда? «В начале было Слово». Да, хорошо бы. (Небо так сурово.) А впрочем, подождём. Как говорится, До скорого! Вернее, до Второго Пришествия… * * * Да, неудачи, и ночь, и так далее. (Струны давно отзвуча… отзвучали… и.) Что ж, начихать, наплевать. Да, не умел, проиграли баталию. Чёрный прибой, наплывай! (Навзничь, на нож – невзначай…) Вечность, ну-ка, встречай! Нету печали и Нет воздыхания Там, у чертей, в развесёлой компании. «Само-убийство»… Да нет, разумеется. Попросту – в жизни пришлось разувериться. Дело в тюрьме и суме, В глупой земной кутерьме. Кто ты? Овечка? Ме-ме. Слабый: не стерпится. Гордый: не слюбится. Жить не умел, так умей Ангела – нет, не Хранителя – слушаться, Смутного лика во тьме. * * * Сергею Маковскому А я повидал бы жемчужно-блаженное царство, Алмазный оазис в лазурном дыханье фонтана, Сапфирную розу в тени голубого анчара. Змеиную тень у гробницы Омара Хайяма, Кристалл изумруда на мёртвой руке богдыхана, Пятно скарабея на мёртвой руке фараона. Колючую тень скорпиона над мальчиком сонным И лунный дворец над огромным скалистым обрывом, И тёмную змейку на тёмной груди Клеопатры. IV
* * * Мне даже думать об этом странно, Но если все-таки («вот-вот!») Моя рассеянная осанна Меня от гибели спасёт, – То в неземном Иерусалиме Взгляну туда – сквозь Божий гром, – Где был (любимый? – Ну да, любимый) Испепелённый Новый Содом. И успокоясь и улыбаясь, Гуляя в ангельском краю, Далёкий пепел посозерцаю И нежную песенку спою. * * * Всё темней тишина, это сон океаном синеет. Авраам, Авраам! Это Ной, это Ной и потоп… Над разбитым ковчегом… И волны — темнее, сильнее. Нет, какой Арарат, это айсберг, и кто там спасёт… Скоро воздух взорвётся — и станет светлее зари. Я не знаю, успеет воздушный ковчег прилуниться? Вавилон, Вавилон, это башня упала, смотри, И, на камнях белея, в крови умирает блудница. Мне на миг показалось… Да нет, почему Азраил, Только мутные тучи и ночь, никаких Азраилов… Только ветер, пророк бородатый, я знал, я забыл. Он ночами стучался, но ты не пошла, не впустила. Хриплый голос, во сне… Ханаан, Ханаан, Ханаан… Мы вернёмся, вернёмся… Да нет, никогда не вернёмся. Обрывается дождь, осыпается дождь в океан. Видишь — Ангел Расплаты. Ну что же, иди — познакомься. |
