ПАСТОРАЛИ (1976) О, сколько жизни было тут, Невозвратимо пережитой! Федор Тютчев Сильнее, приятнее венузинца звоны, Но я твоим говорю языком счастливым. Антиох Кантемир * * * Говорила Муза: Многим ты Любовался: морем, розой, птицей. Красота… За нежные цветы Думаешь над бездной уцепиться? Не спасешься. Бездна — суждена. Но пока — из чувства и — искусства Приготовь-ка сладкого вина, От которого приятно-грустно. Ты узнал «на жизненном пути», Что бывают в мире диссонансы. Что ж? и диссонансы преврати В нежно-элегические стансы. Да, не без иронии порой, Звуками и красками играя, Утешай поэзией-игрой, Радужной сонатой полурая. О прекрасном, нежном — о любви, О весне — ведь не одни печали — Напиши нежнее, назови Книжку сладко-сладко: «Пасторали». * * * Все глазами взять хочу я Из темнеющего сада. Иннокентий Анненский Был южный сад. И птицы – самоцветы, Как фейерверк, как пышные ракеты, Почти затмив закаты и рассветы, Сияли. Я залюбовался пиром – Рубином, изумрудом и сапфиром, Живым, живым, но непонятным миром. И всё кричал пернатый царь – с восточной Гортанностью, — стоявший одиночкой, Лазурно-желтый, с черной оторочкой. А птичка розовато-голубая, Головкой утвердительно кивая, Твердила, что она — из Уругвая. Я отвечал: я тоже издалёка, Из края, где береза и сорока И снег лежит широко и глубоко; Но в край иной придется удалиться И надо поскорее насладиться Игрою красок, маленькая птица. * * * All I have is a voice. WynstanHugh Auden Все, что есть у меня – это голос. УистенХью Оден Может быть, навек запечатлеется Впечатление и настроение Вечера, когда снежок белеется; Передать бы тихое спокойствие: Кажется, и шевельнуться лень, и я Медленно слежу за тенью двойственной. Тихо так, что вечер вроде вечности. Но кусты, еще вчера осенние, В инее до самой тонкой веточки. Дождь прошел вчера, но эта лужица, На которой возникаю тенью я, Поутру обледенеет, сузится. В этом парке тихо удивительно. Статуя белеет привидением — Или, может, Ангелом-Хранителем? Сохрани меня. Далеким вечером Кто-то будет жить моим мгновением, В этих вот словах увековеченным. * * * … влечет мя на похваление и на плетение словес ЕпифанийПремудрый Голубоваты, чуть сиреневаты Большие комья царственных гортензий. Крылатый мальчик держит пышный вензель, И пестрый голубь – ангел Фра Беато. Забудем в полдень, птичий и пчелиный, О бедности, о смерти и болезнях, Смотря на праздник солнечный глициний, На пальцы рук богининых прелестных. И в яркой мгле пруда пылают рыбы, Как листья купины неопалимой. А там, в аллеях, розовые дымы, Как отсвет горнего Ерусалима. Да, милый друг, почти осанна в вышних! Почти простить, благословить готов В сиянье солнечных, могуче-пышных Июльских олеандровых садов. * * * Каждый листик надеется стать соловьем, И минуты хотят опадать лепестками. Персик, розовый персик — летать снегирем, Валуны — вдалеке проплывать облаками. Хочет елка быть Ладою древних князей, Ярославной в Путивле за мужа молиться, И хотелось бы маленькой детской слезе Стать жемчужиной дивной на шее царицы. Хочет вечер безлунный стать «Песней без слов», И цикады мечтают: они — Геспериды. О, волшебник Искусство! Лишь несколько слов И Плеядами станут земные акриды. И колючки на розе — лучами. О да! Посмотри: только несколько жестов артиста, И морская звезда — Голубая звезда, И медуза, как чайная роза, душиста. * * * Сердце сожмется – испуганный ежик – В жарких ладонях невидимых Божьих. Ниточка жизни – лесной паутинкой, Летней росинкой, слезинкой, потинкой. Листья в прожилках, как темные руки. Время грибное, начало разлуки. Лично известный и лесу, и Богу, Листик летит воробьем на дорогу. Вот и припал, как порой говорится, К лону родному, к родимой землице. Крыша, гнездо. И стоит, будто аист, Время твое, улететь собираясь. Скоро в ладонях невидимых Божьих Сердце сожмется — испуганный ежик. |
