Сады, цикады, цыгане,

Фонтан, цветами поросший.

Наградой поздней – сиянье

Над нашей житейской ношей.

Наградой – дыханье юга

(За наше с тобой терпенье),

Сиянье позднего чуда

В июльское воскресенье.

Здесь воздух тронут румянцем,

Почти неземная краска,

И тусклым диссонансом

Твоя угрюмость и астма

В душистой музыке света,

В огне, прилившем к лазури

(Почти в раю Магомета,

Среди розоватых гурий).

Лиловеют поганки,

Серебрится ракита,

В длинном столбике света

Золотятся пылинки.

Сок зеленой травинки

Вяжет горечью нёбо.

Золотисты оттенки

Там, где сине полнеба.

Оцарапал коленки

Чей-то мальчик горбатый:

Смугло рдеют кровинки

В тёплом столбике света.

И от южного ветра

Как бы в дымчатом блеске

Золотистые краски

Нежной Божьей палитры.

Увядает над миром огромная роза сиянья,

Осыпается небо закатными листьями в море,

И стоит мировая душа, вся душа мирозданья,

Одинокой сосной на холодном пустом косогоре.

Вот и ночь подплывает к пустынному берегу мира.

Ковылём и полынью колышется смутное небо.

О, закрой поскорее алмазной и синей порфирой

Этот дымный овраг, этот голый надломленный стебель!

Или – руки раскинь, как распятье, над темным обрывом.

Потемнели поля, ледяные, пустые скрижали.

Мировая душа, я ведь слышу, хоть ты молчалива:

Прижимается к сердцу огромное сердце печали.

Снегом, солнцем и сном.

Далеким именем счастья.

Той оснеженной сосной.

Лунным лесом во сне.

Далекой свежестью ветра.

Сладостным именем: лань.

Смутным сумраком сна.

Холодной мглой ледохода.

Мартовским именем: ночь.

Тусклым утром во сне.

Летучим именем чайки.

Розовым знаком зари.

Снопы фонтана –

как светлая райская пальма.

Остаток дыни

на влажном газетном листе

того же цвета,

как это вечернее небо.

Рабочий пьет пиво. Бутылка

цвета морской волны

Я вижу ясно:

плывут дельфины,

дельфины, тритоны

и нереиды.

… И звуки вырвались из плена партитуры,

Как чудо, как лучи в осенний вечер хмурый.

О, если стать дано и этой жизни тесной

Гармонией земной, симфонией небесной.

О, время нежное, когда не будет гнета,

Преобразятся вдруг забота и работа

И станут музыкой, свободой и покоем,

Как уголь – ладаном, как перегной – левкоем…

Так музыка, мечтательно звеня,

Своей мечтой тревожила меня.

Уже сливалась с ветром дальних Альп

Осанна, затихавшая в соборе,

Благословляла голубую даль,

Благодарила парус или море.

Был в роще шум, как бы невнятный гимн,

Был запах роз дыханьем благодати,

И дождь прошел, Мариин пилигрим,

IИ пили мы прозрачное фраскати.

И мы не осмотрели катакомб:

Здесь расцветал жасмин залогом рая

И птица пронеслась – не с червяком,

С масличной ветвью, вечность обещая.

Л что стихи? Обман? Благая весть?

Дыханье, дуновенье, вдохновенье.

Как легкий ладан, голубая смесь

Благоуханья и – благоговенья.

Перепела, коростели,

Две параллели – колеи

В пыли проселочной дороги.

А поле в небо перешло,

И там, за озером, село

И озаренные телеги,

Паром в сиянии зари,

Слепые и поводыри,

Солома светлая у риги.

И нежно озарен плетень,

Но дымчато втекает тень

В голубоватые овраги.

Да, вспоминай, воображай

Неяркий, тускловатый край,

Край Луги, Ладоги, Калуги.

Мне нужно вернуться

За скрипом колодца,

За криком детей у реки,

За плёсом в тумане,

За плеском у сходней,

За лесом у светлой реки,

За иволгой ранней,

За ивой прохладной,

За тихим дыханьем реки.